|
В преддверии российских концертов одной из самых загадочных дарквейв-групп Cold Cave основатель проекта Уэсли Эйсолд рассказал Sadwave о своем хардкор-прошлом, любви к сибирскому панку и увлечении оккультизмом.
 Уэсли Эйсолд времен Amercian Nightmare (начало 2000-х) Беседовали: Максим Подпольщик, Александр Red Head, Вадим Гуров Многие жалуются, что в наше время не хватает героев. Генри Роллинз? Док Дарт? Егор Летов? Истории о том, как американские панки воевали с полицией, а отечественные – с кровавой гэбней, люберами и фашиствующими гопниками происходили когда-то давно и не с нами. Сегодняшний мир похож на супермаркет – хошь тебе мороженное, хошь — пироженное, хошь — концерт Sonic Youth в СССР. И все на расстоянии одного клика. Даже Химкинский погром, одну из самых мощных акций отечественного андеграунда последних лет, уже успели экранизировать; в отличие от рекламного по сути фильма American Hardcore, получилось гораздо скучнее, чем было на самом деле, но это тема для отдельного текста. Так вот, рано опускать руки, ребята. Даже в условном мейнстриме есть сегодня музыканты, чья биография тянет на захватывающий триллер, а то и не на один. И это не Леди Гага в нашивках Doom и GISM, разрази нас гром. Мрачный однорукий с рождения парень Уэсли Эйсолд с 18 лет не появлялся дома. Вместо того, чтобы готовиться к поступлению в колледж, где музыкант в итоге продержался ровно один день, Уэс писал песни об ужасе бытия, выступая с ними по всей стране в составе различных панк-групп. Со временем критики окрестили творчество Эйсолда «суисайд-кором», а цитаты из композиций его самой известной команды American Nightmare разошлись на татуировки. Однако самому музыканту до этого, кажется, не было никакого дела. Спокойное пребывание в статусе одного из самых мрачных и талантливых исполнителей американского DIY-андеграунда его решительно не устраивало, поэтому он продолжал искать и метаться, меняя город за городом и группу за группой. Наверняка Уэс и сам не вспомнит, сколько пыльных сквотов, съемных квартир и чужих половиков он сменил за последние 20 лет. Все это время музыкант твердо стоял на одном – он не хотел заниматься ничем, кроме творчества. А так как особых денег оно не приносило, Эйсолд постепенно обнищал, едва не превратившись в бездомного. Спасло его, что называется, чудо. Однажды потерявший всякую надежду музыкант услышал по радио песню группы Fall Out Boy…со своим текстом! Сначала Уэс подумал, что ему почудилось, но нет – популярная рок-группа, состоящая из бывших харкдорщиков, откопала один из самиздатовских сборников стихов Уэса и беззастенчиво позаимствовала оттуда несколько строчек. На деньги, отсуженные Эйсолдом у плагиаторов, ему удалось не только встать на ноги, но и открыть собственное издательство Heart Worm Press. А вместе с ним и книжный магазин. К тому времени хардкор-панк и все его производные окончательно перестали интересовать Уэса. Он увлекся экспериментальной электроникой и нойзом, основав дарквейв-проект Cold Cave и подружившись с легендарным мистиком и провокатором Бойдом Райсом. Непрерывный творческий поиск привел Эйсолда на дискотеку, на которой, правда, не весело никому, и в первую очередь самому Уэсу. Музыка Cold Cave, которую мог бы написать Моррисси в соавторстве с Duran Duran, променяй участники этого дуэта позерство на героин, описывает, скорее, состояние молодого человека, который пришел на танцы снять девушку, но то ли оказался для этого чересчур труслив, то ли слишком быстро напился. — Прошлой осенью мы были на твоем концерте в Сан-Диего. Нам удалось перекинуться парой слов, и ты сказал, что знаешь «Гражданскую оборону». Как ты на нее вышел? — Думаю, что через друзей. Одно время я был сильно увлечен сибирским панком, мне нравилось творчество Янки Дягилевой. У меня есть друзья, которые ценят эту музыку. Они дали мне послушать сборник, где были, в том числе, и «Гроб». Наверное, именно на той пластинке я их впервые и услышал. К сожалению, я небольшой эксперт в российской музыке. А тексты сибирских групп ты не читал? Может, пытался найти перевод? — Нет, я так глубоко не копал. — Жаль, там самое интересное. Кстати, прямо перед