RAY: «Нам не хотелось становиться группой выходного дня»

В эти выходные 11 и 12 июля на Электрозаводе в Sunlightstudio пройдет панк-фестиваль Raw Fest, на котором состоится реюнион московской хардкор-группы RAY. Sadwave сходили к музыкантам на репетицию и выяснили, зачем распавшаяся пять лет назад команда решила вернуться на сцену, и как изменились ее участники за это время.

Беседовал: Александр Red Head

RAY были одной из наиболее важных и знаковых столичных хардкор-команд второй половины нулевых. Взяв все лучшее от зарубежных коллег, однако выработав при этом свой собственный узнаваемый звук и почерк, группа сплотила вокруг себя совершенно разных людей – закоренелых субкультурщиков, панков, стрейтэджеров, просто думающих молодых людей, ничего не знавших о культуре DIY и ее ценностях. Группа просуществовала пять лет, успев обрести поклонников не только на всем постсоветском пространстве, но и за рубежом, после чего благополучно распалась, как и положено, на пике популярности. В эти выходные, спустя еще пять лет после расформирования, RAY впервые выйдут на сцену московского фестиваля Raw Fest.

RAY (слева направо): Сергей «Спитфаер» (бас), Саша Коробков (гитара), Паша Волошин (барабаны), Денис «Кумир» (гитара), Алексей «Улыбка» (вокал).

После распада RAY участники группы практически нигде не играли — Короб отыграл три реюнион-концерта с Unconform, Паша выступил на прощальном шоу с Ricochet, только Денис до сих пор играет в «Бандерлоге». Почему четверо из пяти участников RAY фактически ушли из музыки? Она утратила для вас былой интерес?

Сергей «Спитфаер», бас (далее — С) Вопрос, вероятно, в первую очередь адресован мне, потому что после распада RAY я вообще ничего не делал в музыкальном плане. Как так получилось? Ну просто RAY был таким детищем, на которое мы потратили по 5-6 лет, и после этого особо не было стимула начинать что-то новое, с нуля. Может даже интерес немного пропал, хотя на концерты я хожу до сих пор. Правда, не так часто, как раньше, когда у нас была группа. Панк-музыку я тоже слушаю, она до сих пор мне близка и нисколько не потеряла лично для меня свою актуальность.

Денис «Кумир», гитара (далее — Д) На самом деле такие «немузыкальные» настроения ощущались уже в самом конце существования нашей группы. Мы просто вышли на такое плато, когда уже не было движения ни вперед, ни назад. Мол, просто существуем и существуем. Я устал от этого; именно я был инициатором распада.

С. Да, все в рутину превратилось. И не хотелось, чтобы так продолжалось дальше, и мы стали группой выходного дня.

Алексей «Улыбка», вокал (далее — У) На тот момент у каждого были свои важные дела, семья и прочее. И это было обоюдное решение всех участников группы. Никто не бил себя в грудь кулаком и не требовал играть дальше; никто не говорил, мол, вон, Денис уходит, давайте найдем другого гитариста. Мне кажется, все само собой получилось. Кто-то должен был это сказать, первым был Денис. Но никто не расстроился.

RAY — прощальный концерт в Москве, 2010 год.

Зачем же тогда вы решили собраться вновь?

Саша Коробков, гитара (далее — К) Вообще, Улыбка хотел сделать реюнион на протяжении последних пяти лет.

Паша Волошин, барабаны (далее — П) Да, Улыбка все это время был инициатором нашего воссоединения. Он мне звонил каждый год и говорил: «Ну что, давай?».

К. Аналогично. Каждый раз, когда я его видел, первый вопрос был про реюнион.

П. Он говорил, что все упирается в Дениса, а остальных мы уговорим.

У. Честно говоря, я испытал шок, когда мне позвонил Серега и сказал, что Денис тут предложил сделать реюнион. Я подумал, мир перевернулся.

