|
В середине июля в издательстве «АСТ» выходит книга экс-басиста группы «Король и Шут» Александра «Балу» Балунова «Между Купчино и Ржевкой». Sadwave публикует отрывки этой увлекательной автобиографической повести, посвященной русским народным героям хоррор-панка.
Александр «Балу» Балунов, экс-басист «Короля и Шута»: «Идея написать книжку о «Короле и Шуте» появилась у меня давно. Точнее так, на протяжении всех 18 лет игры в группе я собирал всякие смешные и волшебные истории, правда, без какой-то конкретной цели. Одно время даже хотел собственную газету «Король и Шут» печатать. А если учесть, что вместе с Горшком мы вместе книжки (точнее, рассказы) начали писать еще в седьмом классе, так вообще литературно-архивного материала у меня скопилась туева хуча. Но, как-то все не до сук было (смеется). Позже, когда я ушел из группы, тоже была тема выпустить книжку, но время было совсем не подходящее. Напомню, что я покинул коллектив на пике популярности, когда «Король и Шут» звучал из каждого пылесоса и все, что касалось группы, продавалось только потому, что на нем было написано ее название. Но мне хотелось совсем не этого, да и не все эмоции еще устаканились. 18 лет жизни, все-таки. Потом я время от времени возвращался к книге, но ненапряжно и совершенно не спеша, ибо спешить было некуда. А с полгода назад ко мне обратилось издательство и предложило выпустить книгу. Да, кстати, никакие это не мемуары. Наоборот, изначально я пытался написать книгу так, чтобы читать ее было интересно и людям, которые не знакомы с творчеством группы. Книгу ради книги, то есть, чтобы просто интересно было. А, во еще! Вообще-то издательство обратилось ко мне и к Князю, но он как-то не проявил интереса. А я вдруг понял, что десять лет собираюсь закончить книгу и если не сделаю это сейчас, то можно уже и не париться. Кстати, был прав. Если бы знал сколько это займет времени и сил, то и не брался бы, а еще отложил. Дело в том, что издательство обратилось ко мне как раз в тот момент, когда я заканчивал свой сольный альбом, и надо было на нем доделать всякое, вокал перезаписать, аранжировку поправить, ну и прочие заморочки. И я думал, что сейчас быстренько соберу все записки для книги в кучу, да и снова музыкой займусь. Ага! Полгода почти я писал эту книгу. То есть вставал, садился за стол, а потом ложился спать. Ну, с вариациями, конечно. Короче заморочился, но зато хоть это дело доделал. Правда материала осталось еще как минимум на такую же книгу, но я пока не знаю, что с ним делать. В основу книги легли те удивительные и волшебные моменты, которые происходили в моей жизни. С самого начала я собирался закончить книгу на моменте моего ухода из группы, но обстоятельства сложились так, что в итоге я продвинулся по времени практически до наших дней. За кадром осталось многое, но все неинтересное. Кто кого трахал. Кто и как торчал. Кто сколько бухал. Кто вел себя, как свинья. Ну, и прочие никому не интересные вещи. Слава богу, в моей жизни было достаточно по-настоящему интересных событий и невероятных приключений, и я могу себе позволить писать в основном о хорошем и вечном».