выступлением Cold Cave одного из нас попытался склеить бывший морской пехотинец, который заявил, что он был первым барабанщиком Black Flag. Поверить в это было сложно, и пришлось делать ноги. Что бы ты сделал на нашем месте? У тебя есть кумиры, с которыми ты бы не отказался выпить? — Конечно, есть люди, которыми я восторгаюсь, однако это не значит, что я хотел бы пойти с кем-нибудь из них на свидание. Мне и так неплохо. — Поговорим о твоих работах. Когда ты начал Cold Cave, у тебя за плечами был мощный бэкграунд в виде хардкор-проекта Amercian Nightmare (впоследствии Give Up The Ghost) с соответствующей аудиторией. Поклонники данной группы поддерживают тебя сегодня? — Мне кажется, когда я начинал с Cold Cave, American Nightmare едва ли можно было назвать известной группой. Интересно, что спустя три года моей деятельности вне хардкора, количество слушателей American Nightmare практически не увеличилось, а вот Cold Cave, напротив, начал набирать обороты. Эту группу стали слушать люди, которые, возможно, не знали о моем хардкор-бэкграунде. А когда я выпустил свой долбаный альбом, среди аудитории Cold Cave таких людей не было совершенно точно. Однако за последние годы поклонники American Nightmare достаточно повзрослели, чтобы им начал нравиться Cold Cave. Эта группа настолько не похожа на American Nightmare, что ее воспринимают как анти-American Nightmare, хотя по духу эти проекты практически не отличаются. Мне кажется, многие люди в итоге это поняли, что не может не радовать. Да и хардкор-сцена сегодня уже не та. Ее участники обладают весьма широким музыкальным кругозором, а не слушают исключительно хардкор, как это было раньше. — Кругозор многих панков и хардкорщиков расширился настолько, что они начали не только слушать, но и играть синти-поп и постпанк. На наш взгляд, это произошло не в последнюю очередь благодаря тебе. Ты ощущаешь себя отцом своеобразной новой волны дарквейва? — Трудно сказать. Мне нравится, что люди из панк-хардкор сцены начинают играть что-то новое. И очень хорошо, что это новое замешано на панковском подходе к делу. Наверняка на выходе мы получим более агрессивную версию привычных нам стилей. Надеюсь, мне удастся это услышать. Кстати, The Screamers до сих пор одна из моих самых любимых групп.
— В последнее время совершенно отчетливо наблюдается возрождение моды на некогда глубоко андеграундные «темные» жанры, чей расцвет пришелся на 1980-е годы. Как ты думаешь, в чем причина подобной тенденции? И какая хорошо забытая старая музыка может вновь стать популярной в ближайшее время? — Понятия не имею. Меня не волнуют жанры, а тем более тренды. — Случалось ли, что на концертах Cold Cave люди просили тебя исполнить что-нибудь из репертуара American Nightmare? С Яном Маккеем, к примеру, подобное порой происходит. — Ха-ха, нет, такое случается крайне редко. Обычно люди, которые идут на Cold Cave, хотят послушать Cold Cave. Исполнить песни из репертуара моих ранних проектов меня просили, наверное, всего пару раз. Это было весьма мило и нисколько меня не раздражило. Мне нравится, что люди хотят слушать разную музыку, написанную мной. — Что ты думаешь о панк-хардкор сцене сейчас? Она тебе интересна? — Я не вовлечен в нее так плотно, как раньше. Во времена, когда панк был для меня самой важной вещью в жизни, я ненавидел людей и группы, которые, покинув сцену, продолжали высказывать о ней какие-то мнения, хотя по факту уже не имели к ней никакого отношения. Мне казалось, это нечестно по отношению к аудитории и самому себе, и я считаю так до сих пор. Это больше не мое дело, вот и все. Каждому свое. Я до сих пор слушаю группы, которые любил в юности, но новых коллективов в этом жанре я для себя не ищу. — Тем не менее, ты до сих пор выступаешь с American Nightmare… — Мне нравится наша музыка, наши слушатели, и я очень люблю моих товарищей по группе. Это тяжелая работа, которую мы делаем для наших поклонников и для себя. — Ты не считаешь, что вырос из своих старых песен? — Вовсе нет. Не думаю, что стал бы писать подобные песни сегодня, но я никогда не отказываюсь от того, что когда-либо сделал. Более того, я очень горд за свое творчество.