Д. Меня на этот поступок сподвиг Костян, который организовывает фестиваль. Он мой хороший друг и бывший барабанщик «Бандерлога». Он очень долго давил на меня, так что по большому счету все должны благодарить Костяна. И плюс ко всему у нас с «Бандерлогом» наступил небольшой пробел в репетициях, поэтому появилось время.

П. Это просто интересный эксперимент. Мы, собственно, распались, потому что участие в группе предполагает системную занятость, каждую неделю надо было репетировать, куда-то ездить в туры, а реюнион ни к чему не обязывает.

С. Для меня реюнион — это немножко другое, это возможность почувствовать себя моложе, вернуть все те эмоции, которые были тогда. И плюс увидеть много старых друзей, с которыми мы видимся крайне редко. А просто так собрать всех вместе вообще нереально.

П. Да, это возвращает нас в группу, но не обязывает к какому-то системному подходу, который мы просто не потянем сейчас.

Д. Вспоминая наши последние три концерта, могу сказать, что они были лучшие. И это очень теплые воспоминания, очень приятно осознавать, что все то, что мы испытывали на концертах более пяти лет назад, может повториться.

У. Одна из основных целей — это увидеть людей, которые на протяжении всего нашего существования нас поддерживали.

П. Да просто поиграть тоже цель, я, например, на репетициях сейчас получаю огромное удовольствие.

Д. И еще, вот ты ходишь на концерты и видишь много людей, которых не знаешь, которых видишь в первый раз. И таких людей сейчас большинство. И мне кажется, что им тоже нравится RAY, но у них не было возможности послушать группу живьем, хотя это наверняка было бы им интересно.

Play Prev | Next

Есть ли жизнь после хардкора? Чем вы заменили это увлечение? Сложно жить, не занимаясь творчеством?

У. На самом деле, просто один период нашей жизни сменил другой. Тогда было одно, сейчас – другое. Тот этап, когда мы активно занимались группой, был настолько положительным, насколько он в принципе может быть. У меня остались прекрасные воспоминания, и я рад, что я провел все это время в кругу своих друзей. Я рад, что эта история так здорово началась, продолжалась и закончилась.

От записи к записи музыка RAY ощутимо развивалась. Как вы думаете, как бы звучала ваша новая пластинка, если бы группа была по-прежнему жива? Какую музыку вам хотелось бы играть и записывать сейчас?

Д. У меня есть на этот счет довольно четкое представление. Незадолго до распада у нас набралось 10 новых песен, мы их репетировали.

К. Только не хватило моральных сил их записать.

Эти песни были бы актуальны сегодня?

Д. Да, совершенно точно. Мы многие из них до сих пор слушаем, и они нам нравятся.

У. Нет ничего удивительного в том, что наши песни, написанные пять лет назад, не растеряли бы актуальности к настоящему моменту. Просто мы опережали время (общий смех).

П. Вся музыкальная индустрия построена на цикличности. И в какой бы период ты ни упирался, для какой-то группы людей это все равно будет прикольно. И неважно, играешь ты в духе девяностых или нулевых, слушатель всегда найдется.

С. Если говорить непосредственно о музыке, то под конец у нас утяжелялся звук, мы стали более метальными, более мрачными. Да и лирика изменилась, она стала более зрелой. Следующая наша запись, думаю, стала бы еще более метализированной, но мелодику не растеряла.

У. Думаю, это все равно был бы тот же RAY, на самом деле. Звук бы менялся логично. На нашей последней семерке чувствуются отголоски первого альбома, даже несмотря на то, что звук утяжелился.

П. А может быть наоборот, мы бы стали легче. Сейчас же многие играют тяжелее, а мы бы посмотрели на это и подумали: «Зачем нам быть, как все?».

У. Ну мы сейчас можем об этом только гадать, конечно. У нас у всех немного разные пристрастия. Я люблю старый нью-йоркский хардкор, Серега любит более среднетемповые вещи, бостонскую волну, так сказать.

RAY и друзья, участвовавшие в записи подпевок для дебютного демо группы, 2005 год.

