Терстон Мур: «Бунтарская музыка — это не ко мне»

Сегодня в Москве выступит группа экс-лидера Sonic Youth Терстона Мура. Sadwave поговорили с музыкантом о концерте «Соников» в СССР, сотрудничестве с Merzbow, малоизвестных панк-группах и хип-хопе.

Беседовал: Максим Подпольщик

О вашем концерте в СССР в 1989 году ходят две байки. Первая – о том, что, взяв в руки советские гитары «Урал», вы пришли в восторг. Это правда?

Да, это были замечательные инструменты. С их помощью можно было создать по-настоящему новый звук. Я пытался играть на них нетрадиционным способом, не как на обычной гитаре. Я обращался с «Уралами», как с невиданным ранее средством звукоизвлечения. Я еще подумал: «Черт, как же они свежо звучат! Никогда такого не слышал» (смеется). Было здорово.

Вторая история – о том, что кто-то из зала запустил банкой в Ким Гордон, вы разозлились и начали бить публику ногами.

Нет, такого не было. Не помню, чтобы кто-то в нас что-то бросал. Скорее, люди были шокированы и озадачены тем, что они увидели и услышали. Почти никто из них до этого не слышал Sonic Youth. Все, вероятно, думали, что мы какая-то рок-н-ролльная группа из Америки, но мы не играли рок-н-ролл. Мы не играли Чака Берри или чего-то похожего (смеется). Очень немногие знали наш бэкграунд – авангард, нью-йоркский экспериментальный рок. Помню, какие-то ребята показали нам свой фэнзин об андеграунде. В нем было всего несколько страниц, сшитых скрепками. В зале находились, может, пару человек, у которых на майках было написано «Sex Pistols». Мы явно ввели зрителей в замешательство, но я не помню, чтобы они реагировали агрессивно. Возможно, все плохое выветрилось у меня из головы, но я точно помню, что все были очень вежливы и милы с нами.

Вы знаете, что на том концерте был практически весь цвет советского андеграунда 1980-х? Например, Янка, музыканты «Гражданской обороны». Слышали их?

Да, помню, они мне нравились. И я помню, как мы тусовались с музыкантами «Аквариума», было здорово. Мы говорили о политике и выпивали, курили сигареты. Обсуждали то, что в то время волновало всех ребят нашего возраста (смеется).

Play Prev | Next

Sonic Youth в Москве, 1989 год. Фото: Лев Гончаров

Кстати, о политике. В одном из интервью вы говорили, что эта тема вас не интересует, а потом вдруг подписали вместе с Джелло Биафрой и другими музыкантами петицию в поддержку Берни Сандерса, кандидата на пост президента США от демократов. Как вы на это решились?

Я бы не назвал себя аполитичным, скорее, наоборот – эта тема волнует меня довольно сильно. Мне не интересны конкретные политики, но политика в целом – безусловно, да. Большинство политиков хлипкие и безответственные. Они постоянно идут на компромиссы с собой, меняются по малейшему дуновению ветра и так далее. Берни Сандерс мне таким не кажется. По-моему, он в значительной степени похож на Обаму, которого я по-прежнему считаю очень хорошим президентом, только Сандерс более радикален, в нем больше бунтарства. Мне это нравится.

После вышедшего в прошлом году довольно спокойного «The Best Day», вы выпустили несколько экспериментальных альбомов с Merzbow и джазовым музыкантом Мэттом Густафссоном. Как проходила работа над этими проектами?

Я знаю Мэтта и Масами очень давно, целую вечность. Меня всегда увлекала свободная импровизация и различные неизведанные аспекты саунда. Эти двое прекрасные импровизаторы, они постоянно исследуют пространство звука и музыки. Ну и мне просто нравится играть с этими людьми. Я, скорее, предпочту работать с Мэттом и Масами, чем с какими-нибудь поп- и рок-композиторами. Импровизация гораздо более открытая и свободная форма, чем песни, которые всегда скованы рамками возможностей сонграйтера и его группы. Импровизация – это о дружбе и некоторой интимности; это более духовная музыка, которая постоянно подталкивает меня к поиску новых композиторских решений.

