Взрыв в московском метро 29/03/2010

Берегите себя. Что тут еще скажешь. В тот день я чуть не погиб. Дальше пешком.

Текст: Максим Подпольщик

5: 55 утра — подъем. Предпринимаю нечеловеческие усилия, чтобы встать. Болит горло, нос не дышит, в комнате душно, но мне почему-то холодно. Я ненавижу свою работу, а точнее — одну из трех — курьерскую. Главный квест заключается в том, чтобы встретить поезд из Самары, который приходит в 7:55 на Казанский вокзал. Противный осадок от вчерашних кухонных разговоров за ночь не выветрился. Заходил Р. рассказывал про знакомого — «настоящего парня с прозрачными голубыми глазами», у которого была одна мечта — съездить на все выезды спартака… и вот, спустя 4 месяца или недели или дня после осуществления своей (единственной) мечты, он поругался с девушкой и выпрыгнул с 16 этажа… знакомые фанаты собирались на павелецкой, чтобы собрать ему деньги на похороны, а на них с битами прыгнули угадайте кто.

Потом зашел дядя Д. и, будучи в изрядном подпитии, начал меня грузить, чтобы я не водился ни с какими группировками. Обвинения меня в причастности к «антифе» продолжались до часу ночи.

7:15 — вошел в метро. Последняя книга Пелевина подходила к концу и чем дальше, тем больше меня злила. Сидящая рядом женщина начинала судорожно пихаться, всякий раз, когда при старте поезда, я случайно нее наваливался. Повернув голову, внимательно посмотрел ей в глаза. На ближайшей станции она вышла. Раздражение не проходило.

В рюкзаке бултыхался тяжеленный каталог медицинского оборудования, который предназначался тем, кого я должен был встретить на казанском вокзале. Джеймсбондовский кейс, доверху наполненный скальпелями и пинцетами, качался зажатый между коленями. Сам же я бултыхался где-то между сном и подземельем Петербурга Достоевского, по которому в поисках кареты с заключенным Соловьевым шел граф Т. Ни в нем самом, ни в его путешествии не было ни капли объема. Граф Т. – по сюжету – литературный герой, который понимает, что он литературный герой. По факту же он тянет максимум на персонажа восьмибитной аркады.

7: 48 – метро комсомольская. До прибытия поезда семь минут. Чувствую себя мятым и грязным, несмотря на то, что перед выходом принял душ. Холодно. Натягиваю на шапку сиротский тонкий капюшон. По иронии судьбы, мне нужен тринадцатый вагон (любера, оставайтесь вон). Мне сказали, что человек, которому я должен передать каталоги и инструменты, сам меня узнает, так как мне уже приходилось его встречать. Я же в упор не помню, как он выглядит. Денег на звонок в Центр, который смог бы меня сориентировать, тоже нет. Я огибаю таксистов, цыганок, теток и дядек – это именно тетьки и дядьки, а не мужчины и женщины — с громоздкими сумками на колесах, которыми я бы никогда не стал пользоваться.

Седьмой, восьмой, девятый, десятый… в голове не укладывается, насколько длинным может быть поезд. Мне кажется, что я иду уже минут двадцать. Наконец, один из волочащихся навстречу дядек, хлопает меня по плечу. Он действительно меня узнал. Как дела, улыбнувшись, спрашивает он. Нормально, отвечаю. В вагоне было душно, жалуется он, я почти не спал. При этом выглядит он весьма бодро, молодец. Будучи одетым в «весеннюю» легкую куртку, я не могу отделаться от ощущения себя пятиклассником. Еще этот капюшон…Дядю сопровождает сын примерно моего возраста.
Зайдя в зал ожидания, мы обмениваемся артефактами. Я отдаю ему ценный груз, он мне – конверт с деньгами, какую-ту доверенность, еще какие-то деньги….
Тут у папы с сыном завязывается спор. Они не могут найти еще какую-то бумажку – то ли смету, то ли вторую доверенность, то ли еще что-то. Куда ты ее положил? В зеленую папку? Ее тут нет! Я вижу, что нет!! И так далее. Невольно став свидетелем семейной ссоры, я замечаю, как на электронном табло одна цифра сменяет другую.

8:16 – на комсомольской яблоку негде упасть. Поезд в сторону юго-западной стоит с открытыми дверями. Кажется, еще немного и те, кто находятся у другого края платформы, упадут на рельсы. Проклиная свое везение, я злюсь, что даже в часы метро не может работать с нужной скоростью. Через пару минут людям разрешают войти в вагоны. Я плюхаюсь на сидение, достаю книгу и одновременно закрываю глаза. Тут раздается телефонный звонок. Мама.