Были ли у вас какие-либо конкретные задачи и цели, которые вы ставили, собирая группу? Удалось ли их достичь?

С. За себя могу сказать, что с самого начала я очень легкомысленно ко всему этому относился. Группа и группа, играем и играем, прикольно и прикольно. Не было никаких амбиций: стать пиздатой группой или продвигать какие-то идеи. Более того, на первой репетиции я бас-гитару взял в руки впервые в жизни. Я вообще не умел играть. Я сбегал из военной части на репетиции.

У. Самое интересное, что уровень большинства из нас с момента первой репетиции не сильно вырос. Мы как пришли в это дело, не умея играть, так же его и закончили. Но анализируя все, что с нами случилось, я считаю, мы добились очень больших высот и при этом остались андеграундом. Да, я считаю, что мы сделали большой вклад в развитие сцены, ведь группа была популярна.

К. Да, со всей скромностью стоит признать, что Ray для многих людей была культовой группой.

У. Я начал осознавать это только после распада. Когда ты живешь группой, то, конечно, этого всего не видишь, не обращаешь внимания. Сегодня тебе позвонили и пригласили играть в Харьков, а завтра тебе позвонили и позвали играть на чешский Fluff Fest. Ты просто варишься во всем, без задней мысли. Отбиваются деньги или нет, неважно.

С. Согласен. Только после распада группы я начал понимать, что именно она значила для многих. Я был в шоке, когда в Москве на наш последний концерт пришло настолько много народу. Это было неожиданно и очень приятно. При этом в зале была куча людей вообще не из тусовки, не из панка даже. Люди с плакатом «RAY, мы не хотим потерять вас», это был шок. Я всегда считал, что всем все равно, по большому счету. Ну все ходят на концерты, да, прикольно. Но о том, что мы на кого-то влияем, кто-то думает и рассуждает о наших действиях, как группы, этого не было.

Публика на последнем концерте RAY в Москве, 2010 г.

П. Надо еще признать, что мы застали тот момент, когда хардкор начал становиться все более популярным. Я начинал в Skygrain, на которых приходило 20 человек, на RAY начало приходить 50-100, а потом — 500. Эта культура набрала свои какие-то обороты.

Д. Удачно совпали место и время.

Однако, такой центровой группой стали именно RAY, а не кто-то другой.

П. Мы не принижаем качество своих песен. Что уж говорить, они действительно хитовые. Их можно исполнять и сегодня.

У. Лично для меня тексты наших песен не утратили своего значения и важности с годами.

П. Хочу отдельно добавить, что Улыбка писал классные тексты. Я тоже их анализировал. Они ведь многими, в том числе и мной, воспринимались достаточно наивными, детскими. Но посыл в них был очень классный. Вообще, мне повезло, во всех моих группах были великолепные поэты-песенники. Могу хвалить одного за другим, и я на самом деле искренне так считаю. Многие из них я примерял на себя и всем рекомендую это делать. К сожалению, впоследствии я понял, что примерять-то я их примерял, а выводы не делал.

Сейчас грань между андеграундом и мейнстримом довольно ощутимо стерлась. Многие отечественные независимые группы активно турят за рубежом и, в целом, живут за счет музыки. На мой взгляд, RAY тоже смогли бы занять свою нишу, стать популярными в определенных кругах и, возможно, зарабатывать. Вам никогда не хотелось жить, как настоящая, полноценная группа?

