|
«Я стремлюсь воссоздать утраченную атмосферу средневековой ярмарки при помощи грайндкора и нойза», — спецвыпуск пролетающей над гнездом кукушки Газели смерти, посвященный французскому музыканту Вивиану Греззини, который устраивает нойз- и грайнд-фестивали в психиатрической больнице.  Вивиан Греззини Текст и примечания курсивом: Денис Алексеев Признаться, мы включили эту историю в комикс только для того, чтобы рассказать о нашем замечательном друге — Вивиане Греззини. Это тот уникальный случай, когда профессиональная деятельность оказывается чуть ли не интересней активности в сцене, хотя, как развести их в стороны и стоит ли вообще разделять — непонятно. Вивиан работает медбратом в психиатрической лечебнице с наиболее тяжелыми пациентами, и чтобы немного им помочь, организует нойз- и грайндкор-фестивали. Прямо во дворе «овощного» блока. О том, зачем это нужно пациентам, какую пользу приносит сцене, как на концерты реагирует главврач, и какое участие в фестивале принимают психи из других отделений, он рассказал журналу Vice в интервью, которое Надя Нирванова любезно перевела с французского. Мы не решились отвлекать Вивиана от его работы (и ребенка — он уже год как отец), и допросили его только об актуальном состоянии музыкальных дел. Понятия не имеем, когда он все успевает. Вопросы: Адриен Поллин для журнала VICE
Автором идеи, вдохновителем и организатором фестиваля был Фил Монополька. Вот он насилует примочку в подмосковном гараже.  Фил в деле Каков психологический профиль пациентов вашей клиники? На них всех стоит клеймо, что их как будто не существует. По умолчанию предполагается, что эти люди страдают от «серьезного психоза и неврологического дефицита». Это пациенты, которые застряли в умственном развитии, характерном для детей в возрасте от полугода до трех лет. Это люди, которые имеют мало навыков межличностного общения, иногда они не владеют навыком речи, и многие страдают недержанием. Некоторые выросли в больнице, и, к сожалению, скорее всего, в ней умрут. Из тридцати одного пациента большинство находится под постоянным надзором врачей и имеет специфические случаи заболевания. Клинические картины тоже тяжелые. Многие играют со своими фекалиями. Сейчас много говорят об открытиях и развитии психиатрии, но с этими пациентами ничего невозможно сделать. Проблема носит, в том числе, социальный характер: готовы ли мы интегрировать их в общество, есть ли для них место за пределами психиатрической больницы? Исторически сложилось так, что эта популяция пациентов малоинтересна медицине, потому что их случаи не попадают под крыло «благородной» психиатрии. Сложно добиться общественного внимания к их случаям, особенно когда больница пытается разместить таких пациентов как можно дальше, в специализированных медицинских учреждениях, чтобы не видеть, что происходит в их среде. Наших пациентов постоянно переводят в специализированные места, особенно, когда они становятся старыми и слабыми. В какой момент ты начал устраивать нойз-концерты для пациентов? Когда я начал работать, мне никто не предложил способа, с помощью которого я бы мог установить контакт с пациентами. Нужно было найти инструмент, чтобы сломать рутину и придать больше смысла моей работе. Поэтому я начал с того, что трогает меня самого больше всего: со звука. Затем я проверил, цепляет ли этот формат коммуникации пациентов. У меня не было цели навязать им что-то определенное, хотя трудно понять, что им действительно нравится, а что нет. Я начал проводить семинары по нойзу среди наших больных, страдающих аутизмом в наиболее острой форме. Подход довольно скромный: мы начинаем в одной комнате — двое пациентов и один санитар — и вслушиваемся в шум. Нойз играет на виниле, чтобы дать пациентам вещественные материалы, за которые можно зацепиться сознанием: компакт-диск — это просто кусок пластика, в то время как проигрыватель с виниловой пластинкой состоит из борозд, иглы и других механических частей, на которые можно посмотреть глазами. Затем мы стали устраивать выступления. Первый концерт состоялся в июне 2011 года, на нем бесплатно выступил Лукас Сигурта. Мероприятие получилось удачным, и главный врач сказал, что я могу продолжать — он дает мне карт-бланш на приглашение музыкантов каждый месяц. Также он создал студию, чтобы привлечь тех пациентов, у которых есть больше возможностей к проявлению активности. Мы не вмешиваемся, мы просто показываем один или два раза, как все работает, и дальше они действуют самостоятельно. У них есть барабаны, бас, гитары, примочки, синтезаторы, микрофоны, флейты, короче, всего понемногу.
