Одиозный британский музыкальный журналист Гарри Бушелл, главу из новой книги которого мы презентовали, рассказал oi!-обозревателю Sadwave Павлу Дуеву, как анархисты из Crass пытались его подставить, правые экстремисты – убить, а сам он уже 30 лет продвигает oi!- и панк-музыку. Текст и интервью: Павел Дуев Неужели это тот самый Гарри Бушелл из телевизора? Что он тут делает? В какой-такой группе поет? Что? Oi!? Ха-ха, шутишь, наверное, – приставала ко мне британская тетушка в пабе. -Почему бы тебе не сделать, наконец, нормальный концерт? Ты же всех их знаешь? Хотя бы со Splodge бы выступили,– тем временем приставала к Бушеллу одна из его подружек. -Да, думаю, Макс еще обижен на нас за тот инцидент, — философски обронил Гал. С утра он уже успел сдать очередную колонку в таблоид и принять участие в радиопрограмме. А теперь пойдет по традиции пропустить пару пинт перед концертом в соседнем пабе в компании друзей-музыкантов. Кто-то знает Бушелла как журналиста и писателя, кто-то — как человека из телевизора, самые любознательные помнят, что это крестный отец oi!-музыки и лидер одной из наиболее оригинальных групп в жанре. Я же, в свою очередь, могу добавить, что мэтр оказался неплохим собутыльником и одним из наиболее открытых людей в британском oi!-движе. Лишь тот факт, что он появляется на концертах с действительно красивыми подружками, позволяет признать его одним из наиболее успешных представителем старой бритоголовой гвардии. Видно, что человек без дела не сидит, но мне все-таки удалось по дружбе перекинуться с мэтром парой слов и спросить, не считает ли он, что его время уже прошло. Давай начнем с твоей новой книги «Riff—Raff, Rebels & Rock Gods». Что побудило тебя сесть за мемуары? Эта книга о моих днях в британской газете Sounds. В нее вошли мои любимые статьи, которые я дополнил материалами из своих дневников и записных книжек тех лет. Там есть про концерт Exploited в Западном Берлине до падения стены, рассказ о поездке в Индию вместе с Hanoi Rocks, наблюдения за взлетом Iron Maiden, репортаж с концерта Angelic Upstarts в тюрьме, а также заметки об Оззи, Cockney Rejects и многих других. Я написал эту книгу, потому что люди продолжают спрашивать меня о временах Sounds и я хотел записать все, пока помню! Спрос на нее был настолько велик, что помимо бумажной версии я выпустил ее в электронном и аудио-вариантах (последний длится шесть часов), и тут же приступил к работе над вторым томом. Ты пишешь о совершенно разных группах – с одной стороны, Оззи и ZZ Top, с другой – панки и скины… Оззи и ребята из ZZ Top — это такой же рабочий класс, как и Cockney Rejects. Простые парни, абсолютно адекватные, которые просто заиграли другую музыку. Оззи сидел в тюрьме за ограбление со взломом и вообще он веселый парень. Когда я путешествовал вместе с Iron Maiden, мы всю дорогу бухали, прикалывались и обсуждали футбол. Какие из репортажей в Sounds стали для тебя самыми важными? Вероятно, текст о поездке с Hanoi Rocks в Индию, потому что там все совсем по-другому, чем в Европе, и репортаж с концерта Angelic Upstarts в тюрьме. Какая атмосфера царила в Sounds в 1980-е? Там было больше свободы для авторов, чем в других СМИ, где ты работал? Приходилось ли по заданию редактора писать о группах, которые не были тебе не интересны (как это обычно случается в музыкальных журналах)? Главный редактор Алан Люьис был настоящим модом и веселым парнем, который любил музыку. Он доверял нашему чутью и почти нас не контролировал. Меня наняли писать о панке, и он не обращал внимания, если я отходил от этой темы и начинал писать о скинхед- или мод-группах. Мне даже позволили вести колонку про Oi!. Кое-кому из коллег не нравилось, что такие группы, как Cockney Rejects или Angelic Upstarts приходили в наш в офис, потому что они их боялись и, надо сказать, небезосновательно. Cockney Rejects дважды устраивали драку прямо