— Ты, как и раньше, пишешь музыку и живешь по принципу DIY, только делаешь это уже, скажем так, на другом поле. В чем разница между политикой «сделай сам» в панке и дарквейве? — Основное отличие заключается в том, что когда ты молод и играешь в панк- или хардкор-группе, организаторы концертов и владельцы концертных площадок постоянно пытаются тебя наебать. Когда сегодня Cold Cave выступает перед тысячной аудиторией, мне платят соответствующие деньги. А в молодости, когда мы играли перед аналогичным количеством людей, нам платили так, будто мы выступали всего перед парой сотен слушателей. Нам ничего не удавалось с этим поделать. Промоутеры знали, что этих пацанов можно использовать; что им по большому счету плевать на деньги. Впрочем, мне и сегодня нет до них дела. Я всегда хотел только одного – заниматься тем, что мне нравится. Мое творчество – это мой стержень. Но сейчас я, конечно, слежу за тем, чтобы меня не использовали столь бесцеремонно, как раньше. Еще одно отличие между моим хардкор-прошлым и настоящим — сегодня я не пытаюсь загонять себя ни в какие рамки. В хардкоре, к примеру, особо не поэкспериментируешь, потому что шаг влево, шаг вправо – и вы уже не хардкор-группа. Сейчас же я могу делать со звуком все, что мне захочется. — К слову о рамках жанра – насколько сильно они тебя сковывали? Можно ли сказать, что сейчас ты более честен со своими слушателями, чем раньше? — Я всегда старался говорить только правду. Думаю, именно этим моя музыка и привлекает. Да, мое творчество довольно часто меняется, но подход к нему остается прежним. Когда мне было 20 лет, я был злее. Но это только потому, что в те времена насилия и жестокости вокруг было больше. Мы путешествовали по стране, видели все это и ввязывались в драки чуть ли не каждый день. Сейчас ситуация поменялась радикально. Я встречаю невероятно миролюбивых людей, которые любят проводить время в одиночестве. — Может, ты слышал, что недавний тур Death In June по Штатам был частично сорван антифашистами? Что ты думаешь по этому поводу? Не возникало ли у тебя подобных проблем во время туров с Бойдом Райсом? — Ох, все это настолько скучно, что скучнее ничего быть не может. Ужасно жаль, что люди до сих пор тратят силы на такие вещи. Я думаю, тут имеет место глобальное непонимание того, что делает этот артист. У нас с Бойдом никогда подобных проблем не было.  Макс Джи Мортон, Бойд Райс и Уэсли Эйсолд (источник: http://boydrice.tumblr.com/) — Как тебе вся эта мода на криптофашизм? Использование оккультных символов, тотенкопфов, сс-вских молний. Сейчас с ними заигрывают все кому не лень – от музыкантов до дизайнеров одежды. — Я думаю, это слишком обширная и сложная тема, чтобы прокомментировать ее в двух словах. Разные люди вкладывают разный смысл в свои арт-объекты. Не думаю, что в данном случае можно сказать что-то сразу за всех. Взять, к примеру, свастику. Люди обращаются к этому символу испокон веков. В 1970-е годы его использовали рокеры (вероятно, Уэс имеет в виду не только музыкантов, но и байкеров – прим.), в 1980-е – панки, а в 1990-х это внезапно стало чем-то неприемлемым. Лично меня она не раздражает. Если говорить о Death In June, я думаю, этот парень прекрасно отдает себе отчет в том, что его образ вызывает агрессию. Не то чтобы я готов защищать его по всем пунктам, но я уверен, что в его случае использование тотенкомпфа – это акт искусства, а вовсе не политическое заявление. — А зачем артисты вообще используют эти символы сегодня? Без них они выглядят не так опасно? — Не знаю, как я уже сказал, мне судить об этом трудно. Я к подобным методам никогда не прибегал и прибегать не собираюсь. Почему это делают другие, я не знаю. — Ты по-прежнему увлекаешься оккультизмом? Для тебя это своеобразное средство эскапизма или нечто большее? — Да, конечно, я интересуюсь этой тематикой, но в более позитивном ключе, что ли. Мне интересно ее энергетическая составляющая и вопросы магии. Знаете, долгое время оккультизм был для меня источником исключительно темной энергии. Мы постоянно потребляли весь этот негатив. Особенно это относится к раннему периоду существования Cold Cave, когда я жил в Филадельфии. А потом, около полугода назад, один бывший участник нашего проекта застрелился. И по иронии судьбы, он был единственным, кто никакими темными вещами не увлекался. В общем, я решил сконцентрироваться на позитивной стороне магии и оккультной энергии. — И как, помогает? На наш взгляд, тексты первых записей Cold Cave были куда более мрачными, чем то, что ты делаешь сейчас. — По-моему, «Cremations» (сборник ранних работ Cold Cave – прим. Sadwave) получился весьма мрачным альбомом, хотя я согласен, что песни с «Love Comes Close» и «Cherish the Light Years», да и вообще всех моих последних записей, звучат достаточно обнадеживающе. — Ты известен не в последнюю очередь как зинодел. О чем были твои зины? — Я