Понятия не имеем, чего такого волшебного он нашел в русском слове «шиномонтаж». Но «был очарован» — это даже мягко сказано! Вивиан был буквально пленен, попал под полную безраздельную власть шиномонтажа! Он был одержим. Он произносил это на французский манер, и на английский тоже. На заднем сидении, пока мы спали, путешествующая компания записала шит-кор-трек «Shinomontazh», где все сначала орут, а потом несут какую-то чушь про шиномонтаж. Когда Вивиан вернулся домой, он приступил, возможно, к главному делу своей жизни — нанесению татуировки со словом «шиномотаж» на всю спину, вернее, на бок. Она до сих пор не закончена, хотя была начата в 2012 году. Вивиан Греззини - Shinomontazh Вивиан: вид сбоку Что дает пациентам музыкальная терапия? Если они хотят стучать по разным предметам, кричать, что-то ломать, то самое время идти в студию. Там нет никаких правил, это их выход, их номер. Например, у меня есть пациент, который играет на гитаре ногами. Он кладет ее на пол, ходит по ней, долбит палкой. Я служу всего лишь посредником. Звук возникает хаотично, и все может меняться от одного сеанса к другому. Все зависит от момента: настроения, солнечного освещения, обеденного меню пациентов… Действие развивается разными путями, это сырой, необработанный материал жизни, процесс, в котором ты не останавливаешься, чтобы посмотреть, что делают другие. Сеанс может длиться как две минуты, так и три часа. У нас ушел год на то, чтобы нащупать чувствительность каждого, определить его или ее предпочтения и попытаться побудить пациентов общаться друг с другом при помощи музыки. Я видел, что ты делаешь еще и фестиваль. Да, «Bourneville fest». Первый раз мы провели его в сентябре 2012 года во дворе блока, который в виде исключения был открыт для всех пациентов, в том числе из других отделений. Составление программы было возложено преимущественно на самих больных, при этом в фестивале участвовали все пациенты лечебницы. Это было куда более праздничное мероприятие, чем ежемесячные концерты, которые имеют, скорее, терапевтическую цель. Фестиваль был полезен для имиджа каждого из участников: наше отделение находится в самом дальнем конце больницы, люди обычно считают наших пациентов «овощами»… Я стремлюсь воссоздать утраченную атмосферу средневековой ярмарки при помощи грайндкора и нойза. Для выступления на фестивале я выбираю примитивный грайндкор с барабанами и гитарой, в общем, с тем, что, по крайней мере, хотя бы визуально ассоциируется с музыкой. Но действие все равно носит крайне необузданный характер.