в редакции. Однажды они сцепились с панком по имени Пэт Марк, который болел за Челси. В другой раз дали по морде одному автору, и после этого им надолго запретили появляться в Sounds. Люди постоянно приходили в редакцию, чтобы поболтать со мной. Хокстон Том из The 4 Skins и Скалли, басист East End Baddoes, появлялись у нас каждую неделю. В ближайшем от редакции пабе White Lion нас часто навещали Джон Пил, Фил Лайнотт из Thin Lizzy, Гарри Джонсон, Бастер Бладвессел из Bad Manners. Помню, как группа Slaughter & The Dogs приехала к нам из самого Манчестера, ребята из Cock Sparrer тоже часто заходили. Не припомню, чтобы мои статьи подвергались цензуре. Единственное исключение — мой репортаж о болельщиках футбольного клуба Charlton Athletic, и песнях, которые мы пели на стадионе! Не то чтобы редакция имела что-то против Charlton Athletic, просто мне сказали, что не стоит писать о футбольных фанатах. Но меня никогда не заставляли сделать интервью с группой, которая не была мне интересна. При такой свободе творчества, насколько успешно шли дела у Sounds с финансовой точки зрения? Очень хорошо. В 1981 году наши продажи были выше, чем у NME и Melody Maker. Около 225 тысяч экземпляров уходило за неделю, рекламы было завались. Я думаю, владельцы журнала из Spotlight Publications нажили на Sounds состояние. Наверное, после такой свободы тяжело было работать в бульварной Sun. Не возникало ли у тебя проблем с новыми коллегами, скажем, из-за татуировок? В Sun все было совершенно по-другому, не считая того, что мы как и раньше ежедневно в час дня ходили в бар и пропускали по четыре-пять пинт «Стеллы». Алан Льюис посмотрел мои татуировки в 1978-м, и не придал этому значения. Но редактор Sun их ненавидел. Тем не менее, ты и в Sun, по-моему, неплохо провел время. Даже чуть не нокаутировал чемпиона по боксу Ллойда Ханигена. Можешь рассказать об этом бое? Это был благотворительный вечер, но я не ожидал, что мне придется драться с самим Ллойдом. Вокалистка Eurythmics Энни Ленокс пригласила меня сразиться на ринге с колумнистом Daily Mirror Джоном Блейком. Дело было на вечеринке после окончания тура Eurhythmics в Ковент-Гарден. Это был 1987 год, и если бы мне сразу сказали правду, я бы трезво взвесил свои шансы и, вероятнее всего, отказался бы. Но Блейк был не похож на человека, который сможет выстоять два раунда против кого бы то ни было. Тем не менее, я серьезно подошел к подготовке. В юности мне довелось боксировать и перед боем Глен Мерфи из сериала London’s Burning , который с девяти лет выступал на ринге, его отец Терри (профессиональный боксер, 25 побед, 10 нокаутом) и Стинки Тернер из Cockney Rejects, бывший в свое время чемпионом среди юниоров, помогали мне тренироваться в одном из залов Восточного Лондона. Я был готов как никогда. О Блейке я такого сказать не мог. И вот стою я на ринге и вижу Блейка, который до сих пор не удосужился снять смокинг. При этом он неприятно улыбался. Тут заиграла тема из «Рокки», и я увидел своего настоящего противника, который шел сквозь толпу с накинутым на голову капюшоном в сопровождении двух самых больших секундантов, которых я когда-либо видел. Даже в тот момент я не стал паниковать, потому что мне доводилось общаться с Фрэнком Бруно (британский боксер-тяжеловес, на тот момент чемпион Европы по версии EBU – прим. Sadwave); я предположил, что видимо это он. Я знал Фрэнка довольно хорошо, и был уверен, что если он выйдет со мной в ринг, мы оба просто посмеемся. Но фигура, которая перешагнула через канаты, была не такой высокой и широкой как у Фрэнка. Он скинул капюшон и ухмыльнулся мне. Это был Ллойд Ханиген, чемпион мира в полусреднем весе, которого отделяло лишь девять недель до титульного боя с Джони Бамфусом (Бамфус проиграл бой техническим нокаутом во втором раунде – прим.). Он выглядел таким же счастливым, как акула, у которой болели зубы. Ну, я бью