****Момент осознания себя человеком у меня наступил примерно в шестом-седьмом классе, то есть совпал с моментом начала нашего с Горшком совместного творчества. И, видимо, тогда возник и на годы сохранился юношеский максимализм в отношении к музыке и ее оценке: мы должны были иметь о музыке одинаковое мнение, а иначе никак. Например, принес однажды Горшок из училища кассетку с группой The Cure. «О! — говорит, — это крутая группа, мне ее продвинутый чудак Рябчик дал». Я послушал раз, другой, третий. «Не, — говорю, — маета какая-то, да и чел не своим голосом завывает». И Горшок мне три дня доказывал, что это на самом деле круто, а иначе он сам бы слушать не стал. Потому что как можно дружить с человеком, если он слушает неправильную музыку? Или в правильную не врубается, что еще хуже. Это было время, когда новую музыку взять было неоткуда, — не было магазинов таких, так что каждая новая кассета, попавшая в руки, была праздником. Помню, мы чуть не поссорились из-за группы Marillion, — ну никак не могли прийти к единодушному мнению. Понимаете? Мнение должно было быть именно единодушное! В общем, мы научились заранее понимать, что понравится другому, а что нет. Именно такое гиперкритичное отношение к музыке очень помогало в дальнейшем творчестве. Кстати, еще смешной факт. По причине того, что у нас не было музыкального образования, а приемы игры и гармонии надо было как-то называть, мы выработали собственную терминологию, и так как понимали друг друга с полуслова, преспокойно ею пользовались. У меня дома было много пластинок с классической музыкой, и мы иногда делали звуковые эксперименты. Заводили пластинку, брали две гитары и записывали все на кассетник. Одна такая запись на «Реквием» Моцарта была даже очень приличной и где-то, возможно, сохранилась. Мы вообще были большими фанатами Моцарта и Чайковского. Наверное, отсюда и излишняя требовательность к себе в плане красоты мелодии, особенно на ранней стадии развития нашей банды. Заметьте, говоря «излишняя требовательность», я не имею в виду, что ранние наши работы были достойны бессмертия, я лишь обращаю ваше внимание, что мы всерьез стремились к подобному идеалу. Забыл или Тот деньДело было на гастролях. Однажды, уже ближе к концу тура, я по дороге из местного краеведческого музея зашел к Горшку в номер. Просто так, с «проверкой документов». Номер, кстати, он имел привычку не закрывать. Заходи, кто хочет! Такой немой крик в вечность о своем одиночестве… или просто панк-рок. Захожу, а он сидит, грустит. Чего, говорю, сидишь не весел, буйну голову повесил? А он мне: — Понимаешь, забыл. — И косится на мой пакет с логотипом того самого музея. — Где и чего? Не вопрос, найдем! — пытаюсь его успокоить и кладу пакет в шкаф у входа, чтобы перед уходом забрать. — Да нет, другое. Помнишь, ведь раньше мы были другими людьми. У нас были другие интересы, другие цели. — И с этими словами он нагло — Так мы одних вершин достигли, а другие впереди, это бесконечно, — я отобрал у него пакет и стал доставать оттуда сувениры, с понтом, это мое, и я сам распоряжаюсь, как хочу. — Опять мимо. Я о другом. Помнишь, ведь еще совсем недавно мы с тобой говорили и мечтали совсем о другом. Запись альбома ведь не была для нас мечтой, не была целью. Ежу понятно, что это средство. Цели у нас были другие, эзотерические, уж точно не материальные. — Изучив сувениры, он принялся с несчастным видом открывать консервы.
— Ну, что тебе сказать? Пингвину ясно, что, отбросив наборы слов типа «мы поменялись», «мы повзрослели» и прочий бессмысленный мусор, — Это почему еще? — он отобрал у меня бутылку и разлил сам. Причем неровно. — А потому, мой милый друг, что причина окажется проста и банальна. Милая девушка, плохая пьянка, неаккуратный прием некоторых субстанций. — Мы вздрогнули и призадумались. — Нет, почему после хорошей пьянки я все помню, ну не все, но про эзотерические идеалы точно наутро помню, просто они вдалеке и как бы размыты. — Горшок задумчиво стал делать бутерброд из булочного мякиша и красной икры. — Во-во! Более размытые, а, стало быть, еще более