|
Это большой материал с эксклюзивными выдержками из новой книги Миши Бастера о панк- и хардкор-движухе России 1980-х — 90-х годов. Информации море, герои – знамениты в узких и широких кругах, фото — стиль. Погнали!  Предисловие Ивана Щеглова При этом сборник интервью грамотно срежиссирован, материалы дополняют и не повторяют друг друга, каждый раскрывает какой-то свой аспект. Авторская особенность Бастера – сосредоточенность на социологии панка, а не на музыке – сохраняется и тут. О предыдущих книгах я уже говорил с Мишей Бастером для Горького, среди них стоит отметить «Типа панки. Опыты индивидуализма и неподчинения в СССР» (2023), структурированную и проиллюстрированную история советского панка с момента зарождения и до 1990-х. Специально для SADWAVE я попросил Мишу Бастера рассказать про хардкор. Подробный ответ автора мы снабдили выписками из книги и дополнительными вопросами в конце. ————————————————————————————————————————— Миша Бастер: По поводу хардкора. Сам термин я услышал на рубеже 90-х, одно из самых забавных воспоминаний: интервью «Пищевых отходов» газете «Энск», где был озвучен пафос, что все вокруг говнари, а они играют хардкор. К этому времени играли хардкор не только они, и в том же «Энске» была заметка про «Собаку Це Це», где тоже мелькнул этот термин, хотя они считались на ленинградских тусовках металлистами. Я тут, пока вспоминал, подсмотрел в интернете, оказывается ещё спб-самиздат «Ниоткуда» был, там, ретранслируя историю американского хардкора, писали «хард-кор». И тут надо бы сразу оговориться, что большинство советских панк-тусовок были всё-таки британофильскими, ориентированы на британский экспорт, в котором хардкор как стиль и явление обозначался как «стрит-панк» примерно, по той же схеме, что и «паб-рок». Примерно в таком значении и виде я узнал о нём в 1987 году, прокачав через себя тонну альтернативной музыки. Взрослые товарищи вокруг ретранслировали индастриал и пост-панк, по тусовке гуляли видео и альбомы группы The Residents, Psychic TV, рокеры сидели на долбежке типа Slayer и Motorhead, но уже появлялись «американизмы» в виде Antrax и D.R.I. Ну и вообще близость треш-метал-тусовки и панков в Москве («Коррозия», «Мафия», Э.С.Т. вообще были смежными по стилю, «Клиника» по эстетике стеба, а в Перово общие базы панков с металлистами из «Консул»–«Легион») – это было похоже на британскую ситуацию и определяло вектор развития. В году 1987-88 годах Sex pistols, Clash, и, например, Crass уже не были вершинами меломанских смыслов, чему способствовало незнание английского у многих советских меломанов, которых больше привлекала манера игры, внешний вид и напор The Exploited, The Plasmatics, ну и Dead Kennedys. Последние стали ответственны за термин «калифорняк», появившийся на тусовках филофонистов, и являвшийся хардкором, о котором ещё никто толком не понимал. Понимали, что панк-движ раскололся на модников, эстетов и непримиримых дурдизелей, готовых доставлять дискомфорт окружающим. Но британомания всё это растусовывала в темы oi! и стрит-панка. Последний у нас был. Именно стрит- и именно панк, ответственно заявляю, как лицо из эпицентра панк-моба человек на 20-30, что было крайне вызывающе для советского периода, и, собственно, группа «Провокация» стала шумовым манифестом этого моба, который в 1989-м году переместился и оккупировал Пушку, дав начало тусовкам 1990-х в этом околотке. Сайд-проектом тусовки стала группа «Прочие нужды» и, как положено стрит-панк-коллективам этого периода, они не записали ни одного альбома (это всё вообще как-то презиралось, в отличие от возможности прорваться на душную московскую сцену и отыграть хотя бы 2-3 песни), но шороху от них было достаточно много. Термин «лихо» был бы самым удачным для характеристики ожиданий от такой панк-сцены. На уровень игры было плевать, а тексты в таком шуме просто тонули, вокал был похож на рёв или собачий лай. Как у того же Анча. Он выступал в женских панталонах (я нашел на Тишинке и подарил ему), мог запросто проехаться с оголёнкой в московском метро. Ориентиром у «Прочих Нужд» был, конечно Уатти (мало кто не знает про Exploited) и G.B.H., и это было время, когда уличные панки чувствовали себя как рок-звезды, а оголтелая асоциальность котировалась выше творческой потенции.  (фрагмент из книги Миши Бастера «Карнавал Безумия. Хроники саморазрушения в стиле панк») Лёха Уксус: Какое-то время я поиграл в «Крэке». Был период, когда «Уксус Бэнд» объединялся в разных составах с Хенком, Грихой Пистолсом. В стране уже была в разгаре битва «не на жизнь, а на смерть» за евроремонты, нефтедоллары. А маргиналов, которые в канве стрит-панка, который уже смешался с металлистическим трешем и стал похож на хардкор, их травили «черемухой» и наркотой с палёным алкоголем. Отношение к радикалам осталось таким же. Кирилл из «Крэка» на мой день рождения устроил концерт уже после переворота, но забыл предупредить ментов, что это концерт неформальной группы, а не молодёжный беспредел. Там же были «Прочие нужды», «Матросская тишина». Но получилось так, что особо никто не выступил. Через какое-то время зал был оцеплен, а все гримерки были залиты «черемухой». Кириллу тогда настучали достаточно серьёзно, а мы «сбрызнули» через окна, и только потом, через несколько дней, стали разбираться с органами по поводу произошедшего. Но как факт, всем дали понять, что «свобода», как оказалось, не для всех, а как раз для тех, кто, не имея отметки ПСО (потенциально социально опасен), мочил друг дружку на улицах 1990-х и до сих пор пытается чем-то хороводить и что-то делить. Придумав всем волнениям свои объяснения. Хотя, судя по тому, что улицы давно