|
На днях исполнилось 20 лет с момента выхода альбома Green Day «Dookie». В честь этого мы публикуем новую главу повести Аарона Кометбаса о его туре с Green Day по Азии.
Есть еще один человек, участвовавший в первом туре Green Day, о котором стоит упомянуть; обещаю, это будет последний персонаж из данной серии моих рассказов. Последние двадцать лет его роль в моей жизни была огромной, хотя сразу же после тура мы разошлись в разные стороны, и больше я его никогда не видел. Я не жил с ним в одной комнате, не играл в одной группе, и он не женился на одной из моих близких подруг. Последней весточкой, которую я от него получил, была открытка из Прово, штат Юта. Это было в 1999 году, но с тех пор я часто о нем думал. Его звали Джофф, и он играл на басу в одной из тех ничем не примечательных групп, которые обычно портили концерты Green Day. Ну, знаете, как это обычно делают бездарные коллективы. Я и помыслить не мог, что у Джоффа есть какие-либо особые качества до тех пор, пока однажды вечером не заметил, как он собрал вещи и ушел, явившись только под утро. Спросив Джоффа, где он пропадал все это время, я выяснил, что он, как и я, после каждого концерта отправлялся посмотреть город. Но если я всегда возвращался туда, где мы ночевали (какой бы дырой ни было наше временное пристанище), то Джофф просто вваливался в первый попавшийся подъезд, прятал свой бумажник поглубже в карман и засыпал. Ему было плевать на погоду и репутацию района, где ему выпало очутиться. Он всегда посылал любые меры предосторожности к чертям.
Рассказав мне об этом, Джофф взглянул на мою изумленную физиономию, пожал плечами и просто спросил: «А чего тут страшного?». Отправляясь на ночную прогулку, он всегда был несколько нетрезв, что, несомненно, играло ему на руку, ведь куда сложнее вписаться в подъезд, если ты не пьешь ничего кроме кофе. В любом случае, заслуг Джоффа это не умаляло, он вне всякого сомнения был настоящим смельчаком. Выходя в самое сердце города посреди ночи, он умудрялся чувствовать себя там как дома. Кто-то будил его ни свет ни заря, и он успевал добраться до вэна как раз перед тем, как тот трогался – в новый город на очередной концерт. Джофф не был идиотом или одним из тех моих многочисленных знакомых, которые намеренно втягивались в опасные авантюры, подсознательно наказывая себя за что-то. Он не был сумасшедшим, поскольку у него отсутствовала слепая уверенность в себе. Странно говорить так о ком-то, кто предпочитал спать на холодном бетоне, когда под боком была мягкая постель, но в поведении Джоффа не было безрассудства. Просто обостренное ощущение личной свободы глушило в нем стремление следовать общепринятым нормам. Джофф был парнем что надо. По сравнению с ним я был просто неопытным бродяжкой. Сбежав из дома, я продолжал одной ногой твердо стоять на земле. Ему же удалось выйти на совершенно новый уровень, легко проделывая то, что казалось мне в принципе невозможным. Его пример стал для меня своеобразным зеленым сигналом светофора, которого я, сам того не понимая, ждал все это время. Все последующие годы я носил в себе воспоминания о Джоффе подобно талисману, придававшему мне смелости в тех ситуациях, когда отступать было некуда. Мне приходилось ночевать в кустах, под мостом, в заколоченных зданиях и в складских ангарах. Одной особенно мрачной ночью я обосновался на кладбище на окраине крошечной деревушки во Франции. За кладбищенской оградой выли собаки, ветер свистел между могильных плит, постоянно задувая мою свечу. Мне было холодно и страшно; я находился в стране, где не смог бы нормально объясниться, если бы меня арестовали. В тот момент я вспоминал о Джоффе, который, уверен, не стал бы думать дважды, а просто спрятал бы свой кошелек поглубже в штаны и лег на землю, закрыв глаза. Ну, и я поступил так же. Действительно, а чего тут страшно? Особенно остро я