левой, правой, апперкот, я был ослепителен…пока гонг не возвестил начало первого раунда и в игру не включился Ллойд… Я пошел вперед, кинув джеб левой. Красная пелена заволокла глаза Ллойда. Бам-бам-бам. Он нанес хук правой мне в лицо, за которым последовали два подлых удара левой, которые пришлись на мою грудь и ключицу. Я рухнул на пол, как мешок с дерьмом. Тем не менее, я заставил его заволноваться. В какой-то момент мне показалось, что Хаинген всерьез намерен убить меня. Я встал до того, как рефери закончил считать и продержался до конца первого раунда, после чего вернулся в свой угол. -Все правильно, — сказал мой тренер Глен.- Теперь все время двигайся, уклоняйся и ныряй, и… -Да пошел ты, обратно я не вернусь. -Гэл. Сделай это. С тобой все будет хорошо. Верь мне. Пришлось мне вернуться на ринг, повторяя про себя все молитвы, которые я знал. К моему удивлению во втором раунде Ллойд сильно изменился. Он стал настоящим милашкой. Позже Глен выяснил, что угловой секундант напомнил Ллойду, что он дерется с любителем, и если не остынет, то лишится лицензии. После того, как гонг возвестил о конце боя, на ринг вылезли Эни Леннокс с Дейвом Стюартом и, рассыпавшись в извинениях, объявили меня победителем. Я получил приз в 100 фунтов, а фонд Help The Aged получил чек на 5 тысяч. Но это еще не конец истории. Ллойд и его менеджер Микки Даф сообщили британской прессе, что чемпион взбесился из-за того, что я пытался его вырубить. Ллойд заявил журналистам, что я залепил ему в подбородок, а после такого «никто не уходит безнаказанным». Абсолютные сапожники. Я вышел на бой, уклонялся и бил, и был уверен, что все это просто веселое благотворительное мероприятие. Но им надо было защитить боксерскую лицензию Ллойда, поэтому меня выставили психом, который пытался нокаутировать чемпиона мира. Многие СМИ опубликовали мой ответ: «Давайте сюда Тайсона». Ты довольно плодовитый автор – из-под твоего пера выходили и детективы, и биографии рок-групп. Какая книга, по твоему мнению, получилась особенно удачной? Что изменилось для групп и журналистов со времен золотой эры Sounds? В последнее время ты активно этим занимаешься. Ведешь подкаст, возобновил выпуск Sounds. Что заставляет тебя сегодня продолжать движение? Ведь, с одной стороны, хороших групп все меньше, а с другой — ты уже не такой влиятельный, как тридцать лет назад. Меня подстегивает отчасти ностальгия, отчасти разочарование. При этом в «золотые» дни я никогда не думал о себе как о влиятельной персоне. Я знал, кто я есть, но меня никогда не увлекала власть как таковая. Все, что я хотел — это писать о группах, которые меня вдохновляли. Сегодня сцена уже не такая увлекательная, истэблишмент больше не видит в музыке угрозу. Но все же есть хорошие группы, ради которых я и веду подкаст. На oi!-сцене я бы выделил Lions Law из Франции, NOi!se из США, Bishops Green из Канады, Rust из Австралии и своих соотечественников East End Badoes. Плюс Harrington Saints, Patriot и Old Firm Casuals. На панк/поп сцене я голосую за Night Of Treason и Beach Slang. На мод-фронте отдам предпочтение Brompton Mix и Pope; если хотите послушать поп-ска с примесью рок-н-ролла, обратите внимание на Buster Shuffle. Лучшая индии группа Британии — Missing Andy. Касательно Lions Law, ты не находишь странным, что группа копирует британский саунд, при том, что во Франции была прекрасная самобытная сцена? Было бы здорово, если французский саунд был бы так же популярен, как британский, я бы с удовольствием слушал такую музыку. Тем не менее, я люблю Lion’s Law. И все же я с трудом могу представить, чтобы английская группа начала копировать французские или немецкие команды. Кстати, в творчестве кого из твоих соотечественников отчетливей всего видна британская самобытность? Cockney Rejects транслировали агрессию футбольных трибун, ранние Angelic Upstarts были увлечены панком как протестом, у