писал о своих турах и путешествиях; рассказывал о том, что происходило в моей жизни в то время. Тираж моих зинов был крайне ограничен; многие публиковавшиеся в них истории впоследствии вошли в книгу Deathbeds. Я не профессиональный писатель, и никогда ничему такому не учился. Я просто писал, вдохновляясь любимыми авторами и тем, что происходило вокруг. Я не обращал особого внимания на то, насколько складными или грамматически правильными будут мои тексты. Просто писал так, как считал нужным. Некая небрежность текста меня не смущала, а, скорее, наоборот привлекала. — Ты следишь за тем, что происходит в сегодняшнем самиздате? У тебя есть среди него любимые авторы? — Никогда особо за ним не следил и не читал другие зины. Я выбрал эту форму для самовыражения, потому что знал, как с ней работать. Нужно было просто пойти в копировальный центр и напечатать там тираж. Это было просто и доступно, поэтому я выбрал самиздат. Впрочем, в 1990-е мне нравились многие хардор-зины. Там публиковались интервью с музыкантами, фотографии, рецензии…качество текстов в них, правда, оставляло желать лучшего. — Раньше ты постоянно переезжал из города в город, а сейчас, находясь в турах, наверняка возвращаешься в места, где когда-то жил. Какие основные изменения ты там замечаешь? — Мне редко удается заметить какие-то тонкости, потому что зачастую я не бываю нигде, кроме концертной площадки и гостиницы. Единственное, что я вижу – это с каждым разом все больше новых людей в зале. Впрочем, есть одна вещь в Америке, которая бросается в глаза. Это настоящий бум сетевого бизнеса: рестораны, кофейни, магазины органических продуктов. Везде одно и то же, все по стандартам. Раньше, когда мы турили с хардкор-группами, выступать приходилось в разного рода небезопасных и подозрительных местах. А сейчас эти клубы стали выглядеть гораздо симпатичнее и приятнее. И такое я могу сказать практически о каждом городе, где выступаю. — К слову о небезопасных местах. Мы слышали, что однажды, когда ты выступал с Some Girls, публика вела себя настолько апатично, что ваш гитарист начал тянуть один аккорд 20 минут, в результате чего кто-то из зала попытался залить вам пивом примочки, и все закончилось скандалом. Что ты сегодня думаешь о такого рода провокациях? — Все зависит от контекста. Если ты владеешь ситуацией, очень легко надавить на нужные точки и повернуть все так, как тебе хочется. Как бы то ни было, важно помнить, что как ты будешь относиться к слушателям, так и они будут относиться к тебе. Что до той истории, которую вы рассказали, там все было немного не так. Насколько я помню, никто не пытался испортить нам технику пивом. Это было на фестивале в Австралии, который закончился тем, что выступавшую после нас группу избили. Мы же отыграли всего 20 минут, и все это время в нас летели бутылки и мелочь. Охрана пыталась нас отпиздить. Они хотели показать, кто тут главный. Очень глупая история, но запоминающаяся, это уж точно. Я определенно притягиваю опасности и неприятности. Сейчас это мое качество, мягко говоря, контрастирует с той музыкой, которую я играю.
— Чем ты руководствовался, выбирая город, куда собирался переехать? Ведь в каждом из них тебе приходилось все начинать с нуля… — Начиная с 18 лет, я постоянно находился в дороге с разными группами. Это вошло в привычку, и я уже не мог без этого. В каждом месте, куда бы я ни переезжал, у меня всегда были знакомые, с которыми я сошелся через музыку, и пара старых друзей. Так что я не был абсолютно один. Сейчас я стараюсь реже переезжать, так как это очень эмоционально выматывает. Я обосновался в Лос-Анджелесе и думаю, это надолго. — В Филадельфии у тебя был свой книжный магазин, но ты его закрыл. Что случилось? — Я переехал в Лос-Анджелес, и открыл новый книжный магазин. Моя лавка в Филадельфии специализировалась на книжках оккультной тематики и произведениях андеграундных авторов, вышедших ограниченным тиражом. А сейчас мы также продаем книги, которые нам нравятся, но в основном это известные авторы: Набоков, Генри Миллер, Селин и другие. — В одном из интервью ты сказал, что после поездки в Россию начнешь работать над новым альбомом. Каким он будет? — Сейчас я дописываю новый сингл, после чего приступлю к работе над альбомом. Вернувшись из России, я планирую никуда особо не выбираться, а сидеть и писать альбом. Разве что с American Nightmare, может, пару раз выступлю. Новый альбом будет на сто процентов электронным. Там вообще не будет живых инструментов; никаких гитар и барабанов. Впрочем, это пока только планы, я нахожусь в самом начале пути. Надеюсь, что пластинка выйдет в середине 2014 года. Cold Cave выступит в субботу 2 ноября в петербуржском клубе Da:Da и 3 ноября в московском клубе «16 тонн».
|
Уэсли Эйсолд (Cold Cave): «Когда играешь в хардкор-группе, тебя постоянно пытаются наебать»
25 октября 2013
Вконтакте
Twitter
Отзывов (10)