начал ощущать влияние Джоффа, когда заболели родители. Я видел, как сначала они лежали прикованными к кровати, а затем – к больничной койке. Это произвело на меня неожиданный эффект, наполнив страшной волей к жизни. Данный опыт служил мне постоянным напоминанием о том, что жизнь коротка, и ее нельзя откладывать на потом. Когда же родители умерли, я почувствовал, что одним страхом у меня стало меньше. Каждую минуту я старался проживать с удвоенной или даже утроенной силой. Единственная проблема заключалась в том, что я не мог спать. Даже в теплой кровати. Шум кондиционера или малейшее дуновение ветерка делали это и вовсе безнадежной затеей. Лишь однажды, расположившись на крыше заброшенной школы в Греции, мне впервые за долгое время удалось лечь и мгновенно уснуть, да и то ненадолго. Меня обнаружила семья цыган и пригласила к себе в гости. Я многому научился у Джоффа и в том, что касалось умения рисковать. Жаль, что я так и не научился засыпать так же быстро, как он. Вспоминая о первом туре Green Day, я прежде всего думаю о Джоффе, Джейсоне, Эдриен и других классных людях, которых мы повстречали в дороге. Но сами концерты, за некоторым исключением, ничем особенным мне не запомнились. «Толпы» у сцены были маленькими и стеснительными. В Пенсаколе мне пришлось своими руками вытягивать рассевшуюся на полу публику поближе к сцене, однако все усилия были напрасны: те тут же сбегали обратно, выстраиваясь вдоль стен, словно Green Day были расстрельной командой. Кто бы мог предположить в те годы, что им действительно было чего бояться? К сожалению, большинство концертов первого тура Green Day проходило именно так: неуклюже и не особенно увлекательно. Многолюдные шоу, которые группа дает сейчас, представляют собой, конечно же, куда более веселую движуху. Единственная вещь, не изменившаяся за последние четверть века, это качество разогревающих команд. Во время концерта Green Day в Гонконге я вполглаза посматривал из-за кулис на разогревающую группу, опустошая подносы с закусками. Непроизвольно я сравнивал этих клоунов с Джоффом. Малейшее предположение о том, что эти парни могли бы ночевать на улице, казалось абсурдным. И действительно: их вельветовые брюки испачкались бы в грязи, а старательно уложенные волосы растрепались. Черт, они вообще когда-нибудь носили футболки? Или только белые кожаные пиджаки? К слову, от них музыканты избавились после первой же песни. Единственным местом, где эти люди смотрелись бы органично после концерта, был бар. Группа Джоффа меня не интересовала, но в ней было что-то неуловимое, какой-то особенный стиль. А эти парни в лучшем случае могли претендовать на роль третьесортных рок-подражателей типа Hanoi Rocks. Винить в таком разогреве, не в последнюю очередь, стоило самих Green Day. Выбирая открывающую команду, они обнажали свою слабость к пресному и неоригинальному глэму. — «Отлично, Гонконг!» Эта группа уже заступила на территорию Spinal Tap. Было видно, что они много репетируют, в основном, перед зеркалом. Невероятно искренние в своем притворстве, они вознесли его на новый уровень. Казалось, этих людей с головой поглотило ощущение жизни в рок-н-ролльной мечте, ну а я такие вещи презираю. При этом они казались довольно милыми парнями. Я предсказуемо подружился с их более взрослым роуди. Он и сам когда-то играл в одной из тех однотипных лос-анджелесских групп, у которых был свой неповторимый шарм. Сложись звезды иначе, и он бы сейчас стоял на сцене. Впрочем, так рассуждают роуди всех групп. После пары вялых вызовов на бис, группа одарила толпу воздушными поцелуями, демонстративно приложившись к стоявшим на сцене бутылкам с пивом. Музыканты выпили их залпом. Это тоже было частью спектакля. На самом деле, в бутылках была обыкновенная вода; после каждого концерта роуди услужливо собирал их, чтобы потом использовать на следующем концерте.