— Алло, истерично кричит она, перекрикивая радио, вещающее на заднем плане.
Я снова начинаю злиться, потому что знаю, что последует дальше. Она звонит проконтролировать, успел ли я встретить поезд. Как и все в это утро, ее звонок меня раздражает.
— Все нормально, еду домой, хочу сказать я и бросить трубку. Но, к счастью, не успеваю этого сделать.
— На Лубянке произошел взрыв, с тобой все в порядке?! – кричит мама. И тут я просыпаюсь. Каждая деталь вагона вдруг становится отчетливой. Я не могу пошевелиться.
— Подожди, когда ОН произошел? Я специально не произношу слово «взрыв», чтобы те, кто едут рядом со мной, не начали паниковать.

— Буквально только что, где ты сейчас едешь???

Я с трудом оборачиваюсь. Из окна вагона видны стены из серого мрамора. Это либо чистые пруды, либо лубянка.
— На Лубянке, или нет, на Чистых Прудах, или нет… все в порядке, удается выдавить мне.
— Езжай домой скорей, сейчас еще до папы надо дозвониться, он недоступен, я с ума сойду – кричит мама и бросает трубку.

Я сижу оглушенный. Вглядываясь в лица соседей по вагону, я делаю вывод, что они еще ничего не знают. Рядом со мной сидят две девочки лет 17 и о чем-то беседует. Вдруг у одной из них звонит телефон. Я знаю, что будет дальше.

— Да? – беззаботным тоном говорит девочка. Что? Взрыв? – хихикает она. Когда? Утром?
— На Лубянке взрыв? — присоединяется к ней вторая — утром? Так это получается, давно было? Да, давно?

ТУПАЯ ПИЗДА, хочется заорать мне, сейчас восемь утра, куда уж раньше, ДУРА ЕБАНАЯ. Но я не могу пошевелиться. Кроме меня никто из пассажиров к разговору девиц не прислушивался. Поезд стоит, станция – я уже понял, что это чистые пруды – наполняется шумом, из которого у меня получается вычленить фразу: «Движение между станциями лубянка и парк культуры приостановлено. Пользуйтесь, пожалуйста, другими видами транспорта». Все выходят из вагона. Кто-то продолжает смеяться и хихикать, еще не зная, что произошло.

Я поднимаюсь наверх. Всё. Теперь некуда спешить. Они опять все проебали. Они создали центр «Э», который боролся с подростками, реальных же террористов они проебали. Все до рвоты предсказуемо, все как всегда. Улица разрывается от воя сирен ментовских газелей и карет скорой помощи. Суки, что толку теперь во всем этом? Вы в который раз все просрали, вы можете бороться только с собственными гражданами, вас снова наебали, а пострадали как всегда мы. Если конечно это не ваших рук дело.

Других мыслей у меня нет.

У чистых прудов пусто, атмосферу теплого весеннего утра нарушают только летящие автомобили со спецсигналами. Я начинаю звонить папе, сеть, разумеется, перегружена, звонки не проходят. От бессильной злобы мне хочется ебануть телефоном об асфальт. Направляясь вниз по мясницкой, я пытаюсь ловить машину. Никто не останавливается, мимо пролетают джипы, тойоты, кажется, другого транспорта в центре города нет. Я решаю идти до лубянки. Редкие прохожие, попадающиеся мне на пути, не выглядят обеспокоенными.

— Нина Санна, — вы уже слышали? — две знакомые женщины случайно встретились на улице. Хмурый мент стоит у дверей корпуса высшей школы экономики. Идущий передо мной мужик останавливается, жмет ему руку и идет дальше.

Лубянка оцеплена. Вход на станцию обнесли заграждениями. Менты, пожарные, какие-то люди в одинаковых черных костюмах, все с мобильниками у уха.

ТУПАЯ ПИЗДА, хочу крикнуть в лицо каждому из них, ТУПАЯ ПИЗДА. ТЕПЕРЬ-ТО какая разница? Сети нет. Приходит смс от Саши:

«Тут в вагоне со всей силы объявляют, что на твоей метроветке какие-то траблы: «Движение приостановлено». Почекай перед стартом».

Здесь-то я точно ничего не поймаю.

В голове возник алгоритм действий. Сначала – положить денег на телефон, потом – ловить машину. Домой ехать поздно, уже всё поздно, вместо того, чтобы думать об ужасе, я стараюсь концентрироваться на поставленных задачах.

Кто из знакомых мог быть в это время на лубянке? За несколько минут я успеваю обдумать десятки маршрутов, по которым тот или иной человек мог сегодня утром отправиться на работу. Решаю обзванивать тех, кто живет ближе всего к красной ветке.