вернули бомжам и гопоте, понимания того, что случилось в 1980-х, так и не наступило. Многие, кто вжился в такие брутальные образы, горели и сгорали. Терять было нечего, кроме своих подростковых позиций, из которых выросли по возрасту. Но общение за рамками формального общества, оно как бы восстанавливало целостность: там было всё просто, без наносного. И всё лишнее пытались всем этим невинным бесстыдством выдавить. А кому-то вместе с совковостью удавалось выдавить из себя и остатки человеческого. Тормозов-то не было. Командиров тоже, хотя у нас всегда были более взрослые товарищи, которые как могли корректировали. А новое поколение начала 1990-х – оно как-то приняло окружающую убогость, подсвеченную новой иллюминацией, и в рамках этого депресняка развивалось. Вроде бы всё было уже продавлено: и ситуация, и залы стоят пустые – бери да делай что хочешь. Но почему-то никто, кроме сквоттеров, ничего не потянул.  Миша Бастер. «Прочие Нужды» резко обрывали деятельность, потому что участники всё время куда-то влипали. То в дурдом, то в милицию, то в замес с первыми околоспортивными ОПГ. Барабанщик ПН один раз разбил витрину аптеки, объелся таблеток и не смог из аптеки выбраться. И всё, ищем нового барабанщика. Другой барабанщик сжёг знакомую в ванной, изрезал себя розочкой и в эпилоге сиганул в окно с 5 этажа, вокалист с позывными Крейзи 100% соответствовал, ну и так всё остальное. Паша Бомбер, который там играл, не так давно умер, Гриша Пистолс я надеюсь всё ещё жив. Тусовка была смешанной, ирокезной, а с года эдак 1988-го уже и частично бритой, так как на фоне резкого потепления режима начался приток новой смены молодёжи с ирокезами и дресс-кодами попроще, с нас же и копируемыми. Для жирной и одновременно обшарпанной Москвы с кооперативными кафешками и дискачами центра, и инфернальной гопотой спальных панельных районов это было самое то, и, к слову, гопота относилась к подобным персонажам со смесью брезгливости и восхищения, что называется, «испытывала смешанные чувства». Зины никто не делал, кроме как в самом первобытном виде, на школьном листе ручкой что-то типа боевого листка, а то и вовсе в виде граффити углём или бычками на стенке тусовочного места «Тварь» (кафетерий Тверь на Бронной). Это сага на отдельную книгу и её в издании «Карнавала Безумия» почти нет, по той причине, что если начать рассказывать, что там творилось в 1987-1989 годах, то половина историй будет выглядеть как ненаучная фантастика. Если вкратце, то на «твари» можно было встретить панков с Риги, Ленинграда, Севастополя, Киева, Харькова, Кемерова, Тулы, Подольска, и был даже Петропавловско-камчатский панк Чук. Моб имел около трёх сквотов, и горизонтальные связи от уголовников с Мерзляковского переулка и моторокеров с задворков МХАТА до отпрысков партийно-богемной элиты и художников-радикалов. Из сибирских групп нашей тусовке теплее и ближе всех оказались «Путти» со своим «дебил роком», а компании Летова младшего тогда скорее антипромо сделали кассеты с трескливым фаршем, который распихивали хиппи на пафосе что это «огого». Впрочем, ГО и без кассет не очень повезло в первые вылазки в сторону Европы, сначала литовцы чуть тумаков не дали им в Вильнюсе, приняв за хиппи, потом всё-таки дали в московской гостинице АБВГДейке, что в Измайлово, во время «Сырка», причём дали хиппи львовские, из «Братов Гадюкиных», которые оказались совсем не такие пацифисты, как большинство сибпанков. Не помню в чем замес, но по-моему барабанщик ГО опять всех в какую-то историю втравил. За ним подобное водилось. Звук на концерте был говно, это можно посмотреть на видео «Сырка», но всё компенсировалось радушием зрителей и общим драйвом. Тут вообще как-то гостеприимно было. Собирали на билеты тем же ИПВ и ГО, которых менеджмент кинул на обратные билеты, якобы не собрав кассу, что уже стало признаком того времени. Я тогда ещё предложил скинуться Неумоеву на прикид, чтоб его панки с любером не попутали и не накидали по шапке ненароком. И ведь могли. Начало 1989 года вроде было.  (фрагмент из книги Миши Бастера «Карнавал Безумия. Хроники саморазрушения в стиле панк») Александр Чиркин: С уходом Селиванова мы опять вернулись к своему дебил-року: по старой доброй «ПУТТИ»- вской традиции снова мазали рожи гримом. На всех наших выступлениях стало нормой, что если на первых рядах сломаны стулья – значит, концерт удался. Многие ДК нас боялись пускать к себе, мотивируя тем, что наши слушатели неадекватны и скачут, как придурки, вместо того чтобы наслаждаться концертом, прижав жопы к стульям. Впрочем, мы и сами были редкими отморозками, и с нами происходило всякое. 26 июня 1988 года мы приехали в Тюмень. Организация мне понравилась. Первое моё впечатление – когда мы приехали на вокзал. Встретила нас группа «Инструкция по выживанию», сам Рома Неумоев поразил меня наповал, как «шашкой по яйцам»: чувак выбрил себе лысину, как у Горбачёва, и даже, по-моему, нарисовал губной помадой его родимое пятно. Потом увидел знакомые все лица: Егор, Янка, Ник Рок-н-Ролл. В конце фестиваля начала собираться всякая гопоть тюменская. Времена были такие, что ни один концерт не обходился без потасовок. Человек триста, не меньше, с палками и дубинками, как первобытные люди, с фанатичными и страшными глазами окружили фестиваль. Страшновато, если честно. Не знаю, чем всё закончилось – возможно, очередным побоищем, но музыкантов эти дикари не трогали, поэтому мы без потерь добрались до вокзала и сели на поезд до дома. В Москве намечался крупный фестиваль «Сырок-88», и Роник готовился туда ехать в составе «Промышленной Архитектуры» и группы «БОМЖ». Мы же должны были дать концерт в ДК МЭИ и найти