Кристоф Хан (Swans): «Не люблю провокацию ради провокации»

В конце декабря в Санкт-Петербурге и Москве выступит немецкий музыкант-авангардист, композитор и гитарист легендарных Swans Кристоф Хан. В преддверии его сольных концертов мы побеседовали с Кристофом  о командной работе, жизни в Берлине и новогодних праздниках, но прежде всего — о сильных эмоциях и впечатлениях, без которых немыслима музыка.

В начале разговора отвечая на вопрос, что он обычно делает по утрам, гитарист Кристоф Хан говорит, что пьет кофе с круассаном и выкуривает сигарету — и тут же, как будто в доказательство, идет за сигаретой. Он расслаблен, благодушен и являет собой противоположность той лязгающей, наждачной, оглушающей музыке, которую он обычно играет — сам или в составе Swans, Pere Ubu и других группах. 

Вы прожили в Берлине более 30 лет, насколько я понял. Как сильно изменился город за это время?

Кристоф Хан: Почти 40 лет уже — я переехал в Берлин — Западный Берлин — в 1980-м. Тогда это был остров, окруженный стеной, и в каком-то смысле пузырь фильтров: внешняя сторона для одних и внутренняя — для других. И он сильно отличался от остальной Западной Германии: высокий процент студентов, молодежи, людей, которые не хотели идти в армию.

Это было частью статуса Западного Берлина: договор союзников запрещал держать там войска, и если ты переезжал туда, тебя не трогали. Это был способ откосить от армии, поскольку в те годы в Западной Германии был воинский призыв,. Это было само по себе неплохо и заодно привело к тому, что Берлин начал привлекать людей определенного склада — назовем их деятелями андеграундной культуры, в основном левого толка.

А фильм “B-movie: Шум и ярость в Западном Берлине” вы смотрели?

Да.

И насколько он близок к вашим воспоминаниям? Насколько картинка Марка Ридера близка к вашей?

Очень близка. Мы с Марком были хорошими приятелями в те дни. В 1981-м или 1982-м у нас даже была группа, правда совсем недолго — потом из нее выросли Shark Vegas, они тоже упоминаются в фильме. И я работал в баре “Ризико”, который там показывают — Бликса Баргельд там тоже работал за стойкой. Дикие были деньки.

У меня создалось впечатление, что это было очень маленький кружок людей, сообщество, где каждый знает каждого.

Там было несколько сцен, где все друг друга знали, но сами сцены между собой не пересекались: новая волна не хотела иметь ничего общего с блюз-рокерами или с регги-сценой.

“Громкость” считается отличительной чертой концертов Swans. В то же время Майкл Джира в одном из интервью говорил, что группа едва ли играет громче, чем AC/DC или Motorhead. И мне кажется, что когда люди говорят про громкость Swans, они имеют в виду скорее интенсивность музыки, нежели децибелы. Насколько это внутреннее напряжение важно для вас?

Для Swans очень важно, потому что это ключевой элемент. Любой может выкрутить ручку громкости до отметки 12. Но у Swans при всей кажущейся дикости музыка крайне организованная: мы не все время громкие, мы иногда играем тихо — а потом сообща обрушиваем лавину. Такая слаженность требует множества репетиций.

Мы как оркестр классической музыки, работающий над симфонией: подъемы и спады, динамический диапазон. Всем этим дирижирует Майкл.

В таких группах как Swans вольности позволять себе нельзя, это не тот случай, когда ты внезапно можешь сменить курс и ждать,что остальные за тобой последуют. А когда я выступаю сольно, это частично импровизация, а частично — продуманный заранее план: есть фрагменты, где у меня есть свобода выбора направления и я могу на ходу поменять замысел — просто потому, что какая-то часть моего мозга решила, что настал подходящий для этого момент. Кроме того я использую лупы, позволяю музыке развиваться до какой-то точки, а потом начинаю манипулировать звуком, смотрю за тем, как он меняется -и иногда он меняется совершенно неожиданно. Я люблю сюрпризы.

Музыка должна бросать вызов слушателю? В последнее время это все реже происходит, по ощущениям.

Я не любитель вызова ради самого вызова, провокации ради провокации. В этом что-то есть, но… как бы это сказать… это не единственная цель музыки. Музыка не обязана и создавать зону комфорта для слушателя — в этом тоже есть свои плюсы и минусы. Не хочу быть императивным, но когда я играю музыку, я хочу развлечь самого себя. Звучит эгоистично, но я чувствую, что в мире много музыки, которую я хотел бы слушать и которой мне не хватает. И раз никто другой ее для меня не сыграет, почему бы мне самому это не сделать.

Довольно часто мне это не удается — зато получается удивить самого себя, и вот тогда я чувствую себя по-настоящему счастливым — “ого, такого я еще не играл” или “такого я еще не слышал”. А другая причина порадоваться — “о, это я здорово сыграл”. Вот этот внутренний диалог между двумя этими состоянии — мной и… недружелюбным мной (смеется) — обычно и слышат те, кто приходит на мои концерты.

Ваш единственный сольник, “Solo Etudes”, мне показался этаким шоукейсом: как будто на нем вы сыграли все, что давно хотели сыграть. Это так?