Сегодня, допустим, пронесло, а в следующий раз? Как теперь дальше?

Пошатываясь, я спускаюсь к Китай-городу. Кладу деньги на счет в чебуречной, где мы когда-то брали интервью у Боряна.

Здесь пусто, светло и чисто. И никого нет. Тихо играет советская попса, «стоячие» столы покрыты чистыми скатертями. Хочется подойти и попросить продавщицу переключить на эхо москвы, но потом я решаю не тратить на это время. Тут прозванивается мама и говорит, что на парке культуры произошел еще один взрыв…

Водитель согласился добросить до Ш. за триста рублей. Дорого, но, если прав интернет, и частники через пару часов задрали цены в несколько раз, можно считать, что я легко отделался. Пока мы ехали, я продолжал ежесекундно звонить папе, громко ругаясь всякий раз, как обрывалась связь.
— Кто у тебя там? – не выдерживает водитель.

— Надеюсь, никто.
— Я тоже как только услышал, начал всем звонить, — после паузы произносит водитель.

По «нашему радио», вещающему в машине, говорят сладким голосом, что взрывы в метро – это, безусловно, новость часа, после чего врубается залихватская «Если ехать долго по железной по дороге…». Не спрашивая разрешения у хозяина машины, я переключаю на эхо. Там идут новости рынка ценных бумаг или что-то в этом роде… Зато наконец прозвонился папе. Он ехал на работу окольными путями через мкад. Сразу стало ощутимо легче. Водиле наскучили ценные бумаги, и он снова переключил на наше радио.

Метро Ш. Девять утра. У метро идет небольшая стройка, площадка огорожена железными прутьями и проволочной сеткой. Откуда-то доносятся звуки радио – более тридцати человек погибло. То ли это репродуктор, закрепленный на одном из столбов, то ли приемник, стоящий на окне рабочего хозблока, непонятно. В том месте, где слышно лучше всего, столпились несколько человек. Более тридцати погибших, шестьдесят раненых.

Я начинаю звонить всем подряд из записной книжки. Связи по-прежнему нет. Включается еще один инстинкт – есть. Какого черта, я богат, как сука, дядя из Самары передал мне пять тысяч за курьерство – месячную зарплату. Мысленно сжимая их в руке, делаю попытку сунуться в пиццерию. Дверь открыта, несмотря на то, что заведение работает с десяти – об этом написано на витрине кафе. Спускаюсь вниз по лестнице. В пиццерии темно, стулья поставлены на столы, и, разумеется, никого нет. Бармен говорит по телефону.
— Ты представляешь, если бы машина завелась, я мог бы вполне оказаться в том вагоне, — произносит он в трубку.

Если бы папа с сыном не потеряли доверенность, я бы как раз был на парке культуры к половине девятого.
Закончив разговор, он бросает мне: «Мы еще закрыты, молодой человек. Приходите в десять». В десять я уже буду сидеть под лампой дневного света. Чебуречная тоже закрыта. Какого черта, у меня дохуя денег. Я открываю дверь кофе-хауза – единственного круглосуточного заведения возле Ш. Сажусь за первый попавшийся столик и, мельком глянув в меню, заказываю самый дорогой завтрак. За 160 рублей. Я даже не смотрю, что в него входит. Я миллионер.
— Каппучино обычное или со вкусом? – спрашивает официантка.
— Хотелось бы со вкусом…
Девушка уходит, я продолжаю звонить всем подряд. Сразу дозваниваюсь до А.
— Все в порядке, начальник позвонил, сказал, чтобы я не шла сегодня на работу.
— И правильно, не ходи.
Приходит смс от В. «Ты как?».
Мне приносят треугольный бутерброд с чуть расплавленным сыром и приличных размеров чашку с кофе. Прогоняя мысль о том, что в любом другом не таком жлобском заведении, я смог бы за эти деньги потребить и того, и этого, и вон того, приступаю к трапезе. Кофе вкусное, но вместо прилива бодрости, я ощущаю головокружение. Из динамика – я ухитрился усесться прямо под колонкой – тихо звучит что-то трип-хоповое.
Бутерброд заканчивается к десяти утра. Надо зайти купить еще кофе – с ним доживем до вечера.
— Тридцать погибло, я только что слышал – говорит продавщице мужчина в дорогом длинном пальто, с барсеткой и кашне на шее.
— Ой, вы знаете, мне кажется больше, там наверняка такое месиво – невозмутимым тоном отвечает продавщица, сверкнув золотым зубом.
А меня уже заботит новая мысль. Взять сливки или молоко? Молоко или сливки. Сливки или молоко…

Вконтакте Twitter