|
Знакомим вас с еще одним нашим кумиром. Его зовут Бофф Уэлли, и он играл в группе Chumbawamba с первого до последнего дня существования коллектива. Sadwave публикует отрывок из книги Боффа Footnote. Она драйвовая, ироничная и про панк. Как мы любим.
Книга Боффа Уэлли «Footnote» («Подстрочное примечание» или «Сноска») — это веселая и тонкая автобиографическая работа, в которой рассказывается о том, как находчивым и никому не известным парням из Лидса удалось обрести всемирную славу, ни на секунду не забыв, кто они, что они и зачем им это нужно. Возможно, в этом плане Chumbawamba удалось достичь больших успехов, чем любой другой панк-группе на планете (если, конечно, не считать U2 панк-группой). Сноски – один из главных художественных приемов этой книги, так что не удивляйтесь их обилию.
Перевод: Настя Кельт, Максим Подпольщик Глава первая Серьезно, чувааааак. Было время (и я помню это время), когда посетители паба, что около нашего дома, хором пели песни. Это происходило не только в нашем пабе, но и в пабах по всей стране, люди пели каждые выходные. Ближе к закрытию один запевал, и вскоре слова его песни подхватывал весь паб. Пели без аккомпанемента, все эти дядюшки и тетушки, сжимавшие в руках последние за вечер пинты. Свадьбы, отмечание совершеннолетия, дни рождения, помолвка Кузена Джона с Брендой…. в «Митр Паблик Хаусе», что за углом от станции Бернлей Беррекс, по голосу дядюшки Гари Воттервортса можно было сверять часы. Он торжественно выводил первые строчки «Последнего Вальса» или песни «Любая улица на твоем пути — это улица Коронации». И я хихикал, покачивая своей ассиметричной челкой, удивляясь, как так выходит, что все знают слова и без подсказки понимают, когда нужно вступить. 1998 год. Chumbawamba выступают на «Брит Эвордс», церемонии, где представители шоу-бизнеса ежегодно похлопывают друг друга по плечу; где царит самодовольное веселье, и звезды смешиваются за сценой, празднуя собственную известность. «Дорогая, о, дорогая, чмак-чмак, не видела тебя с последней церемонии». Невероятно собранная охрана. Журналисты и личные помощники артистов словно половики стелятся перед растекающимися в улыбках знаменитостями. Том Джонс отбивается от молодых лицемеров и ставит автографы на обнаженных ляжках. Дэйв Стюарт из Eurhythmics в самодельной шляпе в виде спутника, сделанной из пластиковой миски серебристого цвета, по-королевски надменно вальсирует мимо кучки ведущих Radio One, которые сморкаются в свои дорогие манжеты. Каждые пять минут одна из участниц Spice Girls целеустремленно ковыляет то в туалет, то обратно, окруженная четырьмя стремными типами в костюмах, а половина группы Fleetwood Mac, тем временем, отказывается войти в гримерку из-за того, что там постелен неправильный ковролин. Телепродюссеры в отвратных рубашках носятся с нахмуренными бровями и жужжащими наушниками. Менеджеры, телохранители и гримеры, наконец, перекрикивают этот по-мультяшному карикатурный оркестр рингтонов, пока мы с ужасом обсуждаем, какого черта мы делаем здесь, в самом центре этого праздника успешности. Все вокруг настолько милые, что портить этот праздник попросту стыдно. Мы и не планировали выкидывать какие-либо неприглядные штуки, разве что изменить пару слов в песне Tubthumping, которую нам предстояло исполнять вживую. Наша группа открывала концерт. Директор премии умолял нас разрешить ему удовлетворить одну из своих сценических фантазий, которая заключалась в том, чтобы нас спустили с потолка на веревках, и мы схватили гитары с первыми звуками песни. Мы ответили, что из этого ничего не выйдет, потому что уж очень велико было предчувствие, что механизм сломается, и Эллис закончит песню где-то между небом и землей. Также директор очень вежливо попросил нас не бить других артистов. Между окончанием нашего выступления и выходом на сцену Fleetwood Mac, напяливших на себя широкие постоперационные улыбки, вице-премьер Британии Джон Прескотт и несколько его приспешников (жена Тони Блэра и другие представители этой тусовки) расположились в зале буквально через стол от нас. Они чокались за собственную PR-победу казенным шампанским, которое только что достали из ведра со льдом. Финал этой истории представляет собой крошечную сноску, оставленную в истории поп-музыки одной группой. Звучит она следующим образом: в