Значит ли это, что ваш новый альбом также будет авангардным?

Когда я записываю альбомы, я не думаю: «Так, эта пластинка будет нойзовой, а вот эта – рок-н-ролльной». Все получается само собой, и не важно, играю я на акустической гитаре или экспериментирую с шумом. Следующий альбом, который выйдет в 2016 году, будет совсем не похож на «The Best Day». Там совершенно точно будет много нойза. И поверьте мне, живьем материал «The Best Day» звучит гораздо более дико и неистово, чем на записи.

Так команда Терстона Мура выглядит на сцене

Вы говорили, что ушли из Chelsea Light Moving, потому что эта группа играла в основном в маленьких клубах, и слушатели лезли к вам с разговорами после каждого концерта. Общение с фанами для вас серьезное испытание?

Ха-ха, я не поэтому ушел из этой группы, я просто отказался выступать в маленьких клубах. Понимаете, там негде спрятаться. И да, у людей есть ко мне доступ, я не вижу в этом ничего плохого, но иногда мне просто необходимо отдохнуть. Когда вы едете на концерт 16 часов и за весь день не съели ничего, кроме шоколадки, то после шоу вам хочется поужинать и лечь спать. Но, как правило, в зале тебя поджидают двадцать человек, которым просто необходимо с тобой пообщаться (смеется). Это очень выматывает психологически и эмоционально. Тем не менее, я люблю всех, кто приходит послушать нашу музыку. И я не жалуюсь, просто такова реальность.

Во второй половине XX века озлобленные подростки выбирали гитарную музыку. Сегодня они, скорее, предпочтут хип-хоп. Почему так произошло?

Согласен, хип-хоп – это сегодняшняя бунтарская музыка. Думаю, отчасти такой поворот событий связан с тем, что гитарная музыка активно развивалась в двух направлениях. Первое было коммерческим и довольно скучным. Второе – чересчур шумным, подпольным и неудобным. Мне было интересно последнее. Возможно, современным подросткам первый вариант кажется унылым, а второй – слишком безумным. А хип-хоп – это просто, его каждый может сделать на своем ноутбуке. Записать бит, начитать поверх него рифмованный текст – и готово. Кроме того, в рэпе определенно есть нечто опасное и запретное, это привлекает молодежь. Я в свое время из-за этого подсел на панк. И все мои друзья тоже. Кстати, ни одна группа наших знакомых, которые играли в стиле Sonic Youth, не хотели прославиться. Им просто нравилось быть в группе. Когда со взлетом Nirvana такая музыка стала популярной, я начал терять к ней интерес. На этой волне появились команды типа Bush и Stone Temple Pilots (смеется). Я думаю, они хорошие ребята, но их творчество мне не близко. Возвращаясь к вашему вопросу, рэп и хип-хоп – это наиболее знаковые музыкальные жанр конца XX века, без сомнения.

А вы не думали в этом жанре поэкспериментировать?

Ага, я бы назвал себя Эмси Тёрсти-Ворсти (смеется). Мне кажется, я уже стар для рэпа. Но даже не в этом дело. У меня и так в голове постоянно крутятся биты и рифмы, когда я иду по улице. Иногда я думаю: «Вау, было бы круто записать экспериментальный хардкор-трек и добавить туда хип-хоп». Впрочем, у меня бы вряд ли получилось сделать это на должном уровне, такая смена курса была бы для меня слишком радикальной. Так что я, наверное, лучше продолжу делать то, что у меня получается – экспериментировать с гитарами. Бунтарская подростковая музыка – это не моя проблема (смеется). Пусть ей занимаются те, кому она интересна.

<
Совместный альбом Мура, Merzbow и Густафссона

В начале 1990-х вы вместе с Ричардом Хэллом записали кавер на песню старой техасской панк-группы Stick Men With Ray Guns «Christian Rat Attack», а ваш барабанщик Стив Шелли играл в Crucifucks. Можете назвать несколько малоизвестных панк-групп, которые вас так или иначе впечатлили?

