|
В пятницу 10 июня украинский проект Phooey! презентует в «ДИЧе» новый альбом «III». Лидер «Фуи» Никита Огурцов рассказал Sadwave о попытках скрестить Эллиотта Смита с Hüsker Dü, страхе перед записью самого крутого альбома, а также о любви к хип-хопу и аудиокассетам.
Phooey! в этом году исполняется пять лет. С чего начиналась группа? Планировал ли ты тогда заниматься музыкой всерьез? Никита Огурцов (вокалист и гитарист Phooey!): «Фуи» начинались как стандартный сольно-акустический проект, фолк, американа и так далее. Сейчас я понимаю, что когда писал те первые песни, у меня были только одни клише в голове. Не то, что бы их с годами стало меньше, но все же. Все началось в феврале 2011-го. За год до этого мы с друзьями из двора собрали нашу первую группу «Ноздри». В поселке, где мы жили, заниматься было нечем (если не считать алкоголя и еженедельных драк на дискотеке), поэтому создание группы я считаю, наверное, своим лучшим жизненным решением. Меня это спасло. В то время я находился под сильнейшим влиянием группы Fugazi, первых походов в интернет, на панк-концерты, тусовки и так далее. В результате рождались песни, в первую очередь, о несоответствии СНГ-шных реалий панк-клише, которые были сворованы у Запада и так по-дурацки использованы многими нашими соотечественниками — скучная, сорокалетней давности музыкальная форма, слэмденсинг, который придумали прыщавые подростки тридцать пять лет назад на другой стороне земного шара, все эти шмотки, вся эта чушь. Мне, шестнадцатилетнему максималисту, все это казалось очень смешным, вся эта традиционность и ритуальность панк-культуры. Поэтому появились песни вроде «Чужой танец», «40» («создателям хардкора давно уже за сорок», ага), «английский язык — дерьмо» (о том, что писать песни на английском — тупо и неоригинально; иронично, знаю) и так далее. За первый год существования «Ноздрей» я написал не менее пятидесяти песен, но в какой-то момент мне это надоело, и я все это забросил. Всю зиму вообще не занимался музыкой, а в один февральский день неожиданно начал писать англоязычные песни в духе Ramones, с текстами про чудовище под кроватью, ходячих мертвецов и лавкрафтианскую штуковину, вылезающую из озера. То есть развернулся на 180 градусов, так сказать. Начался эскапизм. Так мы собрали группу The Partyvans. Приблизительно в то же время начали появляться первые песни «Фуи», но я вообще ни разу не думал, что это когда-нибудь станет основным музыкальным занятием! Собирался просто мурлыкать песенки под гитару иногда, и вот пять лет прошло, и я все еще тут.
Почему ты вновь начал сочинять песни на русском? Песни с пластинки «III» чертовски долго собирались в альбом, некоторые написаны еще в 2013 году. Я тогда собирался их включить в третий альбом «Ноздрей», но из этого ничего не вышло. Несмотря на схожую в чем-то музыкальную форму, в этих песнях, мне кажется, очень мало от «Ноздрей», особенно в плане текстов. Но это не специально. Наоборот, все очень органично . Параллельно я продолжал заниматься ФУИ, писал несколько десятков англоязычных Я тогда еще жил в поселке городского типа, способа записать все это достойно не было, поэтому решил отложить «русский альбом» в сторону и продолжил заниматься англоязычными штуками. В июле 2015-го я переехал в Харьков и поселился на студии у Димы Качана, жил там почти год, записал три полноформатных альбома и один ЕР, а 11-го мая собрался с силами и начал записывать эти девять песен. Что бы ты рассказал о новом альбоме человеку, который его еще не слушал? Я, конечно, не могу пока адекватно на это ответить, я все еще погружен в это дерьмо с головой, нет возможности со стороны оценить. Но я пытался сделать свингующего и панкующего сингера-сонграйтера с амбициями. Если говорить отсылками, то я уже несколько лет как пытаюсь скрестить Эллиотта Смита времен «Either/Or», Husker Du времен «Zen Arcade» и Пола Саймона времен «Graceland». Для меня это идеал музыки. Создается ощущение, что альбом пропитан тревогой и неопределенностью (кроме заключительной «Мы» , пожалуй). Почему для тебя актуальны эти состояния? Не думаю, что пытался передать какие-либо состояния. То есть я совершенно не думаю аналитически об эмоциональной составляющей всего этого, мне кажется, это очень вредно. Музыкально я, конечно, все продумываю по максимуму, до мелочей, мне кажется, я жуткий музыкальный задрот. Но в плане ощущений, всех этих душевных штук, это все всегда максимально подсознательно происходит, и я хочу, чтоб это так и оставалось. В песнях «яма» и «что-то делать» есть некие «они», которые тебе явно не нравятся. Не хочется цитировать «Тараканов!», но кто они? Очень крутой вопрос! Я об этом не думал вообще. Мне не кажется, что в альбоме где-либо есть подтекст, там все суперпрямолинейно. Ну, разве что много ироничных штук, но это ведь тоже максимально просто воспринимается, ничего не надо расшифровывать. Это классические «они», «они» есть во всех панк-песнях. «Они» использовалось еще во времена лета любви, да и чуваки вроде Гинзберга ведь тоже много «их» упоминают. Я сейчас думаю и понимаю, что это просто такой литературный прием, читерство, к которому прибегают, когда не хотят брать на себя какую-либо ответственность, но при этом хотят изобразить бунтарство и несогласие.