течение нескольких стремительно пролетевших месяцев я был участником команды, которая моталась по всему миру, вламывалась на вечеринки крупных поп-звезд и раздавала автографы. Мы варились в одном котле с людьми, которых я видел в журнале Hello!; в аэропорту нас провожали толпы, мы позировали с платиновыми дисками в руках, нами гордились руководители рекорд-компаний. Данный мимолетный визит на другую планету – это вешалка, на которую я попробую повесить более продолжительную историю остальной своей жизни. Жизни, которая на протяжении двадцати лет была неотъемлемо связана с несуразной и ершистой анархопоп группой. На двадцать лет я застрял где-то между критикой ситуационизма и буффонадой комедийной сценки. Вы можете прийти в торговый центр Concord Mall в Вилмингтоне, Делавер и купить там Tubthumping-гориллу – пластиковую игрушечную обезьяну в блестящих красных боксерских перчатках. Стоит нажать кнопку у нее на спине, как игрушка начнет танцевать, нетвердо переступая с ноги на ногу, и петь: «Меня отправляют в нокдаун, Запомните меня таким: улыбающейся обезьянкой в боксерских перчатках.
Глава одиннадцатая Как можно управлять страной, в которой Летом 1981 года наша четверка — Дэн, Мидж, Томми и я — сидела на пособии, питаясь одними хлопьями и гамбургерами, и следила по ящику за уличными беспорядками. Мы решили вооружиться акустической гитарой, рабочим барабаном и рвануть автостопом в Париж. После того, как каждый из нас прибыл на место, мы нашли огромный стадион в нескольких милях от центра, который и стал для нас домом. Каждый вечер после того, как ворота запирались, мы перелезали через стену и поднимались на верхний ярус зрительских трибун. Там мы укладывались между сиденьями и просыпались только с рассветом от топота бутсов, а также хриплых вздохов и стонов метателей диска. Мы собирали пожитки, тихо прокрадывались вниз к выходу и направлялись в центр Парижа играть музыку у Центра Помпиду. Это было частью нашего большого плана, этап ученичества в легендарной колыбели рок-н-ролла, которой был для нас Париж. Бодлер! Джим Моррисон! Рембо! Битлы на разогреве у Сильвии Вартан! Дэн пел, я играл на гитаре, Мидж стучал в барабан. Окруженные магами с лицами клоунов, жонглерами в париках и мимами, чьи завязанные узелками платочки свисали из карманов их мешковатых брюк, мы веселились, издавая гремящие взрывные звуки. Глядя на нас, прохожие неодобрительно цокали языками на свой милый французский манер. Мы играли песни The Undertones, The Clash, Swell Maps, Элвиса Пресли, добавив к ним несколько композиций собственного сочинения. Мы всегда собирали толпу – три неряшливых одутловатых английских паренька с волосами, как пакля. Улыбаясь изо всех сил, Томми вопросительно приподнимал брови и собирал деньги в вывернутую наизнанку кепку с Микки Маусом. Мы зарабатывали достаточно, чтобы хватало на еду и питье. Каждые несколько дней мы устраивали себе выходной: таскались по метро, ели французские багеты с одним из 264 местных сыров и читали об уличных беспорядках в Париже 1968 года. Находясь вдалеке от Англии, футбола, телевизоров и подвалов, обитых упаковками из-под яиц, мы были потрясены, осознав, что можем зарабатывать себе на хлеб, развлекая других людей. Искусством, коммерцией. Мидж бил в рабочий барабан и по тарелкам с такой свирепостью, что люди в страхе проходили мимо, но звуки дешевой испанской гитары не могли оставить их равнодушными. Направление, в котором развивались неуловимые мелодии наших песен, зависело от того, насколько сильным был насморк Дэна. Он отказывался вытаскивать руки из карманов, пока какой-то льстивый дядька с тонко прорисованными усиками и в пальто из верблюжьей шерсти не сказал, что работает в звукозаписывающей компании, пообещав вернуться на следующий день, чтобы посмотреть на наше выступление. Но было дождливо, и он не вернулся. Все шло хорошо до того дня, пока по соседству с нами не обосновалась группа из 12 улыбающихся африканских барабанщиков в разноцветных одеждах. Они заглушили наш хиленький рок-н-ролл взрывным битом и хоровым пением. Одна из их песен звучала так: Чам, чам-ба, вайла! При первых же звуках этой композиции мы поняли, что проиграли. Свернув лавочку, мы отправились искать тихий уголок в подземном лабиринте под Шатле Ле-Аль, чтобы сосчитать наши франки и высморкаться.