Когда разогревающая группа удалилась, на сцену вышел человек в костюме кролика. Он исполнил дурацкий танец, повторявшийся каждый вечер, чтобы публика не скучала в перерывах между группами. Под маской кролика скрывался «тайный» участник команды Green Day, который был моим соседом в 1989 году. Как-то раз я две недели жил, собирая затерявшуюся между диванными подушками мелочь, выпавшую у него из кармана. В те дни этот парень был до смешного стеснительным. Сейчас же он отплясывал как придурок на глазах у миллионов. Эта странная метаморфоза казалась мне абсолютно бессмысленной. Выступление кролика было ничем не лучше идиотских пьяных выходок, которые ожидаешь увидеть в здании студенческого братства или на матче по американскому футболу. Кроме того, все это веселье выглядело откровенно натужным. Кролик тоже прикладывался к пивным бутылкам с водой. И вот, в колонках отыграла песня «YMCA» группы Village People, и из динамиков зазвучала новая мелодия. «Rock-n-roll radio» от Ramones. Это был сигнал, которого мы все ждали. Green Day вот-вот должны были начать играть. Я спустился в зал. Своим умением вести себя на сцене, а также световым шоу и пиротехникой группа выделялась на фоне предыдущей команды как Хомский на фоне школоты. Green Day казались воплощением чистой искренности; они не боялись порой переборщить с сентиментальной болтовней между песнями или попросить зал поднять руки вверх, чтобы исполнить хором ту или иную строчку. По сравнению с тем, что происходило на сцене часом ранее, это был настоящий глоток свежего воздуха. Во время прежних туров Green Day не только публика, но и музыканты вели себя менее активно. Если бы в тот вечер за углом выступали Green Day образца 1990 года, я бы вряд ли сдвинулся с места (это стоило бы сделать разве что ради 15-минутного кавера на песню Isley Brothers «Shout», которым группа обычно закрывала концерт). Мне нравились их старые песни про девчонок, но подавленность и депрессивность более позднего материала цепляли сильней. Возможно, музыка Green Day всегда была об одном и том же – отчуждении и недовольстве тем, что тебя лишили права голоса – но сейчас все это звучало более напряженно и поэтому било точно в цель. Я подумал о барьере между нынешними Green Day и публикой и понял, что его наличие мне, скорее, нравится. Недоступность музыкантов давала слушателям возможность сконцентрироваться на чем-то, что лежало за пределами себя любимых; у них появился шанс перестать быть собой, забыв на несколько часов о своих проблемах. Огромная толпа вокруг этому способствовала. Ощущение себя частью людского океана сильно будоражило, становясь настоящим духовным опытом. Посещая долгие годы исключительно клубные DIY-концерты, я и не подозревал, что так вообще может быть. Я чувствовал себя ребенком, дорвавшимся до некогда запретного телевизора и сладостей. Рок на большой сцене был для меня чем-то новым и пленительным, и я пил эту атмосферу огромными глотками. При этом я понимал, что когда ощущение новизны пройдет, и я почувствую, что наелся ей до отвала, то тут же вернусь к своим книгам и отрубям. Еще мне нравилось, что тут не было никого из тех, кто обычно раздражал меня на концертах в Америке, а именно пьяных реднеков и гопников, прессовавших тебя в школьных коридорах. Большой концерт оказался хорошим способом преодолеть изоляцию, которую неизменно ощущаешь, находясь в чужой стране. Все были тесно прижаты друг к другу, а оглушительный шум сводил любые разговоры на нет. Для общения мы использовали наши тела и глаза, а нашим общим языком стали тексты песен Green Day. Помню, как-то раз Билли сказал мне одну вещь, которая показалась мне одновременно милой и обескураживающей: «Есть только два человека в мире, которых я хочу впечатлить, когда пишу тексты. Это ты и Боно». Я по-прежнему не придумал, что на это ответить, решив просто продолжать подпевать. Боно? Конечно, публика