За пять лет ты умудрился сочинить много песен, причем, как я понимаю, не все они записаны. Какая песня далась тебе сложнее всего? Песен еще очень много незаписанных, не меньше 50, но я сейчас практически не пишу ничего нового, получается около пяти новых песен в год, не больше. Мне кажется, настал более взрослый период, и меня ждет вполне серьезный сочинительский кризис, когда я доделаю будущие три альбома и один ЕР. Но это мне кажется очень интересным, будет круто сидеть в комнате и рвать на себе волосы — что-то новое! Что касается песен, которые писались дольше всего – думаю, с некоторыми из этих девяти русскоязычных так было. Из них дольше всего писалась «зря» . С ней интересная история: изначально она была частью альбома с каверами на «Bleach» Nirvana. У меня была идея сделать акустический сингер-сонграйтерский «Bleach», нечто в духе того, что Марк Козелек сделал с AC/DC — полностью поменять мелодии, оставить тексты, такая вот штука. Изначально это была песня «Sifting» , я там вместо «смотрел наверх, видел только смог» пел «Afraid to grade wouldn’t it be fun». Потом идею с «Bleach» забросил, но мелодия эта мне никак не давала покоя. Понятное дело, на английском я ничего нового придумать для нее не мог — как-то даже и не рассматривал такой вариант. А потом появилась «но все зря» — и дальше были, наверное, самые приятные и экстатичные два часа текстописания в моей жизни, такой большой катарсис. Это была первая песня, которую я придумал для альбома, с нее все началось. Ты экспериментируешь с разными стилями, от тви-попа до гаража. Есть ли такая музыка, в которой ты никогда бы не стал себя пробовать? Хочется попробовать все, по правде говоря, и как можно раньше. Мне кажется, так легче всего наткнуться на что-то свое, на что-то особенное (если оно вообще есть). Но я совершенно точно никогда не сделаю ничего в стиле хип-хоп — точнее, я вряд ли когда-нибудь запишу рэп. Я пробовал, но у меня не получается. А вот инструментальный хип-хоп я делал, у меня даже есть ЕР, полностью состоящий из семплов; там всё — от Minutemen и Led Zeppelin до Капитана Бифхарта и Питера Гэбриэла. Вообще я очень люблю хип-хоп, мне кажется, это едва ли не единственная музыка сейчас, которая по-настоящему дышит и вмещает в себя весь мир, как это было в шестидесятые с роком и фолком. Альбомы Кендрика Ламара «To Pimp A Butterfly» и «Good Kid Mad City» — самые важные для меня альбомы, вышедшие в этом десятилетии. Phooey! сейчас твой сольный проект или коллектив? Я думаю, лучше всего называть «Фуи» «исполнителем» — как того же Кендрика или Тейлор Свифт, например. Я стараюсь всегда делать полноценную группу, чтобы каждый состав звучал и ощущался максимально органично . В прошлом году в Краснодаре мы впервые играли в две гитары, и благодаря старанию ребят смогли за три репы накрутить так называемый «клевый звук по девяностым, индюшатину», нас очень хвалили, говорили, насколько это удивительно. Петербуржский состав, с которым мы едем сейчас в тур, мне очень нравится: Рома очень крутой мелодист и замечательно поет, а Маркус — быстро и ловко стучит, свингует, не играет «квадратно» — обожаю таких барабанщиков. Играть с этими ребятами — большое удовольствие. Не знаю, будет ли когда-нибудь настоящий полноценный состав Phooey!. Мне кажется весь этот концепт — «рок-группа» и тому подобное — давно уже себя исчерпал и перестал быть смешным задолго до фильма «This is Spinal Tap» .