идеальные, а, значит, еще более нереальные, еще более прекрасные, еще более далекие, а раз далекие, то можно не спешить. Да? — Я прожевал и снова разлил. — Смотри. После ночи с прекрасной девушкой у тебя наутро только хорошие мысли, и всяким идеалам в них просто нет места. Ну, знаешь, так бывает, что-то просто вылетит из головы. Такое, что кажется и забыть-то нельзя, а оно — раз! — и вылетело. — Это да. И еще скажи спасибо, если, пока голова пустая и ясная после прекрасной ночи, девушка не начнет наводить там порядок и запихивать «правильные идеи», — мы рассмеялись, хотя смеяться было нечему. И икра, и бутылка закончились. Горшок снова загрустил и посмотрел на меня с немым укором. — Не ссы, во-первых, я одну не покупаю, и у меня в кармане фляжка вискарика, а, во-вторых, не об этой же херне ты тут сидишь и убиваешься. И вот если ты сейчас закуришь в номере — я уйду. Я разлюбил эту вонь. — Да, нет, Шурик, я это все прекрасно понимаю и отдаю себе отчет в происходящем. Просто я внезапно понял, что был какой-то долгий процесс, но как один день. Или как одно событие. А что это, я забыл. И никак не могу вспомнить. — Значит будем вспоминать! Мы сели вспоминать и вспомнили. Вспомнили примерно вот о чем. Оказывается, был такой день (на самом деле их было много, но говорить мы будем об одном), когда мы чего-то «достигли». Все вокруг уверены, что именно этого мы и хотели. Выпустить пластинку, отыграть убойный концерт, собрать в первый раз стадион. А это даже не средство. Это как.. ну, радуешься же ты, когда покупаешь хорошие новые струны. А в жизни так мало веселого, что ты невольно соглашаешься со всеми и говоришь: «Да, конечно, мы собрали «Юбилейный». В глубине души понятно, что это туфта наносная, но людям вокруг так хочется праздника. Да и ты сам разве не заслужил праздник? — Это у тебя, — он снова с укором на меня посмотрел, — праздник всегда с собой, хоть ты с собой и не носишь. А иногда хочется чего-то — Кто сказал «плохо»? Если ты понимаешь, что это глупость и занимаешься этим, не тратя силы, то очень даже хорошо. Плохо то, что из-за бесконечных повторов ты сам начинаешь верить в важность того, что считают важным другие. Чего они хотят от тебя. Чего ждут от тебя. Каким ты должен быть, по их мнению. И ты перестаешь быть собой и становишься таким, каким они тебя представляют. А это страшный капкан, — я сидел в кресле и все это время тщетно пытался закинуть ногу на подоконник, наматывая на нее занавеску. И, наконец, карниз с занавеской рухнул мне на голову. — Вот поэтому я и люблю играть концерты. Там настоящая жизнь. Получается, что артист по-настоящему и живет, и умирает только на сцене. — Ага, и лох ликует. Нет, родной, наша задача, чтобы и в жизни было, как на сцене. Что тебе мешает перенести сцену в жизнь? Тут, главное, — Знаешь, — Горшок снова поднял на меня полные мировой скорби глаза, — самое страшное, что и этот день я забуду.
Высокое напряжениеДавайте, чтобы не было так грустно, расскажу вам про всякие штуки. Возьмем, например, электрический ток. Была у меня пара историй, слушайте. Мы играли концерт где-то в районе Самары. И обнаружил я интересное свойство местного аппарата. Если я держал руки на струнах, а губами прикасался к микрофону, то прямо по губам фигачило 220 вольт. Заметил я это в середине концерта, когда поделать уже ничего не мог. За что после выступления заслужил порицание от двух наших лидеров: «Фигово, Шура, ты сегодня пел». Но, я полностью оправдал себя в глазах товарищей, просто попросив их, по очереди, сначала прикоснуться губами к моему микрофону, а потом взяться за струны. Но самый фарш, что касается электричества, произошел со мной в Комсомольске-на-Амуре. Хотя, возможно, это был Благовещенск. Прямо перед концертом меня осенило, что я остался без любимых концертных кроссовок. Оранжевых таких, которые больше на кеды похожи. В ботинках выступать не хотелось, и я пошел на сцену босиком. И тут выяснилось, что если я держу руки на струнах, а босой ногой касаюсь шляпки гвоздя на полу, то получаю опять-таки 220 Вольт. Но уже в подошву стопы. А зал был