барабанщика. Или не ехать. Нашли пионера, который умел держать палочки в руках, и наказали ему тупо держать ритм, не выделываться с брейками и переходами, а то собьётся, и мы все обсеримся. Перед поездкой в Москву у нас хватило времени только на одну репетицию. Мы прибыли в МЭИ за день до концерта, поселились в студенческой общаге и выдвинулись на фестиваль «Сырок-88». С наглыми мордами пробрались в гримёрку, а там уже все свои: Селиванов, Роник, весь состав «Гражданской Обороны». Роник уже отыграл с «БОМЖ»-ом, сегодня он долбил в «Промышлениной архитектуре», а потом согласился остаться с нами в Москве, тем более что нашу программу он знал идеально. Мы тогда успели немного побродить по Москве. В МЭИ мы играли вместе с Александром Лаэртским. Он мне тогда куртку испортил: попросил её перед концертом, чтобы выступить. Я только перед поездкой в Москву купил новую монгольскую кожаную куртяху, до сих пор помню, какая была тонкая прекрасная кожа. А он её, значками истыкал всю! Потом пришлось её кому-то подарить… Сейчас смешно вспоминать! Потом появился организатор фестиваля в кинотеатре «Космос» и предложил поиграть на следующий день. В гримерке в очередной раз накладываю на рожу боевой раскрас, а в отражении зеркала вижу двух девушек, которые раздеваются догола. Подходят к зеркалу и начинают возле меня лепить себе изоленту между ног. Я чуть слюной не подавился и на сцену со стояком пошёл. Оказывается, это была шоу-группа «НИИ Косметики», во время концерта они тыкали друг в друга резиновым бревном. На концерт поддержать нас пришли Димка Селиванов и Егор Летов. Пока я любовался отражением дам из «НИИ Косметики», Селиванов разглядел среди присутствующих лидера группы «Talking Heads» Дэвида Бирна. Димка умудрился взять у него автограф, который тот увековечил прямо в паспорте Селиванова. В Москве мы немного заскучали, и возникла идея рвануть в Питер. Миша Бастер: Ленинградская панк-тусовка возрастная была более расслабленной и, в каком-то смысле, интеллигентной. А вторая волна 1980-х была похожа на нашу, но поскольку в городе доминировала рокабильно-радикальная тема, тусовка «металпанка» была меньше, и появилось сайко. Тем не менее, с Ленинградом связан факт, что именно ленинградская группа «Бироцефалы» (Beerocephals) попала в международный эфир как образец постсоветского хардкора, точнее его осознанного наличия.  (фрагмент из книги Миши Бастера «Карнавал Безумия. Хроники саморазрушения в стиле панк») Сергей Ганс: С гитаристом Виталиком Кушниренко сначала вдвоём придумали десяток песен и у нашего знакомого Антона репетировали дома. Он потом на басу у нас поиграл. Позже уже нам кто-то из «Бригадного Подряда» Трушина Валеру посоветовал, так и начали играть и бироцефалить. К тому же, был введён дурацкий «сухой закон», который только озлобил советских граждан, но не мог сильно повлиять на андеграунд, который все лазейки знал. Да и пили в основном только пиво, и оно стало неотъемлемой частью куража. Такая фирменная марка поколения, «Бироцефалы». Никакой идеологии, кроме пива и оттяга. Меня лично мотивировали всё те же обычные для молодого парня желания: хотелось женского внимания и много секса… Так-то я в жизни достаточно молчаливый, а девушек надо веселить, ухаживать. И идея музгруппы с очередью из ленинградских девчонок, готовых к спариванию рядом со сценой очень увлекала. У нас у всех был переизбыток адреналина, помноженный на незнание нотной грамоты, неумение играть и петь. Значит, нужна была такая панк-группа, у которой всё грохочет, публику прёт, и не особенно важно, о чём тексты. Ну и желание быть услышанным тоже сыграло огромную роль. Слова хардкор тогда никто и не знал. Но знали про Agnostic Front, Accused, D.R.I., Extreme Noise Terror. Последние на нашем творчестве сильно отразились. Мы тоже начали вибрировать в два вокала, когда на подпевки пришел Дима Мёртвый. И мы не хотели играть такую же хрень, как «Алиса» и «Кино», да простят меня их поклонники. Поэтому первые тексты Beerocephals были исключительно на английском. Где репетировали, я не помню, но первый концерт случился в подростковом клубе (были такие районный клубы для подростков с кружками всякими), и, естественно, никто не ожидал там хардкора, сидят подростки, семечки щелкают, думают, сейчас начнётся исполнение популярных песен, а им там мало что нормально зарубили, так ещё и вокалист (я) сблёвнул на них со сцены. Одна песня «Бириков» состояла только из рёва «fuck you». Потом был концерт в Пушкине, который ознаменовался грандиозной дракой. Такой, что ей даже посвятили заметку в газете с заголовком «Как культуристы повздорили с металлистами». Из-за чего всё началось, я не в курсе, но мы успели отыграть всего три песни – и вдруг вырубили звук и свет. Просто абсолютно разная публика в одном зале – культуристы, панки и металлисты – оказались несовместимы. Миша Бастер. В Прибалтике того периода было свое представление о хардкоре, проект Виллу Тамме считался хардкором, хотя не припомню, чтобы в те времена термин употреблялся, но группы утяжелялись и плодились со второй половины 1980-х, и, по мнению местных старожилов, фестиваль «Яника Паника» стал переломным моментом, когда на смену панкам задумывающимся пришли панки отрывающиеся. У Тыну Трубецкого по этому поводу своя линейка терминов была. В Литве соседней тоже стрит-панк присутствовал, причем в политизированном виде, у нас в книге есть интервью Отвёртки со всеми манёврами литовского панка в рамках отделения от СССР и рок-маршей.  (фрагмент из книги Миши Бастера «Карнавал Безумия. Хроники саморазрушения в стиле панк») Тыну Трубецки: Да, это все было, но, на мой взгляд, никто уже не понимал, что такое панк вообще, включая самих панков «второго поколения». Для новых, только что появлявшихся панков, настоящим панком были J.M.K.E. или «Великие луки», что-то наподобие этого. Они зарубежных групп вообще не знали. Только мы и знали в Эстонии о заграничных группах, и мы сами были первыми эстонскими панк-группами. До этого были только «Пропеллер» и «Турист», которых можно считать предтечей панка. И из-за того, что эти новые панки были как бы невеждами, в том смысле, что они не слышали никакой другой музыки, кроме местной «панк-классики», они ни во что не врубались. Хотя J.M.K.E. были хорошей группой, но всё же это было однобоко, то, что они знали только их. Так и появился этот так называемый «перестроечный панк» и панки, которые не знали ничего. Они считали, что тексты J.M.K.E. говорят о национализме, они как бы вообще не понимали их смыслового содержания. Это были панки-дураки, считали, что основное дело жизни панков – пьянство. Миша Бастер: Движение превратилось в моду, стало доступным и безопасным. Ну и вообще никто не обязан застревать в 15-летнем состоянии и не взрослеть. Есть масса примеров, когда бывшие панки проявляли активность уже на других поприщах. У вас вот министр экологии, например. Т. Т.: Тогда и возникла та сильная трещина, которой раньше между панками тут не было. У меня возникло ощущение, что я с этими новыми панками точно уж не хочу быть в одной компании. Тогда как бы и пропало тут панк-движение. Могли быть какие-то компании панков-пьяни, «перестроечные панки» как называл их Кристиан Мюллер, или, как говорил Виллу, «воскресные панки», которые ходили на концерты по выходным. Заново у меня появилась связь с панками в середине 1990-х. Тогда откуда-то вдруг стали появляться панки, с которыми было о чём поговорить.  Миша Бастер: Возвращаясь в Москву, термин «калифорняк» на моей памяти появился вместе с группой «Н.А.И.В.» которая записалась на Maximum Rock’N’Roll, а зин дал у себя объёмную статью о русском панке, ну что им рассказали, то и написали. И вот этот «калифорняк» группа пыталась ретранслировать, а Чача бегал по сцене в обтягивающих шортах, которые в народе называли «велосипедки». Панки ехидно называли это дело «клерк-панк», намекая на нетусовочность участников проекта, но это всё беззлобно было, с покойным Мишей барабанщиком мы вообще дружили в 1990-х. И вот в этом же 1989 году появилась группа «А-Ы» и «Дистемпер», которые осознанно озвучивали термин хардкор, в американском его понимании, и пытались извлекать из себя нечто похожее. Всплеск этот продолжался пару лет и как-то утух на фоне подъёма метал-сцены, «Коррозия» пауковская всё больше скатывалась от треш-метала в сторону панковщины, а с года 93-го и откровенного хейткора, на фоне появления в городе фашни и бонов, которые сами не очень понимали про свои музыкальные пристрастия, а часть музыкантов стала заигрывать с темами ВП. Так случилось с группой «Крэк», например, к которой по наследству перешло часть песен «Уксус бенда». Ну, важным пунктом в этой истории был приезд группы MDC в обновлённом составе, с концертами и в Москве, Петербурге, Калининграде и ещё в Минске. У нас тут было жесточайшее рубилово, на полу валялись разбитые бутылки и часть слэма буквально была в луже крови. Мой приятель потом выжимал чудом уцелевшую рубашку, налив ещё одну лужу из неё на улице, а сам концерт начался с выстрела из газового пистолета в глаз моему другому знакомому, прямо перед входом в ДК, и ритуальным забиванием ногами этого странного человека, притащившего оружие на гиг. В культурной столице концерт проходил более благостно, часть публики, не поняв, куда попала, зиговала перед сценой, чем вводила в оторопь радикального левака Дейва Диктора, с которым на сцене был его (я так думаю) ребёнок.  Петербург того периода был достаточно странным, уже остыл труп фестиваля «Новая традиция» 1991 года, который не стал традицией, но засветил новую плеяду «инди»-групп. В открывшемся «Там-таме» часто собирались боны, гасили там говнариков, группа «Вибратор» записала свой первый альбом, поножовщина и кидалово в подворотнях, питерская «кислота», концерты хейткор-группы Totenkopf и сайко, всё в одном коктейле, если в трёх словах. И мне до сих пор непонятно, почему Олега Гитаркина и его первые хардкор-опыты «Нож для фрау Мюллер» вспоминальщики обошли достаточным вниманием (у Стогова в «Грешниках» об этом есть – прим. И.Щ.). Просто сравниваю с вниманием, уделённым мимолётному образованию Autogesa Старкова, где проучаствовал знакомый Олега по проекту «Буква О» Тима Земляникин, перед тем как уйти в церковную жизнь. Он, возможно, сам и не нуждается, но пользуясь моментом, доложу: по мне, так все проекты Олега всегда были грамотно-эстетскими, качественными, и клип смешной они тогда соорудили, в 1993 году. Именно тогда на ленинградском ТВ были озвучены термины «счастливый хардкор» и «хардкор-шансоньетки» – термин, под которым проходил тур по Германии 1992 года. Еще одна позабытая ленинградская группа жёсткого звучания «Пупсы», которую разорвало на взлёте, но она успела съездить в Лондон и отыграть в «Там-таме».  (фрагмент из книги Миши Бастера «Карнавал Безумия. Хроники саморазрушения в стиле панк») Сергей Ганс: Наступили 1990-е, время, когда люди уже ничему не удивлялись. Как СССР распался, мы даже и не заметили. Политики и идеологии у нас никогда не было, только гораздо позже, когда Топ себя директором провозгласил и Мёртвый на подпевках появился, в общем-то они политику и русские тексты продвигать стали. На рубеже 1990-х постоянно захватывали всякие сквоты, там репетировали, пили, торчали и жили. Был такой «Тотальный Джаз», который тоже сквотировал на Заслонова, потом на Бармалеевой. Из этой тусовки вышли и панки «Пупсы», к ней имели отношение Meantraitors и Messer für Frau Müller. Со всеми мы потом играли в «там-тамовской» истории. До открытия клуба в том месте у моих друзей было кафе, в котором бандиты иногда забивали стрелки. Уже потом там молодёжный центр полугосударственный возник, а я жил в этом дворе, ходил туда в халате и тапочках. Там и выступать стали одними из первых, когда центр стал музыкальным клубом. «Там-там» – это время выражения наших нереализованных фантазий, мы были агрессивны и настроены на быструю, грубую музыку. Это самое главное, что можно сказать об этом периоде. Наконец-то сбросили все запреты, и нам дали играть то, что нам самим нравится. Дали возможность выражать свои чувства, агрессию, и играть современную европейскую музыку. Это было время расцвета psychobilly в Ленинграде, и эти ребята были единственными, кто не боялся играть современную западную музыку в России в тот момент. У нас уже никто не просил тексты на литовку, никто не загонял в рамки. Для группы и для каждого участника это был период, когда мы могли заявить о себе. Первый концерт состоялся осенью 1991 года. Первый состав «Бириков» был бешено успешен, и по классике жанра этот успех утащил всех в дебри алкоголя и наркотиков. В то время мы все слушали музыкальные программы ВВС, и вечером я сидел в своей комнате в коммуналке на Васильевском, крутил ручки приемника и услышал, что наши песни передают по ВВС! Это были записи «Свинцовая х***я» и «Бормашина». Ещё до эфира в наших коммунальных квартирах постоянно тусовались разные музыканты и деятели искусства из Европы и США. Возможно, записи к Новгородцеву попали именно с ними. М. Б.: Немного не так. В 1992 году в Россию приезжал Джон Пил, диджей с ВВС, который некогда в 1960-х прозывался «король хиппи», потом пропагандировал постпанк, в конце 1980-х в его шоу звучал лютый грайндкор, а в начале 1990-х инди и гранж. Поскольку он в свои 50 лет фанател от Extreme Noise Terror, то не мог пройти мимо «Бироцефалов». В том же году Катя Голицина устроила гастроли «Пупсам» в Лондоне. Время чудесных неожиданностей и международных коннектов. С.Г.: Возможно. Помню, в клубе, который расписал своими тараканистыми орнаментами Михеев, была такая тема с баннерами на заднике, и от значимости группы зависели их размеры. Концерт, где мы были хедлайнерами, выражался в гигантском заднике за барабанами. Перед нами играли «Нож для Фрау Мюллер» Гитаркина, у них в два раза меньше задник был. А на разогреве вообще какая-то неизвестная группа. Ещё спросил: «А кто такие-то хоть, у них же даже баннера за барабанами нет, – что за дятлы?» И кто-то мне тогда сказал: «“Король и Шут” они называются». Примерно тогда же появились Vibrators, на скинхедском стиле, «Химера», попозже «Маррадёры». В 1993 году мне проект «Бироцефалы» уже поднадоел. Точнее, надоело то, что люди сидят почти год на сквоте опиуху варят, целыми днями торчат как живые зомби, запах ангидрида везде, все полуспят, чешут носы, и только Топ с Мёртвым что-то там про политику вещают, но их никто не слышит совсем. А эти решили, что я эдакий Карабас-Барабас, и начали устраивать демарш. Короче, несмотря на то что был готов к записи материал нового альбома, я ушёл, и месяца через три все это наркошапито развалилось. В этом же году умерла от передозировки Мява, потом и басист Бироцефалов Никита, но с лета 1993 и до 1999 года «Бироцефалы» перестали существовать. В «Там-таме» начались рейды и «маски-шоу» под эгидой какой-нибудь антинаркоманской спецоперации. Мне же интереснее стало с бандитами тусить, и это была не менее весёлая жизнь, рисковая и доходная.  Миша Бастер. В Прибалтике тоже наступила «вторая волна», наиболее слышимая тут группа была, наверное, Psychoterror. И вот про тут. Первый «Джерик» появился в 1992 году, я имел микроскопическое отношение к его становлению, но Лане (Ельчаниновой – прим. И.Щ.) помогал освоить нелёгкую ношу орга говнарских гигов с 1990-го. Меня тогда реально умилила маленькая девочка, за спиной которой всегда суетилась её мама, которые, как по мне, неадекватно оценивали степень рисков и уличного насилия, которое тогда творился и могло накрыть любое концертное мероприятие. К тому же, после первых попыток концертов в ДК Бронетанковых войск, она переключилась на ДК Алмаз между Сокольниками и Преображенкой, а мне это место было знакомо ещё по дискотекам 1980-х, где смешной диджей Миша (если не путаю имя) стоял за пультом в кепке-афганке и в поясе из пулемётной ленты, и периодически ставил «музыку для настоящих мужчин», то есть какой-то Accept или Manowar, под которые на танцполе извивались и сокращались, размахивая козами, смешные проклёпанные ПТУшники- металлисты. В эти ответственные моменты на танцпол врывались мы (Наташа Ворона, я, Ослик, ну и опционально кто-то ещё), кривлялись полминуты и давали дёру от толпы гопников, которых там было процентов 85%. Развлекались так, что не одобрялось старшими товарищами, один из которых, Алан с красным ирокезом и гитлеровскими усами, работал дзен-панк-дворником на Преображенском рынке, и сам периодически выписывал тумаков всем, кто косо смотрит и мешает подметать мусор под музыку групп Swans и Dead Can Dance, а таких было немало. Это просто зарисовка градуса уличного насилия и связей с местной администрацией. Ну и я, когда узнал, что Лана мутит с Ваней клуб отдельный, по мелочам старался помочь. Если не делом, то добрым словом и контактами. Последнее наше общее было как раз проект «Поющие лезергины» в цирке на Университете, ну то есть это был наш с Сашей Малковым, он же Папа-Мама-Фашист, проект, а их (вместе с Гошей Рыжим из «Братьев по разуму») проект был запись первого постсоветского трибьюта на песни Майка Науменко. (фрагмент из книги Миши Бастера «Карнавал Безумия. Хроники саморазрушения в стиле панк») Дима Хэнк: Появилась новая молодёжная смена, новые группы. Опять же, из позитивного – открылись границы, и появился доступ ко многому, что ранее было запретно и малодоступно. Поэтому в начале 1990-х я переключил свое внимание на помощь начинающим панк-коллективам. Тогда недалеко от нас нарисовалась группа «Пурген», которой сначала помогали мы, а в конце 1990-х уже наоборот они нас тянули. Из тогдашних значимых событий можно отметить попытки Светы Ельчаниновой организовывать панк-коммуникацию, что частично ей удалось. Да, конечно же, наиболее важным событием первой половины 1990-х был концерт памяти Майка Науменко в малом цирке. Тогда было огромное количество новых групп, но особенно запомнилось выступление группы «Поющие лезергины» (Правильно «лИзергины», но поскольку в 1992 году никто не знал, как правильно, – записали с искажением. О правильном написании узнали только в 1995 году. – прим. М.Б.). М. Б.: Да, это было интересное действие, когда к организаторской деятельности Светы на какой-то момент подключились более зрелые маргинальные элементы в виде Саши Папы-Мамы-Фашиста и Гоши Шапошникова. Каким-то образом в этот процесс был вовлечен и я. Но буквально за две недели до концерта сошёл с дистанции и загремел в больницу. Но я же не мог бросить общую затею, которая родилась во время кривляний на съёмках клипа московской группы «Оле Лукойе». Поэтому я собрал остатки сил и всё-таки поучаствовал. Тем более что идеологический стержень просвещения «говнопанков» присутствовал. Надо было брать ответственность за введение нового термина, который, как определение некоей маргинальной смены и рок-эстрады, и зародился на нашей тусе. Миша Клэш: Да, тогда был такой период, когда появился даже официальный термин «колхозный панк», через единственную группу, попавшую в хит-парад «ЗД», «Сектор газа». М. Б.: Это было что-то! Бум новых меломанских градаций и оттенков, вместе с супермаркетом стилей, уже назревал. А тот проект, о котором знали, дай бог, шесть человек, заключался в жёстком стебалове этого уже ставшего явным явления, для чего были собраны достаточно именитые представители тусовки. Прикиды были разбиты по стилям, и название проекта апеллировало к наступившему периоду эйсид-культуры и эстрады нового поколения. Концептуальненько так. Прогрессивно. Саша с Гошей подобрали репертуар из двух зажеванных фонограмм и электрохардкор от Гоши Шапошникова. Ромбес тогда был скинхедом, Валерик Золотой – ньювейвером, Зена – сумасшедшим хиппо-саксофонистом, Гога выступал в стиле убитого солдата, я – психобиллом, а Саша – экстремалом от эйсид-культуры. Выступали, соответственно, последними, и… И понеслась! Видели бы вы лица зрителей, которые за день до этого перешёптывались на улицах, заклеенных внаглую плакатами мероприятия, – мол, что это за группа такая. Наверное, хорошая, раз хедлайнер. Скандал удался на славу, газеты в тот день написали, что под конец фестиваля администрация устроила дебош. Все были довольны настолько, что никто не расстроился из-за того, что какой-то пьяный неформал угнал целый автобус спонсорского пива. А Света, конечно, молодец. Д. Х.: Света тогда выглядела совсем маленькой девочкой, мечта садоманьяка из японского мультфильма. Но при этом была не по годам смекалистой и предприимчивой, помогла тогда выпустить альбом «Чудо-Юдо» «Секс-террор». В цирке же мероприятие было значимое, но там было такое нереальное количество групп, отыгравших по три песни, что мы не рискнули во всём этом участвовать. Но мы, конечно же, стали ярыми поклонниками группы «Поющие лезергины», и при этом не подписываемся опускать коллег по цеху. Миша Бастер. История вышла громкая и смешная, и к этому времени первый вариант «Клуба имени Джерри Рубина» уже существовал. Я тогда уже очень хотел от этого всего отлепиться, отчасти получилось, поэтому многое просмотрел или смотрел или вполглаза, все эти фестивали «Учитесь плавать»… Группы типа Crocodile T.X. относили по привычке к «альтернативе», как и, и группу Young Gods игравшую в Москве в 1996-м. Это всё-таки линия нойза и индастриала, которая в Москве была выражена более, чем где-либо ещё. Ещё меньше я знал, например, про тусовку Skygrain и про наличие панк-стрейт-эйджа. У нас эта тема пришла естественным немеломанским путём после десятков трупов в окружении. Скейтеров с Октябрьской вообще считал хип-хоперами, как их предшественников из 1980-х, которые слушали «брейк денс». Этому способствовал факт, что в году 1992–1994 годах пошла мода на бонство, и часть панков и даже депешистов переобулась в правосеков. В середине 1990-х уже было подобие RAC-сцены, я был от неё максимально далёк, но иногда колол и перебивал татуировки, поэтому был немного в курсе.  