Cock Sparrer лучшие мелодии…но Blood лучше всех передали настроение алкашей из старых трущоб в центре города. Все-таки, что заставило тебя начать издавать бумажный журнал в то время, как уже существующие издания переживают тяжелые времена и закрываются одно за другим. Кстати, насколько сегодня обременителен издательский бизнес? Я делаю качественный журнал, который выглядит так же как старый Sounds (правда, он не такой толстый, в нем всего сорок страниц). Выпуск каждого номера обходится в 800 фунтов, и это окупается за счет рекламы и розничной продажи по 2 фунта за экземпляр. Все участники этого проекта делают его только из-за любви к сцене. Наша проблема — распространение и дистрибуция. Журнал можно найти только в двух специальных магазинах All Ages и Oi Oi The Shop в Кэмдене, помимо этого его можно лишь заказать по интернету или купить на концертах. Мы работаем над тем, чтобы сделать журнал более доступным. Также мы заинтересованы в том, чтобы Sounds выходил за рубежом. Сейчас все говорят, что журналы умирают. Но точно также есть мнение, что винил доживает последние дни, а это, очевидно, не так. Я люблю зины. Я люблю материальные продукты, которые существуют вне киберпространства, и поэтому я делаю журнал Street Sounds. Мы продаем по 2 тысячи экземпляров, хотя у нас слабая дистрибуция и нет бюджета на распространение. Моя философия такова: если мы это сделаем, люди появятся. А если я не прав, то значит впустую потратил два года жизни. По тем же причинам я делаю свой подкаст. Я ставлю панк, ска и независимую музыку. Сейчас меня слушают 30 тысяч человек по всему миру. Твоя группа The Gonads, на мой взгляд, является одной из самых оригинальных и недооцененных на панк-сцене. Почему ты никогда не использовал свом возможности журналиста, чтобы продвинуть собственный проект? Спасибо. Мы делаем это просто потому, что получаем удовольствие. Если людям это понравится, они придут сами. Gonads — Lost My Love To A UK Sub Твое активное участие в oi!-сцене мешало строить карьеру в журналистике? Хиппи из среднего класса ненавидят меня уже тридцать три года, потому что они терпеть не могут oi! Они никогда его не понимали. Эти идиоты говорят: «Все скинхэды фашисты, значит, ты тоже фашист». Все эти годы левые только и делали, что называли меня наци, а наци — коммунистом. Чиновники из MИ-5 даже завели на меня досье, потому что считали меня опасным агитатором. Для них я был Бушеллини. Ха! Но я не являюсь ни одним из вышеперечисленных. Я люблю свою страну, люблю наших людей, но я не испытываю ненависти к другим странам, и я не расист. Можешь объяснить, как так произошло, что oi!-группы на короткое время пробились в чарты, но потом так же стремительно вернулись в свое маленькое музыкальное гетто? Да. Все oi!-группы были несправедливо обвинены в фашизме после беспорядков, выспыхнувших в Саутхоле в июле 1981-го (молодые азиаты закидали посетителей концерта The Business, The Last Resort и The 4 Skins бутылками с зажигательной смесью, приняв всех участников шоу за нацистов). Поднялся большой шум, и всех скинхэдов внесли в черный список. Больше oi! не ставили на радио. Мейджоры раздумали с нами работать. Городские власти запрещали oi!-концерты, все было очень круто. Одна за другой ведущий группы жанра переставали на время играть oi! и переключались на хэви-рок, регги или синтезаторную музыку. Весь oi! был признан истеблишментом и средним классом фашистской музыкой. Они ненавидели нас тогда, они ненавидят нас сейчас. Кстати, о ненависти. Что ты можешь сказать об истории, когда Chumbawamba под псевдонимом Skin Disease записали oi!-песню для одного из твоих сборников? Позже они рассказывали об этом это, как о неприкрытом издевательстве над тупыми скинами-боксерами, которые так и не поняли, что к чему. Кажется, мы выпустили этот трек на EP, который прилагался к нашему четвертому oi!