По возвращению из Франции мы были полны энтузиазма. К тому времени мы решили, что нам следует выступать вживую. Мы арендовали зал, напечатали билеты, выпустив фэнзин специально к концерту, и репетировали как заведенные. Мидж придумал нам название, криво накарябав Chambawailin~ на бочке. Впрочем, это имя было быстро изменено в процессе вырезания букв для афиши, которую мы собирались напечатать методом шелкографии. Оно как-то неправильно звучало, а при написании вообще теряло свой ритм. Мы изменили его на «Чамбавамба». Это слово ничего не означало, ничего не символизировало и не давало людям никакой возможности представить, что за музыку мы можем играть. С этого дня мы решили каждый раз придумывать новую историю, отвечая на вопрос, откуда взялось такое название.Наш первый концерт состоялся 8 января 1982 года в городе Колн в день рождения Элвиса. Шоу проходило в конференц-зале Отеля «Хедли», там был навесной потолок из полистирола и высокая сцена, обитая по периметру блестящей бахромой. Сценические декорации представляли собой лесной пейзаж, нарисованный на плотном картоне. С помощью дешевой камеры супер-8 мы сняли фильм. Получилась странная подборка из скомканных кадров, на которых были запечатлены мы трое, бродящие в платьях между кладбищенских надгробий близ Скиптона. Во время выступления мы транслировали его на стену позади нас. Томми управлял проектором. Один наш старый приятель вскарабкался на сцену и что есть мочи долбил в барабаны, пока мы всеми силами старались не сбиться с ритма. Наши песни назывались «Ты не панк» и «Лагерь уничтожения юности». В основном мы занимались тем, что пытались взвинтить народ. Состоявшая из озадаченных стареющих панков публика хотела просто выпить и хорошо провести время. Мы же старались развязать войну. Вскоре, однако, между нами был достигнут компромисс – они не обращали на нас никакого внимания, а мы, невзирая на это, продолжали играть в углу. Во время исполнения сумбурной и хаотичной финальной песни кто-то нарисовал граффити на фоновом лесном пейзаже. На ветвях дуба появилась фраза «Jah Love». Находившиеся в зале белые растаманы подозрительно быстро смылись в конце вечера, нам же пришлось вести напряженную беседу с ошеломленным сторожем. На следующее утро, прихватив краски, мы вынуждены были вернуться в клуб, чтобы закрасить граффити. В итоге мы дорисовали на декорациях еще несколько птичек, недовольного фермера и маленькую коричневую свинью. Затем мы вернулись обратно в Лидс. В то время главным местом в Лидсе, где тусовалась наша компания, был магазин «Джамбо Рекордс», крошечный лавка в малолюдном торговом центре. В просторной темноте магазина «Джамбо», под завязку набитого пластинками, мы отдыхали от темноты нашего тесного подвала. Это место славилось тем, что здесь можно было найти любую запись, какую душе угодно. Если вы вдруг не знали имени нужного вам исполнителя или названия группы, можно было просто прийти промычать мелодию. Я делал так несколько раз. Смущаясь, напевал отдельные фрагменты песни стоявшему за прилавком чуваку с хаером до задницы, пока он, наконец, не понимал, за какой пластинкой я пришел. Об этом парне и его квартире на Лидс, 6 ходили легенды. Говорили, что его флэт снизу доверху набит пластинками, якобы их было несколько тысяч, при этом каждая была занесена в каталог, упакована в пластиковый конверт и стояла на полке в алфавитном порядке. Еще в «Джамбо» висела большая доска объявлений, в конце каждого