С. Теоретически мы могли бы так жить. Вообще, когда мы играли, мне очень сильно хотелось быть полноценно турящей группой. И я на это смотрел романтически, не как на работу, а как на возможность попутешествовать, играя концерты. Тур — это вообще самое лучшее; то, ради чего стоит создавать группу. Я вообще не за музыку, а больше за приятное времяпрепровождение. Я больше люблю концерты и туры, чем репетиции и сочинительство. А у Дениса другой подход. Так и жили — один приносит, другие играют (общий смех). А если говорить о некоей нише, то это мне как раз не нравится. Сейчас я вижу уличную субкультуру, представители которой высказываются против системы, однако при этом очень сильно под нее прогибаются и примеряют на себя ее правила, хотя по идее должны транслировать свои правила и идеи. Иными словами, сейчас харкдор – это, скорее, футболки, чем посыл. Я смотрю на многие группы и зрителей, и мне кажется, они выражают уже немного другие взгляды, чем мы. Это разница поколений, наверное. Я тут говорю про насилие, про различные виды неравенства, которые раньше были табуированными вещами, а сейчас это норма и прикольно.

П. На самом деле, это обоюдный процесс. Мы прогибаемся под них, они прогибаются под нас. Мы можем это любить или нет, но это норма. Ее не получится избежать.

У. Но стоит признать, что и хардкор разный бывает. Как в музыкальном, так и в идейном плане. Есть люди, которые думают, пытаются что-то изменить, как минимум в своей голове. А не просто ходят, прыгают со сцены и танцуют.

Д. Я уверен, что с «Рэем» так бы и случилось. Я даже видел некий потенциал такого развития нашей группы. Даже в музыкальном плане у меня были такие мысли. С одной стороны мне хотелось бы делать простую музыку, в плане всем понятную, но в то же время не изменяя себе. Т.е. раздвинуть рамки. Я это видел, для меня это была некая гармония.

С. Да, думаю, такое могло бы случиться. Признаюсь, тогда мне сильно хотелось, чтобы мы жили музыкой. Сейчас я бы в такое не вписался.

У. Ребята все сказали правильно. Но! Все мы впятером играли в этой группе, и каждый из нас знает, насколько тяжело нам давалась каждая песня. И это был действительно большой подвиг — написать музыку, разучить ее, написать текст и исполнять. Все это давалось с большим трудом, процесс сочинительства занимал очень много времени. У нас бы просто не хватило сил коммерчески успешной группой, т.к. к этому более серьезные требования.

П. Если бы мы выбрали такой путь, пришлось бы развиваться как музыкантам, а это, конечно, немного не к нам. И это, мне кажется, побочный эффект хардкора, лозунга «Хардкор-панк – больше, чем музыка». И для нас отчасти он звучал так, что хардкор-панк — это вообще не музыка. Главное — идея, а музыка это вторичное. Многие даже бравировали этим, мол, мы херово играем, но мы больший хардкор, чем те, кто играют хорошо. И это нас отчасти затронуло, мы особо никогда не стремились стать хорошими музыкантами.

У. В любом случае, мы виноваты сами. Мы могли бы ускорить весь процесс еще на первой стадии нашего существования. Мы пять лет записывали альбом… Но все произошло так, как должно было быть. Все счастливы и довольны. Никто из нас ни о чем не жалеет.

Знаменитый эпизод с крушением сцены во время исполнения RAY песни «Возможно всe» на фестивале Fluff, Чехия, 2009 год.

Так почему в какой-то момент хардкор и все, что с ним связано, вам надоело? Период юношеского максимализма прошел?

У. Это стереотип, на самом деле. Множество людей, которые уже не играют ни в каких группах, тем не менее, живут хардкором. Уход из группы не означает, что пришел финиш.

С. Мое увлечение музыкой никуда не пропало. Я до сих пор любые свои поездки за рубеж приурочиваю к какому-нибудь панк-хардкор-концерту. Ни разу не было такого, чтобы я куда поехал и не сходил на гиг. Локальные концерты, правда, посещаю редко. Про многие группы не знаю. Признаюсь, я выпал немного из тусовки. С людьми из группы и теми, кто ее окружает, я, конечно же, общаюсь. Когда была группа в 2005 году, концерты были на первом месте. Это было самое главное. Жили от концерта до концерта. Сейчас это не так, естественно.

У. Да, это же очевидно. Люди взрослеют, и у них появляются дела. Но это полный булщит, что, взрослея, люди забивают на своим идеалы. По крайней мере, это не наш случай.