-сборнику. Да, они пытались вывести нас из себя, но, во-первых, нам было наплевать, а во-вторых, они сами выставили себя снобами. Еще как-то раз Crass пытались подставить меня, назначив мне свидание с Хани Бейн (панк-певицей, дружившей с Crass – прим. Sadwave). Это было жалко. Расскажи об этом. Ну, Хани забила мне стрелку в пабе Cross Keys в Ковент-Гарден. Она пришла вместе с Энди Палмером (гитаристом Crass – прим. Sadwave), который представился сотрудником EMI. Хани выглядела весьма сексуально и откровенно со мной флиртовала. Эта парочка рассчитывала выудить из меня компромат, который подтвердил бы их подозрения, что EMI имеет связи с торговцами оружием и пытается через музыку влиять на политику. Впрочем, я тоже был не один, со мной был Скали из группы East End Badoes. Мы оба поняли, что это афера, и я решил не придавать огласке ничего из того, что они мне сказали в тот вечер. Я также выяснил, что Crass тайно записывали весь разговор, рассчитывая выудить из меня какие-то признания. Об этом, кстати, говорится в книге Джорджа Бергера The Story Of Crass (страницы 174 и 175). Автор сам признал, что афера Crass выглядела совершенно по-дурацки, а Гарри Бушелл произвел впечатление хорошего парня. Видимо, поэтому Crass решили в свое время не предавать огласке этот неприятный эпизод своей карьеры. После этого я где-то случайно встретил Хани, и она признала, что вся эта история была «чертовски глупой». Crass рассчитывали, что я или западу на их подругу, или заключи сделку с «представителем EMI». Я не повелся ни на то, ни на другое. Видно все эти группы и их либеральные поклонники тебя не жалуют. Пытался кто-нибудь из них высказать тебе свои претензии в лицо? Мне на самом деле плевать на представителей среднего класса, притворяющихся анархистами. На меня нападали наци, милитант-геи однажды сожгли мое чучело, а исламские экстремисты угрожали мне убийством. Но эй, я все еще здесь. В 1982 году меня избили наци (не скинхеды) на концерте Angelic Upstarts в клубе «100». Также как-то раз на меня напали в поезде два наци-скинхеда, у одного из которых был нож. В 1983-м молодежное крыло «Национального фронта» опубликовало мой адрес, назвав меня «предателем расы». Спустя годы я написал в Sun серию статей, в которых достаточно резко высказался в адрес радикальных представителей ислама. В адрес газеты стали поступать угрозы убить меня. Они были описаны настолько подробно, что мне пришлось обратиться в C.I.D. (английский уголовный розыск – прим. Sadwave), который обеспечил мне защиту на 48 часов в те даты, когда эти психи обещали претворить свои угрозы в жизнь. А вот что было с воинственными геями. Я отпустил несколько мягких шуток о гомосексуалистах на ТВ и в своей колонке. Что тут началось. На меня донесли в Совет прессы и обвинили в том, что я ханжа, гомофоб и так далее. Конечно, я не мог оставить это без внимания и отреагировал в соответствующем тоне. Словесная перепалка стала набирать обороты. В итоге они сожгли мое чучело во время митинга в Ковент-Гарден. Но самое смешное тут, что в тот момент я сидел с друзьями в итальянском ресторане в ста ярдах от этого сборища и единственной вещью, которая у меня дымилась, было банановое фламбе. Я не испытываю к людям неприязни из-за их сексуальной ориентации. То, что ты делаешь в спальне — это твое личное дело. Я знаю одаренных, а иногда просто суперталантливых геев (например, великий английский комик Фрэнки Хауэрд), так что называть меня гомофобом – значит откровенно врать. Но мне не нравится, что на нас с телеэкранов льется откровенная гей-пропаганда. Особенно меня раздражают люди, которые хотят снизить возраст согласия до 14 лет, а то и еще больше. И тут я задумываюсь, что за этим стоит. Это борьба за равноправие или уже педофилия? Мы составили микстейп из песен групп, которые стали героями новой книги Гарри Бушелла «Riff-Raff, Rebels and Rock Gods» The Gonads - Go Mad With The Gonads |