Хотя были все же крутые штуки (те же Fugazi, например), но тут уже скорее в удаче дело — найти тех самых людей в нужном месте, в нужное время — все это очень и очень маловероятно. Как так получилось, что ты живешь в Харькове, а играешь с питерцами? Лучше сказать, что в Харькове я гощу. Есть украинский состав, с которым мы в этом году играли в Киеве и Одессе. Большую часть лета буду в Петербурге, я очень люблю этот город. Это, наверное, единственное место, где мне комфортно. Новый альбом Phooey! вышел на кассетах, как и предыдущие. Чем тебе близок этот формат? В чем смысл всей этой ретромании, если твоя музыка все равно выкладываетя в сеть? О, я об этом так много и так по-разному думал эти пять лет! Одно время я считал, что брать с людей деньги за mp3 — кощунство, при этом физические релизы мне были тоже не особенно интересны. В моей коллекции — только одна пластинка, «Milo goes to College» , да и ту мне подарили. Да, еще есть диск группы My Chemical Romance 2006 года! До сих пор релизами на физических носителях занимались не мы сами, а другие люди (Soviet deadman tapes, Garage karma store, Saint-brooklynsburg), так как для меня это не было чем-то важным, всё делалось в качестве эксперимента. Кассеты «III» мы с моей подругой Юлей делаем сами, и хотим сделать максимально авторскую штуковину. Для меня это как антиинтернет. Супер интимный разговор со слушателем — каждая копия особенная, не похожая на предыдущую. Никаких дисплеев, вайфаев, скачиваний и прочих виртуальностей. Абсолютно, максимально иной опыт. При этом я признаю, что музыка — самая по сути своей абстрактная форма искусства, и невидимые и неосязаемые цифровые файлы для нее — лучшая форма распространения. Поэтому продавать mp3 мне кажется вполне нормальным занятием (хотя, скорее всего, я просто стал жадным ублюдком со временем. Ларс Ульрих, привет!). С какого релиза стоит начать слушать Phooey! тем, кто незнаком с твоей музыкой? Думаю, именно с русского альбома. Ну, или с «Virgin Blues» , это единственные штуки, которыми я доволен. Я специально решил писать на новом альбоме слово «phooey!» кириллицей, чтобы, так сказать, начать с чистого листа и облегчить этот самый user experience для тех людей, которые «Фуи» еще не слышали. Ну, или для тех, кого отталкивало большое количество релизов, оказывается, это теперь минус. Я-то рос на Ramones, читал «Панк-энциклопедию» Олега Бочарова с тысячей групп. Тогда мне казалось, что нет ничего круче тридцати альбомов у группы — это же целый мир, целая Вселенная, в которой можно потеряться! Но сейчас, к сожалению, все совсем по-другому, instant gratification (желание получить что-то незамедлительно, без отсрочек – прим. Sadwave ) и так далее, спасибо интернету за это. В одном из интервью ты сказал, что считаешь разного рода топы любимой музыки очень вредной вещью. Тем не менее, что интересного услышал за последнее время? Tenement — единственная по-настоящему хорошая современная панк-группа. красивейшие тексты, врывающиеся в голову мелодии, абсолютно небанальная музыка, влияние соул, джаз-авангарда и олд-скул хардкора — не группа, а мечта. Все творчество суперамбициозное. Последний альбом записывали четыре года в одном панк-хаузе, после чего отправили альбом на мастеринг, а дом – снесли. На альбоме есть поп-панк песни с виолончелью, делающей нойз, как будто Blink 182 зашли в гости к Джону Кейлу.
Еще ты говорил, что не хочешь заниматься ничем, кроме песен. Это до сих пор так? В принципе, легче всего сказать, что нет, не появилось. Просто эта штука разрослась новыми аспектами — теперь это и обложки, и релизы, плюс хочется, наконец, заняться видео, может, попробовать играть расширенным составом. Хочется всё попробовать. Хочется максимально стараться Ты производишь впечатление интроверта, который, однако, открыт всему новому и готов к приключениям. Насколько легко сочетать лень и замкнутость, о которых ты говорил в ранних интервью, с частыми гастролями? Классный вопрос! В 17 лет я прочитал «Степного волка» Гессе, и эффект, который на меня произвела эта книга, оказался сродни штукам из биографий чуваков 1960-х -все эти истории об ЛСД и лежании в кровати по три года (Брайан Уилсон, привет!). В книге такая общая тема — нет истинного, однозначного «я», каждый из нас состоит из десятка личностей с противоречащими друг другу интересами, стремлениями и даже идеалами, и все попытки блокировать и прятать в подсознании любые из этих «я» приводят как минимум к скучной и несчастной жизни, а как максимум — к сумасшествию. Я очень долго потом дрался со своей головой, несколько лет проклинал эту книгу, но сейчас понимаю, что это было невероятно важно и нужно. Вся эта ментальная мастурбация привела к тому, что эти мои, казалось бы, противоположные качества могут легко сожительствовать друг с другом, и на альбоме я могу сделать как злой панк-рок, так и пиано-блин-балладу, записывать все это три недели, отрастить бороду, не мыться, а потом поехать в тур и чувствовать себя абсолютно счастливым и в своей тарелке. Все это, опять же, я только сейчас впервые по-настоящему осознаю. Презентация нового альбома «Фуи» состоится в пятницу 10 июня в «ДИЧе»
 Вконтакте
 Twitter
|