С. Я, например, слушаю сейчас очень много разной музыки. И хардкора среди нее совсем не много. Но именно эта музыка, эта сцена для меня дом, в который ты всегда возвращаешься. Когда тебе хуево, ты слушаешь свои любимые харкдор-группы, чьи тексты знаешь наизусть.

У. Для всех нас хардкор-панк-эстетика это все же некая философия, а точнее, образ жизни. Необязательно играть в группе или делать что-то для сцены, ты и так знаешь, что такое хорошо, а что такое плохо. У тебя есть принципы, по которым ты существуешь. И невозможно стать вмиг другим человеком из-за того что у тебя распалась группа. Это часть нас, от которой уже никуда не деться.

Д. Я, например, сейчас почти не слушаю хардкор, только те группы, с которых я начинал. Но этот период в жизни стал для меня ключевым. Заложился фундамент. Все, что со мной происходит сейчас, я пропускаю через это. Период, который не выкинешь из жизни, который всегда с тобой. Ходим ли мы на концерты или нет, играем ли мы в группах или нет, в данном случае это не важно.

У. С 2000-го по 2010-й прошла целая эпоха. Была огромная тусовка. Всех людей, которых ты знал, они были из тусовки. Условно, Саша Любомудров и группа «Рикошет». Это все были близкие друзья, с которыми мы до сих пор общаемся. Сейчас в силу того, что у нас у всех много своих дел, что нормально, мы стали меньше общаться. Но именно этот отрезок времени был невероятно важен.

Вы следите за тем, что происходит сейчас в сцене? Мировой, российской?

У. У меня все проще, конечно. Когда я попал во все это, мне нравилась музыка 80-х и 90-х. Как я ее слушал тогда, так и сейчас слушаю. У меня есть любимые группы, но они давно распались. Так что за новыми альбомами я особо не слежу. Но что касается новых мероприятий и концертов, если о чем-то интересном узнаю, то обязательно схожу.

Д. Так получилось, что я сейчас слежу больше за нашей сценой. Может, потому что она ближе. Приятно видеть, как люди приходят на концерт той или иной группы, пусть даже она мне не нравится, и испытывают те же чувства, которые я переживал на концертах Not For Me. А кто-то испытывал подобный восторг на концертах RAY. Поэтому ты таким ребятам сопереживаешь и сочувствуешь. А зарубежные группы современные, если я их слышу, они меня почему-то разочаровывают, как в музыкальном плане, так и в плане мэсседжа.

У. Поэтому, кстати, и реюнион достаточно важное событие. На нашем выступлении побывают люди, которые никогда не были на наших концертах. И это достаточно важно.

К. Я тоже слушаю в основном старые группы, но, поездив по иностранным фестивалям, я посетил несколько реюнионов старых групп и испытал отличные ощущения. Надеюсь, что для кого-то и наш реюнион будет так же приятен, как для меня были реюнионы тех групп, что я увидел.

С. Солидарен с Денисом, за западной сценой мало слежу, а то что слышал в последнее время, не особо понравилось. За локальными делами послеживаю, может, потому что мы знаем людей, которые играют в местных группах. Они ходили на наши концерты, когда у них не было своих команд. Приятно смотреть, как у них горят глаза, куча энтузиазма. Я на днях прослушал много российских групп и среди них действительно очень много крутых. Например, Crude Buster из Питера, где поет Витек, который был вообще ребенком, когда я его первый раз увидел. Ему было 13 лет.

П. То же самое могу сказать про Пумпоху. Я его видел, когда он был совсем ребенком, а потом у него появилась группа «Тест на Зомби» (смех).

С. На самом деле у нас много хороших групп. Большинство из них будет на фестивале Raw, мы посмотрим на них живьем, и это здорово.

Прощальный концерт RAY в Киеве. Этот город был выбран музыкантами неслучайно, так как свой первый концерт группа спонтанно сыграла в украинской столице в 2005 году.