Была такая группа The Mentally Ill из Чикаго. Эти ребята были выдающимися и необычными. Еще в Канаде в конце 1970-х существовала группа Simply Saucer, тоже очень интересная. Могу отметить хардкор-команду White Cross из Атланты, Джорджия (на самом деле из Ричмонда, Вирджиния – прим. Sadwave). У Sonic Youth, кстати, была одноименная песня, мы назвали ее в честь этой группы (смеется). Была группа Jack Ruby, своего рода предтеча ноу-вейва из Нью-Йорка. Ее открыли относительно недавно, кто-то нашел мастер-пленки в архивах. За пределами Штатов тоже хватало талантов, например, Lucrate Milk из Парижа. В мире постоянно открывают новую интересную и странную музыку. Послушал тут недавно какой-то фолк или блюз из Югославии. Интересно, что эти и другие архивные записи, которые сегодня реставрируют и переиздают, часто оказываются интереснее и радикальнее многих современных вещей. А ведь это 1930-е годы!

Сегодня музыка, кажется, больше не объясняет мир и вообще отошла на второй план по сравнению, например, с информационными технологиями. Вы видите в этом проблему? Ощущаете кризис?

Культурная парадигма, безусловно, сменилась, но мне кажется, люди по-прежнему общаются с помощью музыки, ее всегда будут ставить в клубах и магазинах, она всегда будет звучать на улицах. Да, мир сильно изменился. Сегодня нет нового Боба Дилана, который мог бы дать всеобъемлющий социально-политический комментарий по поводу окружающей нас реальности. Но мне кажется музыка по-прежнему наиболее распространенный и всем понятный язык, который используют для общения представители самых разных культур. Музыка — это язык, для которого нет границ. Я бы не сказал, что сегодня все стало лучше или хуже, все просто по-другому. Всегда важно оставаться креативным и воодушевленным, и понимать, что музыка – это подарок, который находится вне и над цифровым миром. Вы можете скачать музыку или книгу, но это будут просто файлы, голая информация. Меня не интересуют файлы, мне важен носитель и физическая вибрация, которая от него исходит. Ее скачать невозможно. Мне важно осязать и нюхать, Интернет не понюхаешь (смеется). Впрочем, возможно, в будущем по Сети научатся передавать запахи, и меня вновь обвинят в старомодности.

Sonic Youth образца 1989 года

Как вы открываете для себя новую музыку?

Я хожу в музыкальные магазины. Регулярно. И в книжные. Я всегда пристально изучаю стеллажи с новыми поступлениями, читаю музыкальные журналы, все какие есть – Mojo, Uncut, Wire, Q, в каждом обычно нахожу что-то интересное. Я постоянно читаю книги о музыке, недавно вот купил мемуары Филиппа Гласса и книгу о Suicide. Мне интересно все, что связано с музыкой. Я не прибегаю к помощи корпораций в поисках новых пластинок, не пользуюсь Amazon и всем таким. Я иду в независимые музыкальные и книжные магазины. Такие места мне очень нравятся, я люблю общаться с продавцами.

Читаете Maximum Rocknroll?

В последнее время не особо, но всегда радуюсь, когда вижу его на полках. Здорово, что панк-андеграунд жив и постоянно разрастается. И что есть журнал, который пишет обо всех этих сценах из разных стран. Сегодня традиционный панк и хардкор интересны мне не так сильно, как в юношестве. Я слежу за всевозможными экспериментальными и больными ответвлениями этих жанров. К своему удивлению узнал, что в Южной Африке сейчас много отличных групп. Впрочем, панк – это то, что вы им назовете, не правда ли? (смеется).

Вы переехали из Нью-Йорка в Лондон. В чем для вас разница между этими городами?

Лондон напоминает мне Нью-Йорк в начале 1980-х. Он очень оживленный, неуемный. И хотя это не менее дорогой город, чем Нью-Йорк, он не позволил деньгам сожрать свою индивидуальность. Лондон кажется мне более разнообразным, как лоскутное одеяло, и это его плюс. Он сильно старше и как будто больше – Лондон раскинулся вширь, а Нью-Йорк стремится в небо.

Thurston Moore band выступит 3 ноября в московском клубе «Известия Hall»