Памяти Лу Рида: человек в черном и его бархатные нонконформисты

На прошлой неделе от нас ушел Лу Рид. Хотя, возможно, он ушел от нас раньше, примерно во времена выхода Metal Machine Music. А может, он и вовсе не появлялся на этой земле. Как бы то ни было, история его борьбы за абсолютный контроль над творческим процессом достойна отдельной книги. А также о контроле над людьми. Возможно, в основном о контроле над людьми.

Текст: Саша Скворцов

На «Фабрике» Энди Уорхола манипуляция была нормой, она начиналась с конкуренции за звание его первого адъютанта и заканчивалась хорошо отработанной тактикой ночных телефонных звонков. Человек слышал в трубке спокойный голос: «Энди считает, что вам завтра не стоит приходить на репетицию» или «Мы обойдемся без вашего участия в постановке». И все. Никаких объяснений. Недоверие к коллегам по работе, разговоры за спиной, доносы – в истории достаточно примеров использования подобных методов для укрепления власти.

В такой обстановке началась карьера The Velvet Underground; при таких обстоятельствах был записан их первый альбом. Группе пришлось согласиться стать аккомпанирующим составом спектакля-хепенинга Уорхола The Exploding Plastic Inevitable. Конфликт данных взаимоотношений состоял в том, что изначальной задачей The Velvet Underground был сознательный уход от какого-либо влияния извне; отказ следовать чьим-либо указаниям.

Сегодня, стремление к независимому творчеству и возможность реализации такого стремления — всего лишь две стороны одного и того-же процесса, но в 1966 году, даже в Америке, попытка бескомпромиссно следовать собственному творческому видению была смелым шагом, расценивалась многими как артистический бунт и, в основном, бойкотировалась музыкальной индустрией.

Поэтому, основная заслуга The Velvet Underground – не в сознательном отступлении от собственных принципов во имя воплощения, хоть и в «неполной» форме, собственного радикального проекта в жизнь, но возвращение к своим принципам после относительно успешного начала и, последовавший за этим, музыкальный нигилизм.

Впрочем, хулиганы были в американской рок-музыке и до «Вельветов». Некоторые из них ставили усилители на одном конце металлической трубы, а микрофоны — на другом (Линк Рэй). Другие протыкали динамики отвертками и карандашами (The Sonics), однако ни один из них не входил в студию с четким намерением изуродовать собственную музыку до неузнаваемости. Никто до The Velvet Underground не стремился показать, как сильно ему наплевать на своих слушателей.

Рок-н-рол во многом происходит от раздражения; от желания перекрыть своим шумом чей-то чужой. Первые панки, гаражные группы 1960-х, ненавидели «dance-hall pop» и перегружали свои гитары, чтобы наступить на горло слащавой манере исполнения «врагов». The Velvet Underground ненавидели не только поп-музыку своего времени. Они ненавидели самих себя за то, что так надолго отдали рычаги управления в чужие руки. Эту агрессию они вложили в звучание своего второго альбома White Light/White Heat. Его можно охарактеризовать как запись, сделанную людьми, которым удалось, наконец, выйти из-под чужого контроля.

Обложка White Light/White Heat – не просто одно большое темное пятно, а негатив невнятной фотографии грубой байкерской татуировки на черном фоне. Это плевок в лицо представителей общественной благопристойности, считающим себя вправе определять, что есть настоящая музыка, а что — трэш. «Вы думали, что знаете, что такое трэш?», — спрашивают The Velvet Underground. «Вот вам яркий пример последнего. И только попробуйте сказать, что это не искусство».

Черный стал не только доминирующим цветом альбома, музыканты выстроили на нем свой имидж. Похоронная одежда, темные очки, сознательный отказ от всякого движения на сцене – все это работало на создание дистанции между слушателем и исполнителем. Подчеркнутая асексуальность и нарочитый консерватизм The Velvet Underground стал настолько мощной визуализацией их музыки, что в глазах общественности «Вельветы» начал выглядеть гораздо более угрожающе, чем сексуальная раскрепощенность групп типа The Rolling Stones.

Тем не менее, эта самая общественность не спешила придавать работу Лу сотоварищи публичной анафеме. Большинство критиков, напротив, назвали их запись глотком свежего воздуха. Это дало возможность многим группам не только в США, но и в Европе выкинуть из окна сборники правил того, как нужно играть и записывать музыку. Спустя 10 лет на возведенном «Вельветами» фундаменте вырос и расцвел постпанк.

Безусловно, в разгар «лета любви» такая группа, как The Velvet Underground, могла существовать только в Америке и только в Нью-Йорке. Остальные уголки страны (даже такой прогрессивный штат, как Калифорния) к появлению чего-то столь же прогрессивного еще готовы не были. Хотя тут надо отдать должное американскому либерализму – граждане США как минимум не возражали против существования подобного явления. Спасибо и на том.

Вопреки устоявшемуся мнению, подкрепленному бесчисленными сборниками The Best Of  «Вельветов» и статьями, в которых Лу Рида ставили в один ряд с Уильямом Берроузом, автор од героину и садомазохизму был, прежде всего, поэтом. Несмотря на то, что повествование в его песнях ведется от первого лица,  это не означает, что исполнитель поет о себе. Зарисовки из жизни большого города, истории насилия и убийства, создающие такой правдоподобный фон для шокирующего образа The Velvet Underground – это, на мой взгляд, не что иное, как плод воображения талантливой личности.

Принято считать, что The Velvet Underground были группой, которая обещала многое, но воплотила в жизнь лишь малую толику задуманного. После выхода второго альбома от нее ожидали, по меньшей мере, революции. Когда ее не произошло, окружающий мир растерялся. На самом же деле, группа сделала то, что от нее требовалось — обозначила новое направление в истории музыки. Ее эксперимент удался. Тот факт, что для его  результатов в те годы не нашлось благодатной почвы – не их вина. Это вина остального мира. Он еще не был готов. Возможно, он не готов до сих пор.

Вконтакте Twitter