из которых красовалась фраза: «Раздолбаям просьба не беспокоить». Их писали сотни бывших студентов, барахтавшиеся в нескончаемой паутине домашних групп, где каждый уже успел переиграть с каждым. Всем остро не хватало барабанщиков. Как-то раз на той доске я увидел записку, в которой было сказано: Ищем басиста и ударника. Влияния: The Fall, Ричи Бенод, Fire Engines, Wire, Kellogg`s Cornflakes, Monochrome Set, Crossroads, Coronation Street, The Velvet Underground, Houseparty. The Fall — это неуклюжая манчестерская группа с дерьмово выглядящим гениальным фронтменом. Один из их первых ударников носил драповый пиджак и играл параллельно в какой-то рокабилли-группе. Он был настолько стар, что годился всем остальным участникам команды в отцы. Ричи Бенод – странный и достаточно известный персонаж, комментировавший отборочные чемпионаты по крикету. The Fire Engines — хитовая и танцевальная поп-группа, которая отказывалась давать концерты продолжительностью более 15 минут. Они считали, что если играть дольше, публика заскучает. Wire были чем-то вроде них, только получше. Они без всякого стыда привнесли в панк мощную арт-составляющую. Kellogg`s Cornflakes одно время входили в мой ежедневный плейлист. The Monochrome Set были поп-группой с загадочным парнем на вокале и басистом, ранее игравшим в Adam & the Ants. В те времена они еще исполняли песни о рабстве и садомазохизме. Гитариста The Monochrome Set звали Лестер Сквеа. Crossroads и Coronation Street были мыльными операми, которые крутили по ящику с 1896 года, задолго до изобретения телевидения. The Velvet Underground на тот момент мы открыли сравнительно недавно. Томми выменял на толкучке их первый альбом, отдав за него 12-дюймовую пластинку исполнителя Jon The Postman. «Вельветы» нас поразили. Мы даже решили иногда позволять себе носить солнечные очки днем. Houseparty – телепередача, которая шла в дневное время по местному телевидению. Ее сюжет заключался в том, что шесть или семь дам бальзаковского возраста садились за сосновый стол в деревенской кухне, попивали чай и обсуждали все, что приходило им в голову. «О, вы не представляете, как трудно мне было на днях добраться до магазина!» Короче, я был крайне впечатлен этим объявлением и переписал себе телефон его автора. С этим парнем я встретился неделю спустя в пабе «Роял Парк», до которого можно было быстро добраться пешком от нашего дома, срезав через минное поле из собачьего дерьма и бумажных оберток. «Роял Парк» был пропитан пивом, кровью и бильярдом. Зловещий серый куб с каменными овчарками на плоской крыше и спущенными с цепи вышибалами у входа. Говорили, что освещение в этом баре специально сделали таким тусклым, чтобы вы ненароком не увидели, что плещется у вас в пивной кружке. «Ищем басиста и ударника». Я очень надеялся, что это того стоит. Я не умел играть ни на басу, ни на барабанах, но знал, что мне необходимо встретиться с парнем, написавшим эти строки. И вот он сидит передо мной, баюкает у окна кружку пива. Не было никаких сомнений, что это именно он. Черные виниловые брюки, темно-бардовые тапочки, свисавший ниже колен свитер из красных, золотых и зеленых ниток. Я осторожно подошел к нему и представился. «Я Бофф и я никогда не играл ни на басу, ни на барабанах» «Я Данстан и мне плевать!» Он предложил пойти к нему домой, чтобы там обсудить идеи, над которыми они работали вместе с другом. Это был один из тех людей, которых принято называть неформальными