в Гонконге отличалась от той, что я привык наблюдать дома. Если бы я находился в толпе белых деревенщин, то всеми силами старался бы от нее дистанцироваться. Тут все было иначе – я наслаждался своей непохожестью. Кем были окружавшие меня люди? Консерваторами? Богачами? Простыми обывателями? Понятия не имею. Они были азиатами, и это все, что я мог о них сказать. Я отличался от них внешностью, но не убеждениями. Это была неожиданная и бодрящая перемена. Когда свет в зале зажегся, я удивился, заметив, что участники разогревающей группы все это время стояли рядом со мной. Я даже стал о них несколько лучшего мнения. Любую группу, музыканты которой не разучились быть фэнами, я считаю терпимой. Вскоре вяснилось, что они спустились к сцене не просто так: наша общая гримерка оказалось набитой группиз, которым артисты выдали проходки в бэкстейдж. Выступавший по торсу вокалист указал на фанатку, которая приглянулась ему больше остальных, и отправил роуди привести добычу. Фронтмен был просто молокососом, а женщина, которую он выбрал, казалось, не была так уж сильно в нем заинтересована. Тем не менее, она решила в полушутку примерить на себя эту изъеденную молью роль. Вскоре эта парочка уже страстно целовалась. Я сел в углу вместе с Билли, Биллом Шнайдером и Большой Тройкой (командой техников Green Day – прим. Sadwave), повернувшись спиной ко всему, что нас окружало. Внезапно я почувствовал, как что-то холодное, склизкое и скользкое лезет мне под футболку. Обернувшись, я непроизвольно вскрикнул: сзади меня стоял Тре, держа в руках живого осьминога. Одно из его щупалец уже почти забралось мне в штаны!
Это было ужасно. Тре злобно хохотал, снимая с меня осьминога. Потом барабанщик Green Day широко раскрыл рот и начал пожирать бедолагу живьем! Еще до прибытия в Гонконг Тре говорил, что хочет отведать местных экзотических деликатесов, но я и подумать не мог, что говоря о живых существах, значившихся в данном списке, он действительно на это отважится. Тре успел откусить кусочек перед тем, как осьминог обвил своим щупальцем его шею и начал сдавливать – сначала неуверенно, а потом все сильнее и сильнее. Когда создание потянулось к музыканту вторым щупальцем, тот уже задыхался. Все это время путешествовавшие с нами бриташки исступленно сверкали фотовспышками, пытаясь еще больше раззадорить Тре. Мы с Билли с отвращением отвернулись, так как смотреть на это было просто невозможно… и что мы увидели? Вокалист разогревающей группы слюнявил лицо своей фанатки, пытаясь залезть ей рукой под юбку. Это было уже слишком! Телохранители даже не пытались спасти Тре, однако как только тому удалось высвободиться из объятий осьминога, один из секьюрити повел музыканта в туалет, чтобы помочь ему проблеваться. Двое его коллег, оставшихся в гримерке, бросились кромсать еще извивавшегося моллюска ножами. Эй, вы не могли бы заодно зарезать и вокалиста за такой разогрев? Я так и не выяснил, где Тре удалось раздобыть живого осьминога. Мне было страшно об этом спрашивать. Позже он присоединился к нам за столом. Кажется, Тре удалось прийти в себя после того, как моллюск чуть не отправил его на тот свет. Выглядел он, тем не менее, бледновато. «В детстве я ел абсолютно все», — сказал он. – «Я был единственным ребенком в семье, которого никогда не нужно было уговаривать попробовать что-то новое. На прошлой неделе жена Майка (басиста Green Day – прим. Sadwave) спросила меня, как научить их сына вести себя так же, как я. Проблема в том, что тот ненавидит овощи. Я посоветовал ей устроиться дальнобойщиком и постоянно переезжать с места на место. Этим занимались мои родители. Иногда мы с сестрой оставались одни по несколько недель, очень быстро научившись готовить и есть все, что только удавалось найти». Предыдущие части новеллы Аарона Кометбаса об азиатском туре Green Day: первая, вторая. |
Вконтакте
Twitter
Отзывов (3)