Книга дня: «Формейшен»

Кажется, впервые публикуем не отрывок из той или иной книги, а рецензию на нее. Катя Колпинец прочла «Формейшен» Феликса Сандалова и рассуждает о сопротивлении миру, которым занимались персонажи книги, ностальгии по непрожитым 90-м и невозможности в них вернуться.

Ностальгия — это оружие

Феликс Сандалов
Формейшн. История одной сцены – .:Common Place, 2016. – 576 с.

Текст: Катя Колпинец

Ностальгируют всегда не по тому, что было, а по тому чего не было и нет. Не по местам со старых фотографий и треску магнитной ленты, которые лишь предлог, а по бездарно проживаемой жизни, пустотам в ней. Вышедшую в конце прошлого года книгу журналиста Феликса Сандалова «Формейшн» о московском панк-подполье 90-х можно назвать археологией несостоявшихся альтернатив. Сегодня многие герои книги исчезли или живут незаметной жизнью, чтобы остаться невидимыми в новом культурном ландшафте. Книга в первую очередь адресована тем, кто предпочитает миф о 90-х собственным воспоминаниям и кому герои того времени ближе современных персонажей, лишенных каких-либо признаков героизма.

История московского экзистенциального панка 90-х рассказана через истории его героев, участников групп «Банда четырех», «Резервация здесь», «Лисичкин хлеб», «Брешь безопасности», «Ожог», и конечно «Соломенных енотов», лидер которых Борис Усов становится одним из главных героев книги. Усов стал живым воплощением «формейшна»: подпольный интеллектуал, выброшенный в безвременье, совместивший в своей жизни наивные книжные идеалы с запредельно диким поведением в быту и на сцене.

Масштабная, поражающая обилием подробностей хроника безоглядного аутсайдерства и полного освобождения, в первую очередь – от обязательств перед обществом, когда окружающий хаос подвигал создавать что-то свое вопреки всеобщему разрушению. Как сказала в одном из интервью участница «Соломенных енотов» Анна «Англина» Бернштейн: «Мы создавали свою среду, свои традиции, свои ритуалы. Формейшн был некоей утопией, воплощенной в жизнь, где никто не работал, все писали песни и стихи, смотрели фильмы, читали книги, ездили на гастроли».

Беспросветное, голодное и в то же наполненное невероятным драйвом время лучше всего описано в главах, посвященных НБП и группировке «зАиБи» (за анонимное и бесплатное искусство), чей лозунг «Хуевое революционно, а остальное буржуи купят» спокойно можно назвать лозунгом всех аутсайдеров 90-х. Равно как и фразу: «Все что ты можешь себе вообразить, Лимонов либо сделал, либо назвал хуйней». Кстати, что характерно, именно в главе про НБП («Москве не хватает огня») множество раз встречаются слова «Такого больше не будет», сказанные разными людьми. Будто каждый из очевидцев событий добровольно поставил точку в своей биографии.

В авторских подводках к главам постепенно сходящий на нет угар московского панк-подполья описан с неприкрытым восхищением. Эта интонация впрочем обоснована: когда твои современники, полунищие, склочные люди с разбитыми инструментами наплевав на минимальный комфорт и чье-либо одобрение вдруг начинают творить историю, тут поневоле восхитишься. Это впечатление усилено минимальной дистанцией: ведь речь о недавнем прошлом, буквально проскользнувшем мимо, пока все были заняты другими делами.

Фраза «Такого уже не будет» становится лейтмотивом всей книги. Понятно, что тот градус блажи, который был в девяностые и даже немного в нулевые, общество уже не может себе позволить. Настоящие фрики, те кто мог позволить себе роскошь не гнаться за славой, исчезли. Не хочется ввязываться в очередную ретороманию, но представить сегодня даже что-то отдаленно напоминающее «формейшн» невозможно. В этом ключе девяностые предстают перевернутыми десятыми, в чьей стоячей воде всполохи недавних пожаров отражаются особенно ярко.

Еще одна любопытная деталь: в начале и в конце книги есть вставки, где герои современного андеграунда признаются в любви к «формейшену», отмечают влияние московского панка на собственное творчество. Так вот, в этих коротких репликах помимо неприкрытого восхищения смелостью и драйвом, слышится еще одна нота. Все они, в большей или меньшей степени, хотели бы совершить путешествие во времени с обратным билетом. Чтобы хоть ненадолго почувствовать, каково это жить, не обращая внимания не то, что на лайки и комментарии от неприятных людей, а на бутылки, летящие из зала во время концерта. Сегодня человек может сколько угодно считать себя радикалом и нон-конфомистом, но он не может быть свободным от медийного поля, тусовки, трендов и общественного мнения. От чего в свое время был свободен Борис Усов и компания.

И в этом еще одно отличие девяностых от десятых: никто из героев книги не хотел бы вернутся в то время. Как сказал в главе «Музыканты из гетто» гитарист «Соломенных енотов» Александр Марков: «От большинства тогдашних историй нет никаких воспоминаний. Романтики тоже нет. Голодно, холодно, темно. Думаю, у остальных похожие истории. Какая тут идея? Тормоза придумали трусы».

История «формейшена» это история с открытым финалом: его герои попросту растворились сначала в стабильности нулевых, а затем в апатии десятых. Тема во многом исчерпана, но все же не закрыта. В «Формейшене» есть главное: после его прочтения возникает желание жить иначе, делать что-то свое. Автор предлагает не медлить. В конце книги оставлены несколько пустых страниц, «которые читатель может заполнить на свое усмотрение». Слово за тобой.

Вконтакте Twitter