Да, там есть и рок-н-ролльные инструменталы, назовем их так, и звуковые ландшафты вроде тех, что я играл в Swans. Они обычно погребены в общем миксе — и это абсолютно нормально, потому что идея Swansсостоит не в демонстрации личной виртуозности, это коллективная музыка. Это оркестр, а в оркестре некоторые партии тоже утоплены в общем звучании. А в “Solo Etudes” я попробовал вытащить их, показать те голоса, которые я создаю, в новом контексте, сделать их более различимыми, дать им пожить собственной жизнью. Камерная музыка в противовес оркестровой.

Название “Solo Etudes I” намекает, что будут и другие части — хотя бы вторая. Над ней вы уже работаете?

“Solo Etudes II” я почти закончил, он выйдет в марте на австралийском лейбле Room40, который также выпускает сольники [гитариста Swans] Нормана Вестберга (а также записи Merzbow, Алессандро Кортини, М. Геддеса Генграса и множество других экспериментаторов от музыки — прим. ДК). И дома я постоянно работаю над разными звуковыми ландшафтами. Иногда мне предлагают озвучить короткометражки, и тогда вещи вроде “Solo Etudes” оказываются полезными.

Саундтреки — хитрая вещь: они, с одной стороны,должны быть запоминающимися, с другой — служить фоном и не перехватывать слишком много внимания у изображения или сюжета.

Да, они должны соответствовать контексту — а не поглощать контекст. Кусочки фильмов, которые мне обычно присылают друзья, выглядят довольно абстрактно, и от меня требуется создать для них звуковую среду. Потому что фильмы говорят сами за себя, они должны переносить зрителя в какое-то другое пространство.

Вы играли у самых разных фронтменов, от хорошо известных до легендарных. Каково это — находиться в их тени? С одной стороны,основная слава достается им, с другой — это развязывает вам руки как музыканту:вы не становитесь заложником образа и, по большому счету, можете менять проект за проектом, не застаиваясь.

Для меня это довольно удобно. Строго говоря, у меня есть своя рок-н-ролльная группа, и мне это нравится. Но в первую очередь, мне всегда нравилось сотрудничать с другими людьми, обмениваться настроением, мнениями, идеями. Это отличная возможность отвлечься от своей собственной плиты со своим собственным супом и добавить соль с перцем в работу других людей. И Майкл мне в этом смысле очень доверяет: когда мы записываем и сводим альбом — например, последний, “The Glowing Man”, который мы доделывали в Берлине на студии в Темпельхофе — он часто спрашивал мое мнение. И мне нравится этот обмен, потому что так я сам обогащаюсь новыми идеями.

Что для вас было откровением в музыке? Вы помните эти моменты? Концерты, пластинки, впечатления, которые перевернули ваше сознание- неважно, как давно это было.

Одно музыкальное откровение, которое я помню очень отчетливо — берлинский концерт Гленна Бранкии его ансамбля в 1981 году. До того я не видел ничего подобного, даже на физическом уровне это было потрясением. Это было очень громко — все равно, что застрять в большой жестяной бочке вместе с роем ос (изображает звук). “Это просто фантастика”. Это сильно пробирало начисто физическом уровне, но это и на интеллектуальном тоже.

Потом я был на Meat Puppets в середине восьмидесятых — 1985-м или около того. И это был совершенно другой эмоциональный опыт: под конец концерта у меня лицевые мышцы парализовало оттого, что я все время улыбался. Первая нота — и у тебя улыбка до ушей, ничего не можешь с собой поделать. И то же самое было на Джонатане Ричмене, когда он выступал сольно.

И еще Джон Кейл, которого я даже не знаю, сколько раз видел за последние сорок лет: не было ни одного концерта, наверное, когда бы я не начал плакать в какой-то момент — на таких песнях как “I’m Not the Loving Kind” или “Hallelujah”. Настолько это было трогательно.

Музыка тем и хороша, что может вызывать и душевный подъем, и горько-сладкую меланхолию.

В России вы почти что рождественско-новогодние концерты играете. Специальную программу готовите по случаю?

Конечно — я выйду в костюме Санта-Клауса (смеется). Да нет, это когда я был ребенком, мне нравилось Рождество, а сейчас все это свелось к чистому потребительству. У меня нет ни одного рождественского альбома в коллекции… ох, чёрт, у меня есть бокс-сет Фила Спектора, и вот там есть рождественский альбом, но я его послушал один раз, наверное. Потому что если есть что-то, что я не перевариваю, это рождественские песни.

А в Берлине, да и в любом другом немецком городе, в это время года они во всех супермаркетах играют, и это так бесит. “Jingle Bells” начинают ставить с середины ноября, ужасно действует на нервы. В какой-то момент в восьмидесятые я переехал в Кройцберг, и поскольку там живет много турков, в тамошних магазинах рождественские песни не играют — и это было большое облегчение.

А вы вообще когда-нибудь играли концерты в это время года?

Канун нового года — хорошее время для концертов, потому что за них обычно неплохо платят. И мне кажется, я один раз ходил на такой концерт, но сам ни в Рождество, ни в Новый год не играл. В основном, в это время я пытаюсь переварить все, что съел в Рождество, и протрезветь для того, чтобы в Новый год снова можно было выпить (смеется).

Кристоф Хан выступит 27 декабря в Санкт-Петербурге в клубе «Сердце» и 28 декабря в Москве в «Рюмочной Зюзино».

Вконтакте Twitter