Сегодня многие бывшие хардкорщики перешли на техно, ходят в клубы, пришедшие на смену «Солянке», предпочитая проводить время в прежней компании, однако в совершенно иных декорациях. Чем обусловлена эта тенденция, на ваш взгляд? Вы сами ходите на клубные пати?

C. Я хожу иногда на вечеринки, не на техно, правда. И забавно наблюдать, что действительно все, кто ходили на харкдор-концерты, ходят на рэйвы. Половина из них были стрейтэйджерами, а сейчас объюзаны колесами и танцуют по двое суток. Я не понимаю, чем это вызвано. Как будто люди с цепи сорвались. Как будто раньше им это не разрешали, а сейчас разрешили.

У. Ну если отбросить все эти колеса, а оставить увлечение музыкой, то я не вижу в том, о чем вы говорите, ничего страшного. Все эти «техно», это тоже андеграунд. И человек может слушать не только хардкор, ему может начать нравиться техно, и он точно так же будет на него ходить.

Д. Одно другому не мешает, на самом деле. Это разные вещи. У меня, например, было время, когда я с удовольствием ходил на вечеринки, и они мне доставляли больше удовольствия, чем концерты.

К. Наоборот, хорошо, что люди не замыкаются только на хардкоре, а интересуются разными вещами. Имеют более широкий кругозор. Будь то вечеринки, будь то выставки или кино.

У. Совершенно верно. А колеса и наркотики сюда приплетать нельзя. Это совсем отдельная тема.

П. Мне кажется, это не такой интересный вопрос, как смена культурной среды; когда есть часть людей, которые полностью поменяли свои политические взгляды. Вот это действительно удивительная вещь, как человек может взять и сменить свои взгляды на противоположные. Ведь взгляды они не только формируются культурной средой, это то, что ты переживаешь и ощущаешь. Ты понимаешь, что вот это справедливо, а вот это — нет. И как в один момент понять, что ты ошибался и кардинально поменять все, мне не понятно.

С. Отвечая на заданный вопрос, я не знаю, как так получилось, что в какой-то момент многие панки стали ходить на вечеринки. Нет версий. Может, волна какая-то просто прокатилась.

П. Мне кажется, все гораздо проще. Это же тусовка. Пять человек пошло, за ними 10 человек, и так подтянулись все.

Вам часто пишут фанаты, как бывшим участникам Рэя? Или на концертах может кто подходит?

К. Пишут только Улыбке, потому что остальных не знают.

У. Да, мне пишут. Спрашивают про реюнион в том числе. Один раз я летел в Париж, стоял на чекине, и меня узнал какой-то поклонник нашей группы, после чего «терроризировал» меня на протяжении всего полета.

П. А я один раз стоял у метро «Авиамоторная», и ко мне подошел молодой парень, студент Энергетического института и говорит, что был на концерте RAY, что мы очень классные, и что мы перевернули его жизнь. Как-то еще нахваливал, но я уже не вспомню. Было очень приятно. А потом выяснилось, что это был Артем Беликов, который в последствии играл в «Вердикте».

К. Да, это самая лучшая похвала, когда подходит незнакомый человек и говорит что-то искренне. С друзей спрос другой все же, они могут приврать, похлопать по плечу.

Одно из ранних выступлений RAY (Москва, 2006 год).

В одном старом интервью Петр Мамонов сказал, что если бы искусство могло изменить мир, мы бы уже давно жили в раю. По его мнению, музыка, концерты и какие-то подобные события – это просто короткий промежуток времени, когда люди могут ненадолго объединиться вокруг чего-то хорошего. И все, никаких сверхзадач культура решить не может. В контексте хардкора это утверждение верно?

У. Я с Петей солидарен.

П. Ну смысл не в том, что мир меняется, а в том, что мы пытаемся его изменить. Это достаточно наивная попытка, но то, что мы ее хотя бы предпринимаем, пусть даже она заранее обречена на провал, это уже очень важно. Получается, что ты пытаешь изменить не людей, а именно себя. И собственно, вся жизнь — это изменение себя.