В конце 90-х иногда Света или Хенк затаскивали в «Джерик» или «Эстакаду» на концерты, в эти редкие моменты я узнавал что-то новое, тот же Unconform конца 90-х, но голова была занята другим, и новая волна разборок бонов и антифы мне была неприятна и непонятна как олдфагу. В начале 1990-х боны вели себя скромнее и как-то уважительно относились к бритым ойстерам, тем более что бритым карланам могло хорошенько прилететь, а часть пользовалась услугами панк-татуировщиков. К этому добавлялась солидарность на базе антибольшевизма, выродившегося в то, что недавно развалилось как государство. В общем, были точки взаимопонимания и терпимость. Но, я так понимаю, набив ноги и руки на юных безобидных говнариках 90-х и обрастая околофутбольной гопотой, всё изменилось уже в середине десятилетия. Даже фанаты 1990-х считают, что хулиганизм вытеснил фанатизм, а милитари-стиль был вытеснен «кэжуалом», или, как тогда говорили, «кэшлс»-стилем. В 2001 году, уже не помню в каком фанзине (возможно в «Фан-вестнике») 2001 года прямо на первой странице этот мессадж был озвучен. Не мне судить, я с советами ни к кому не приставал, но я так понимаю что уже в середине 00-х пришло понимание у всех сторон, что в выигрыше по итогам только власти и система, а слова песни If the Kids Are United группы Sham 69 (я ее кстати впервые услышал в виде кавера Die Toten Hosen 1991) , история раскола панк и скин сцены Британии это тот опыт который имеет смысл учитывать. Как и истории местного панк движа, часть которого отображена в изданиях. В плане конфронтации нам было попроще, с одной стороны пролетарская гопота, милиция и комсомол, с другой неформалы, которые как бы все за одно, что тоже относительно. С возрастом многие слушавшие одну и ту же музыку оказались абсолютно разными людьми, а кто-то переобулся на ходу из левых в правые и наоборот, кто-то стал миллионером, а кто-то милиционером. Ну а темы от хардкора до постхардкора, по мне так связаны как раз с одной стороны «Джериком» и Ланой, которая появилась на излёте нашей оргдеятельности и стрит-панка. Именно там появился Пурген – группа, которая никаких политических и повесточных признаков в 1990-х не проявляла. Ну и «Джерик» стал потом очагом для антифа рубежа 00-х. А, с другой стороны, связь была через ХК-модников и татуировщиков, среды, где все эти разделения «фа» и «антифа» не работали оооочень долго. Горизонтальные связи субкультурные были важнее. Когда по-твоему в хардкоре появилась идеологическая составляющая? Я в целом в тексте ответил, что у стрит-панка как раз была позиция и идеология, то что называется аттитюд. И то, что я пропустил, когда появился стрейтэйдж (это, кстати, есть куском у Жоры Бардадима), и то, что идеология замены саморазрушения на осознанность у нас пришла естественным путём после массовой гибели маргиналов и субкультурщиков. Особенно это стало заметно во время первой героиновой волны 1993 года. Тогда вообще весь андеграунд поделился на тех, кто сделал выводы, и тех, кто не сделал. Ну а с 1990 года, на мой скромный взгляд, термин перекочевал в музыкальную среду, где каждый музыкант сам определял степень и глубину своей социальной позиции. По мне, она только дозрела к концу 1990-х и шла на волне разделения ниши грязной музыки на «фа» и «антифа». Помню, «Дай пистолет» петроградский озвучивал что-то близкое темам «ХХХ». Но я не тот человек, которого можно спрашивать про идеологию 00-х хипстерского периода. Тогда уже появились новые инструменты для экономической независимости, интернет, продажи аудио; DIY-cцена не стала крупнее даже уровня конца 80-х, 1000-2000 человек на гиге по-прежнему потолок. Но я и сам же пробовал этот механизм, когда собирал книги «Хулиганы-80». Мне было интересно, как это работает и работает ли. Людей, которые представляли какой-то «хардкор» 00-х, на наших гигах почти не было. Была группа «Грунт», в которой был Родик, который знал про наши движи, любил их, и, к сожалению, не так давно умер от онкологии, и Антон Образина (Jars), который уехал и почти пропал c радаров. Басист «Грунта» по возрасту был в теме хеви-металл рока 90-х как мне кажется. Остальной «хардкор» себя с нашими DIY-проектом либо не ассоциировал, либо не знал вообще. Когда в жанре стали появляться такие элементы как схе и веганство? Это уже рубеж 00-х, а веганы стали заметны в 00-х. До этого данную нишу в субкультурах занимали кришнаиты, которые появились массово в начале 1980-х. И по этой причине панк-кружки их долго отвергали. Кришнаиты, как и хиппи, относились к другой лиге. В середине 1990-х постсоветские люди начали ездить в Индию, вот оттуда, мне кажется, и надуло веганство. В Москве в конце 1990-х все ручейки хиппизма, кришнаитства и гоа-рейва слились в проекте «Джаганат», это в 2000-м. Мне кажется, именно эта сеть и её совладельцы, кришнаиты Аистовы, способствовали распространению веганства в столицах и РФ. Точно не панк культура с её хилыми мощностями. По поводу «стрейтэйджа» лучше процитирую Джорджа: (фрагмент из книги Миши Бастера «Карнавал Безумия. Хроники саморазрушения в стиле панк») Жора Бардадим: Возможно, из-за этого я ещё в 1994-м чётко понял, что вредные пристрастия мешают естественным процессам. То есть примерно тогда я стал стрейтэйджем. Я совсем бросил пить и курить. И до сих пор остаюсь на этих позициях. Для меня это было вполне осознанной необходимостью, хотя основной пинок я получил от Тараса. Это от МакКея пошло. Просто человек проснулся с утра и понял, что всё вокруг не так, и не только одни панки занимаются саморазрушением. Соответственно, какой же это панк-протест, на хрен? Вот он и решил, что надо с этим завязывать. Стрейтэйдж – движуха, которая имеет прямое отношение к тому, что происходило у меня в башке в тот период… И панк-культура, точнее, её развитие и переход в культуру стрейтэйджа, пришлась тогда как нельзя кстати. Таким образом, я отказался от всех видов допинга. Кроме татуирования! На «Минимум-поп фесте»-2025 был реюнион ансамбля Unconform. Ты их застал в былые времена? Миша Бастер. Я с ней (Unconform) не знаком. Просто вспомнил, что видел во время одного из посещений «Джерика», по приглашению Светы. С её участником Волошиным я познакомился уже в пост-хипстерскую эпоху, когда у группы уже был перерыв, а Сергей уже вроде даже не занимался своим лейблом Old school kids, но участвовал в трио диджеев, которые делали EDM-техно-вечеринку Discipline. Там участвовал мой приятель Эльдар Футурист, с