Наш Вивиан — прям Бахтин от грайндкора! А что, если пациенты психиатрических лечебниц — это именно то, что жизненно необходимо сейчас панк-року для возвращения всего карнавального и смехового, а значит праздничного, освободительного? Что, если панк-сцена — это именно то место, куда могут быть интегрированы люди с «серьезным психозом и неврологическим дефицитом» на взаимовыгодных условиях? Дать панку спонтанное, неожиданное, получив взамен отношение на равных от равных вместо снисходительного ухода в психбольницах? Не следует ли расширить эту стратегию и на смежные с панк-роком области (на анархистов и ультралевых), и с полной ответственностью заявить, что если вы не готовы зачерпнуть освободительного потенциала у бедных разумом, то грош цена вашим утопическим проектам! Ты сталкивался с трудностями при организации нойз- и грайндкор-концертов для умственно отсталых? Процесс развивается медленно и на сегодняшний день мое положение по-прежнему хрупкое. У меня нет помощников, я все делаю сам: контактирую с группами, занимаюсь оборудованием и предоставляю жилье музыкантам — артисты спят и едят у меня дома. Каждый месяц больница выделяет символическую сумму на покрытие расходов: тридцать евро. Недавно у нас играл Меса из The Lost Woman & Junko (Джунко Хирошиге, японец, который играет среди прочих в Hijokaidan), но откуда бы ты ни приехал – из Токио или Туркуэн – у нас есть только тридцать евро-тугриков для тебя. Когда артисты просят меня организовать выступление в больнице, я сразу обозначаю свою позицию. Я пытаюсь предложить им такую дату во время тура, чтобы они не теряли денег, приезжая в Бург-ан-Бресс. Я стараюсь не искать известные группы и предпочитаю сарафанное радио. Этот подход работает довольно хорошо — у меня забиты даты на год вперед! Афиши для ежемесячных шоу рисуют сами пациенты, а потом дарят их артистам. Поэтому у Вивиана нет ни одного постера для обычного концерта, зато такой нашелся у нас! Дело в том, что группа Claudia Shitter, в которой имел честь шуметь Петр Psymuline, тоже принимала участие в «семинарах по приобщению пациентов к нойзу» и выступала во французской психушке в 2013 году — постер был вручен на память. А что думают твои коллеги об этих концертах и семинарах? Я работаю на диссонансе. Некоторые люди понимают ценность моей работы для пациентов, другие придерживаются запретительной позиции в отношении нойза, который на их взгляд слишком агрессивен. Мой главный врач сразу все понял, но с руководством по-прежнему остаются проблемы. Тем не менее, они позволяют мне этим заниматься. Почему пациентам интересно слушать нойз? У пациентов моего отделения есть проблемы с поведением — телесные ограничения не интегрированы в их сознание. Существуют люди, которые чувствуют себя совершенно расколотыми на части, другие воспринимают комнату, как свое тело. И если ты входишь в их комнату, ты символически разрушаешь их самих. Иногда их нужно привязывать к кроватям, чтобы они сконцентрировались и нашли свои телесные пределы. Я подумал, что работа с мощным шумом, вибрациями и громким звуком может помочь им переориентироваться. Нужно что-то агрессивное, чтобы «врубиться» и начать двигаться. Это предположение я и пытаюсь проверить. Сейчас очевидно, что эта практика позитивна для них, некоторых она успокаивает.
Помимо Ecoute La Merde (сольный проект, существующий с 2005 года), Вивиан участвует в Adolf Shitter (нойзкор), Flunitrazépam Halopéridol (харш-нойз дуэт), «Коха Колхоз» (пауэрэлектроникс), Meilsnaar (дрон), Collabo Clinique (что-то экспериментальное), «Мердата» (какие-то катушечные коллажи) и Die Braune Überraschung (шит-кор трио). Кириллические названия проектов объясняются тем, что Вивиан уже несколько лет учит русский язык. С 2005 года его лейбл Underground Pollution выпустил более двухсот релизов на кассетах и виниле, и еще с десяток планируется в ближайшем будущем. Вивиан Греззини - Ecoute la merde Иными словами, мы имеем дело со своего рода музыкальной терапией? Не совсем. Музыкальная терапия — это уже процесс нормализации, он формирует у людей восприятие музыки и условный подход к ней. Я работаю с сырым звуком, а не с эстетикой или красотой. Преимуществом моего метода является то, что для его внедрения не нужно получать специальное образование. Не нужно знать, что именно играет — соната или какая-нибудь другая музыкальная форма; это просто что-то, что хватает тебя за живое, за самое нутро. Какова конечная цель этих концертов и фестивалей? В конечном счете речь идет о том, чтобы выделить пациентам пространство для свободы. Больница — это место, где ухаживают. Я не считаю, что пациенты должны оставаться с нами до конца, но мы должны сделать так, чтобы им было хорошо. Семинары и концерты позволяют увидеть, как эти люди реагируют на неожиданное и неизвестное. Они готовят пациентов к освобождению. Освобождению! Другие выпуски «Газели смерти»: |
Вконтакте
Twitter
Отзывов (4)