лидерами. Общительный, компанейский, смеющийся по малейшему поводу, он красил свою пышную шевелюру в красный цвет. Пряди волос спадали ему на глаза. Очень по постпанку. Мы выяснили, что ходим на одни и те же концерты в Лидсе: Thompson Tins, Monochrome Set, Birthday Party . Он снимал комнату вместе со своей девушкой. Я видел ее лишь однажды, спустя три недели после нашего знакомства. В тот день Данстан пытался вывезти все свое барахло из дома, пока та была на работе. Данстан никогда не умел правильно ставить точку в отношениях. Однажды он прожил три недели в сушильном шкафу в Портсмуте, потому что девушка, к которой он туда приехал, внезапно исчезла. Впрочем, это история для книги Данстана. Вместе со своим школьным товарищем Стивом он хотел писать четырехаккордные песни о телепередачах. По мне так это была отличная идея. Стив работал преподавателем-стажером. Коренастый и улыбчивый, он был одержим группой Dexys Midnight Runners. Постоянно смеясь (скорее над этим миром, чем вместе с ним), он разговаривал с акцентом Джорди, используя словечки из телешоу (к примеру, если ему что-то нравилось, он кричал: «Магические стрелы!»). Стив постоянно употреблял слово «мята» или «мятный». Если что-то казалось ему крутым, он говорил: «Абсолютно мятный!», «Это мятный пиджак, чувак». «Ты видел футбольный матч? Полная мята!» Однажды в нашем «яичном» подвале мы записали для него пародию на Dexys. Нацепив на себя одежду, которую обычно носили музыканты этой группы (куртки-спецовки, шерстяные шапочки, огромные спортивные сумки в руках), мы начали носиться кругами вокруг дома Стива. Карандашом мы нарисовали себе усы, как у лидера Dexys Кевина Роуленда. Нашего друга не оказалось дома, поэтому нам пришлось вернуться ни с чем. Данстан и Стив наверняка в один голос сказали бы, что они вообще-то панки. Мы с Данстаном вели оживленные диспуты о том, кто из нас побывал на концертах наиболее знаковых панк-групп: Wire против Joy Division, ранние Аnts против ранних Ruts. (Как это ни грустно, периодически мы ведем подобные разговоры и по сей день). В общем, я присоединился к их группе, и мы назвались Dum Dum Boys в честь песни Игги Попа. Звучали мы ужасно. Наше единственное выступление состоялось в шокирующе пустом городском клубе на вечере в поддержку безработных. Я играл на басу. Еще с нами был бледный лысеющий ударник по имени Дункан. Он был довольно дружелюбным парнем, но на барабанах играть не умел. На самом деле, никто из нас не умел ни на чем играть. Все было кончено, когда, выступая на концерте в поддержку бедняков, Стив решил укутаться в белый длинный шелковый шарф, один конец которого был привязан к грифу его дешевой копии «Фендера Стратокастера». Стив настоял на том, чтобы играть в таком виде весь сэт, такая вот типа Новая Романтика. Данная стилистическая оплошность была, конечно же, непростительна, вне зависимости от того, что из себя представляла ваша музыка. Это было ни разу не по мяте. Мы не столько распались, сколько просто прекратили свою музыкальную деятельность. В результате Данстан, скорее случайно, чем намеренно, стал частью проекта Chumbawamba. На одну из наших вечеринок он принес следующее:
Данный текст также опубликован в новом номере журнала «Автоном»
Если вы хотите помочь нам с переводом этой и других интересных книг, пишите на what@sadwave.com |
Бофф Уэлли (Chumbawamba): «Запомните меня улыбающейся обезьянкой в боксерских перчатках»
17 февраля 2014
Вконтакте
Twitter
Отзывов (2)