которым была масса знакомых общих, и тогдашних, и 90-х, и сейчас. Он у меня играет на вечеринках иногда. Так что для меня это не очень старая группа, помню постарее. Когда тебе впервые на глаза попала книга О’Хары («Философия панка. Больше чем шум!», изд. рус. пер. 2003)? Как думаешь, она имела какое-то влияние на людей? Со всей этой литературой неоднозначно всё. С одной стороны, я за то, чтоб она была, с другой, против хипповского (а в основном это был хипповского авторства винигрет) подхода, нарочитого умняка, смешной традиции брать цитаты из философов середины XX века по отношению к серьёзным величинам и заменять там персоналии на рок-самодеятельных местных… Это всё из серии «наш Сид Вишес», «наш «Эксплойтед»», всё то, что в итоге и стало причиной появления термин «говнарь», спедалированное тем, что наш панк не может называться иностранным словом punk, раз уж он наш. Даже хиппи придумали «пункер», а панки 1980-х «типа панки», «битнички» и многое иное. В 1980–1990 гг. был самиздат с вполне адекватными авторами, которые читали и переводили иностранное, я имею в виду Гурьева и Волкова. Потом наступила пауза, с 1992 года где-то, которую начали заполнять какие то «энциклопедии», типа «Панк-рок от А до Я.» (Кокарев А., Музыка, 1992). Не знаю, какой в них был и есть толк, любой меломан знает, что вербальные инструкции тут не работают, у всех свой путь в мире аудиальной копрофагии и сбоя системных вкусовых настроек через аудио. К тому же, все эти энциклопедисты до сих пор хором пишут про музыкальные прилавки, игнорируя уличный и прочий движ. В 1994 году была издана на русском «Секс Пистолз. История изнутри», написанная четой Верморел, но это всё чтиво же… В середине 1990-х был панк-хардкор зин, который выходил пару раз в год, с информацией про независимые лейблы. Влияния на революционность масс это не имело, но меломанская польза, возможно, была. Я это всё перерос, к тому же мы с товарищами часто участвовали в поддержке разных изданий на CD и виниле, помогали с оформлением разным инди-группам и ивентам, делался смешной мерч, и каких-то ярлыков это всё не имело, потому что происходило от избытка ресурса, полученного от дизайнерско-полиграфической и татуировочной студии. В «Типа панках» я дал коротенький обзор литературы 90-х, тогда сняли табу с «анархистов», и это было куда интереснее для меня, потому что в темах DIY, как говорится, мы уже преподавали там, где все эти панк-писатели середины 1990-х учились. Но, тем не менее, да, книжка О’Хары была первой, в которой была обозначена позиция и тема DIY, и что «панк» – это не только музыка, но и горизонтальные связи, независимое дистро и пространства. Написана с любовью к теме, но и хипповского-левацкого туда напихали, такая была тенденция 1990-х. Издавала её, помнится, Аксютина, которая собрала свой «Панк-вирус в России» в 1999-м, с панк-эстрадой, без какой-либо структуры и бекграунда. Её последующая попытка описать DIY-движ и диссер про панк без крепких знаний субкультурок и неформальных экономик местных оставлю комментировать профессиональным панковедам и прочим гоповедам. Но попытка не пытка, как говорится.  Насколько помню, в самом конце 90-х контркультурной литературой начал заниматься Керви, но его переводы были местами чудовищны, и на одном из них я и сломался. Была у АСТа тогда большая серия небольших книг «альтернатива», около 170 книжек которую он «курировал» (на самом деле внутри оранжевой серии были как книги от Алекса Керви и его команды, так и изданные АСТ-ом без его участия, на волне коммерческой популярности серии. То, за что отвечал Керви, помечалось его редакционной метрой Adaptec/T-Ough Press – прим. И.Щ.), я её видел наискосок и издалека, много Томпсона, Берроуза, но там были и полезные авторы. Тот же «Заводной апельсин», который мы читали в самиздате после того как роман был напечатан в 2-х номерах журнала «Юность» 1991 года в переводе Евгения Синельщикова (с пометкой «журнальный вариант»). История же написания и прототипы книги мне стали известны только в 00-х, а тогда немного удивил русский сленг банды, ведь Бёрджесс выдумал свой сленг, «надсат». Он брал русские слова, немного модифицировал их и записывал на латинице. Получалось очень забавно и в фильме Кубрика практически не считывалось. Были в той оранжевой серии и опусы типа «Скинхедов» Джона Кинга, написавшего «Фабрику футбола» в 1996-м. Пафос околофутбольного кажуала – по мне, так это обратная сторона пафоса хипповского. Но это во мне бурчит человек, вовремя смотревший «Фирму» 1988 года с Гарри Олдманом. Кинг ещё написал книгу Human punk в 2000-м, где герой в 1988-м едет через горбачёвскую Россию и Берлин. Это вдвойне усугубило мнение об авторе, как говорится, «не зашло». Вот в этой серии свежим ветерком была книга «Прошу убей меня» 2006 года, переведенная, вроде, в 2004 году, и Ричард Хелл, «Погнали», 2004. Про Ланч ещё было, «Парадоксия и чего-то там». А О’Хара, вроде, был издан раньше всех, в 2003-м (тогда же было издано Роллинговское «Железо»), и то, что книга потом была переиздана, говорит, что её прочитало не менее 8000 человек. Много это или мало – судите сами, для субкультур и 2 000 много, для масс и 100 000 маловато. Панки сами начали писать мемуары только в 00-х, если не считать любителя повещать Генри Роллинза, у него, вероятно, были первые изданные мемуары хардкорщика (1994). Подписывайтесь на Sadwave в социальных сетях: 👉Поддержать Sadwave донатом 👉 Первый сольный концерт Unconform с 2013 года – 26 октября в клубе Pravda.  Вконтакте
 Twitter
|
«Карнавал безумия»: Миша Бастер выпустил книгу о панк- и хардкор-движухе 1980-х —1990-х. Мы с ним поговорили
22 октября 2025