старый, забитых в сцену гвоздей было много. Только я нашел сухой деревянный пятачок, встал неподвижно и продолжил игру, как тут же забылся, сделал полшага — и снова удар током. Проблему решил мой старый друг Горшок. Между песнями он прискакал на мой край сцены и принес мне пиво, чтобы приободрить. Из-за того, что местные организаторы забыли привезти аппарат, концерт уже перенесли на день, поэтому нам оставалось либо играть, либо отменить все и больше сюда не приезжать. И мы не могли себе позволить отыграть плохо или средне, только суперски! Так вот, Горшок приносит мне пиво, но в концертной горячке выливает его передо мной на пол. И, как следствие, током стали биться не только гвозди, но и особо промокшие части деревянного пола. Тогда я принял изящное и логичное решение — не зря все-таки в школе физику изучал. Я решил, что если между мной и полом будет немного воздуха, то ток до меня не доберется. Короче, прыгал я на том концерте лучше всех! А главное безостановочно. За что и получил заслуженную похвалу от Горшка и Князя. А Яха просто завистливо на меня посмотрели сказал: «А я так не умею…». Про огоньМного всякого разного происходило у нас на сцене, но что касается огня, сразу могу вспомнить четыре истории. Фирст. ДК «Юбилейный», сольный концерт. Организаторы, «Театр ДДТ», говорят нам, мол, вот у нас тут немерено талантливый художник-оформитель, возьмите за бесплатно, он круто все оформит. Он-де работал с Самим. Ок. За бесплатно берем. Лучше, чем ничего. Казалось. В итоге он повесил над нами серую мешковину 6 на 9 метров с неведомыми мне знаками и обвешал все на сцене мешковиной, замаскированной под паутину. О, да, еще сбоку на сцене поставил игрушечную пушечку высотой полметра. Естественно, водой тушить нельзя, электричество, да ее и нет, а огнетушителем можно, но его тоже нет. Короче, общими усилиями пламя сбили, но ВСЯ сцена стала покрыта слоем пепла сантиметров пять толщиной. Делать нечего, продолжили играть. При каждом движении пепел поднимался до небес, лез в рот и нос и мешал петь, тогда Горшок принял единственно верное решение. Полил всю эту хрень пивом и создал милое болотце. Короче, если вспоминать, так даже и смешно. Вторая история про огонь на видео Секонд. Закрывали мы какое-то из «Нашествий», и прямо на второй песне мне кто-то тыкает сзади горящим факелом в волосы. Оглядываюсь. Стоит какая-то в черной простыне девка с безумными глазами. Смотрит вверх. А факел так и пляшет в ее ручке и прям думает, то ли простыню на девке поджечь, то ли еще что. Оглядываюсь. Да тут их много. Штук 10. И все с факелами. И все в простынях. И все пытаются куда-то пройти между музыкантами. А мы продолжаем петь и плясать. Оказалось, это организаторы хотели организовать факельное шествие для красоты, только забыли нас предупредить. Короче, играем. Вдруг Коля-аппаратчик делает страшное лицо и гримасничает, явно показывая какие-то знаки. Я подхожу. Слушаю. Заметьте, не переставая играть, Коля кричит: «УБЕРИТЕАТТУДАГОРШКА ТАМАЩА ВСЕ ВЗАРВЕЦЦА!». Смотрю, а там еще сюрприз. По краю сцены разложены фейерверки, прямо вперемешку с моими проводами, а в центре (прямо под Горшком и Князем) стоят огненные фонтаны. Тоже сюрприз от организаторов, о котором нас забыли предупредить. Но вроде обошлось, так, легкие ожоги. А вот воронам не повезло. Уж не знаю зачем, но организаторы наловили ворон и посадили их в клетку над сценой. Видимо по замыслу они (вороны, не организаторы) должны были вылететь во время концерта прямо в огонь! Оцените размах шоу! Но подлые вороны взяли и сдохли. И в огонь не полетели. А тот, кто их выпускал, видимо, думал, что они просто боятся, и подбодрил их вытряхиванием из клетки. Но дохлые вороны не полетели. Точнее полетели, но вниз. На сцену. Но есть и позитив. Коля-аппаратчик поклялся потом, что штук пять ворон все же спаслось. Книга Александра Балунова «Между Купчино и Ржевкой» выходит 15 июля. Оформить предзаказ можно здесь.
Еще в тему:
|
«Это туфта, но людям хочется праздника»: фрагмент книги Александра Балунова о «Короле и Шуте»
29 июня 2016
Вконтакте
Twitter
Отзывов (2)