Д. Не помню, кто сказал, что джаз невозможно полюбить, не будучи музыкантом. Джаз-музыканты получают гораздо больше удовольствия от прослушивания этой музыки, чем те, кто ни на чем не играет. Я считаю, что в хардкоре почти то же самое.

П. Ну так везде, на самом деле. Чтоб от чего-то кайфовать, надо знать какую-то базу. Взять хоть любителей балета. Мы никогда не поймем балет, не будучи погруженными в его культуру. Любители танцев тащатся от балета так же, как кто-то от хардкора. Они знают какую-то базу и видят все эти движения в балете, слышат синкопы и кайфуют. То же самое и в визуальном искусстве — образованные художники получают от картин гораздо больше удовольствия, чем мы, которые не разбираемся в изобразительном искусстве. И с хардкором такая же ситуация – мы в этой среде варимся, и знаем, от чего кайфовать. Нас этому научили.

Все же вопрос об искусстве, как средстве изменения мира, для хардкор-субкультуры, по-моему, гораздо актуальнее, чем для балета, потому что у нее есть определенная претенциозность и совершенно четкий кодекс чести.

У. Я очень рад, что именно в этой субкультуре совмещены различные позитивные идеи. Они мне близки, потому что меня так учили. Не потому что у меня мама панк, а просто это общечеловеческие ценности. И они, безусловно, очень важны. И то, что именно на этом строится мэсседж многих групп — это хорошо.

С. Попытка в любом случае важнее, чем результат. И как мы говорили ранее, для всех нас харкдор стал школой и воспитателем. Если бы кто-то там когда-то не попробовал что-то изменить, этого всего бы не случилось, и мы бы в эту движуху не попали. Меня она привлекла во многом своими идеями, общечеловеческими ценностями, о которых человечество почему-то все чаще забывает. И да, об этом стоит продолжать говорить, хочется, чтобы группы не только играли музыку, но и несли какой-то положительный мэсседж. Особенно для масс, для молодежи.

У. Это большая ответственность к тому же. Все эти тексты, все эти песни.

П. Хардкор не первая культура, которая начала транслировать революционные идеи. Такой подход является порождением рок-музыки в целом. В своё время рок-музыка родилась и была ответом войне во Вьетнаме и общим недовольством образом жизни старшего поколения.Такой классический конфликт отцов и детей. Хардкор был уже третьей-четвертой подобной волной. И если кажется, что сейчас эта волна немного угасла, то лет через пять она всколыхнется где-то еще.

Д. Я пришел в хардкор юным максималистом, и ощущение того, что что-то можно изменить, было для меня одним из самых важных. Это было начало 2000-х, пришла волна антиглобализма, а с ней идеи антифашизма, наконец, докатились до нас. Мы это все впитали, и вывод могу сделать только один, что хардкор изменил нас, а не мы его. Это намного ценнее.

П. Вообще, все представители этой культуры борются в первую очередь со своими проблемами. Самое большая проблема хардкорщиков — это наступание на свои же собственные грабли. Многие хардкорщики говорят, что нужно прислушиваться к чужому мнению, при этом харкдор-среда максимально к нему нетерпима. Любое инакомыслие принимается в штыки. Это, наверное, единственный минус, над которым стоит работать.

У. Но такие минусы есть везде, к сожалению. И эти минусы идут от людей. Проблема не в культуре, а в людях. Просто участники DIY-движа, как правило, не до конца взрослые, а с возрастом они все это поймут.

Д. Многие люди проецируют свои проблемы на мир и пытаются с ними бороться, но в итоге ты побеждаешь не мир, а самого себя. А фишка в том, что проблемы нет никакой. Ты ее создал сам, и сам же с ней борешься.

У. На самом деле наш мэсседж простой. И он не относится ни к панку, ни к хардкору. Надо просто оставаться нормальным человеком и жить по совети и чести.

RAY выступят на Raw Fest в субботу 11 июля.