Лондон, сквоты и безумцы: отрывок из книги Александра Бренера «Кан-Кун»
3 апреля 2019

В андеграундном издательстве «Подснежник» вышла повесть Александра Бренера «Кан-Кун». Зов иной, вольной жизни и идея Коммуны увлекли Александра и его подругу Барбару в скитания по сквотам европейских городов, на поиски свободы. Sadwave публикует отрывки из этой исповеди-проповеди об отказе от себя, отщепенстве, а также исходе из всех социальных аппаратов общества контроля.

Текст: Александр Бренер

Мы шли по Пикадилли мимо сытых туристов. А сами сильно проголодались. Но денег у нас было кот наплакал, а впереди одна неизвестность.

Видим: PIZZA. Слюнки потекли. Но нет: слишком дорого. Лучше зайти в супермаркет.

Джин Вир научила нас отовариваться в лондонских супермаркетах. Вот её метод: катишь тележку с положенной в неё сумкой. Самые дешёвые продукты складываешь в тележку, а самые ценные — в сумку. Перед кассой полную сумку перекладываешь на плечо и расплачиваешься только за вещи в тележке.

Этот метод мы до сих пор используем.

Супермаркета рядом не было, зато — бац! — столкнулись лбами с человечком.

— Sorry!

Он был маленький, рыженький, а одет в жёлтую майку, полосатые трусы, шлёпанцы. Странный вид для Пикадилли, но чего не бывает.

Под его пристальным и безгрешным взглядом мы растворились, как сосульки на солнце. Он молвил: — Bobby… Из нас в ответ выдавилось: — Александр… Барбара… Он был чуден: как будто из безвестности вышел и в безвестность уходит. Не человек, а тварь вроде лисы или белки.

Стояли мы и глядели на эту человеческую белку по имени Бобби. У неё были запёкшиеся, розоватые губы. Бледный нос в чёрных крапинках. Глаза, ясно на нас уставившиеся.

И вдруг нам стало спокойно-спокойно — словно за пазухой у Махатмы Ганди.

Ножки у Бобби обросли беленькими волосиками. А щетина на щеках — рыжеватая.

И опять он:

 — Bobby…

А потом поманил нас пальчиком — и мы ему подчинились.

И вот, свернув с Пикадилли, оказались мы перед каким-то обшарпанным зданием.

Пошарив рукой в трусиках, Бобби извлёк на свет ключ. И обшарпанную дверь отворил.

В вестибюле царил сумрак, пахло запустением.

Бобби увлёк нас вверх по лестнице.

В коридоре двери с номерами: 31, 33, 35, 37, 39…

Бобби открыл одну дверь — мы вошли в комнату.

На полу лежал матрац в жёлтых пятнах. Из окна падал свет.

Бобби смотрел на нас, улыбался. И в паху почёсывал.

Вдруг мы догадались:

— Так это сквот, Бобби?

Но он — ни гу-гу.

Подошёл к матрацу. Прилёг.

Ладошку под щёку подложил. Глазки закрыл.

И мы услышали его сопение.

Неужели уснул?

Да, кажется…

И видно было, что у Бобби эрекция.

Александр Бренер вызывает Ельцина на бой, 1995 г.

**

Вдруг прозвучал резкий, неприятный голос:

— Эй! Вы кто?

В дверях боббиной комнаты стоял высокий худой человек.

Пришлось объяснять ему, что мы гости Бобби.

Человек хмыкнул:

— Бобби здесь не хозяин.

Это был сутуловатый парень неопределённого возраста, с грязными руками и серой физиономией. Сальные волосы свисали с его головы спиралями. Из длинного носа текло. 

— Уходите отсюда.

— Скажите, а это сквот?

— Это отель «Амбассадор». А вы кто такие со своими вопросами? 

— Сквоттеры.

— Ах, сквоттеры…

Он вытирал нос и о чём-то раздумывал. Смотрел на нас хмуро, неприветливо. 

— Ладно, — сказал наконец. — Если вам некуда идти, оставайтесь. А там посмотрим.

Звали этого человека Энди. Он был открывателем и содержателем сквота-отеля «Амбассадор».

Энди-наркоман.

Энди-интриган.

**

Раньше тут была гостиница — в самом сердце Лондона, недалеко от Marble Arch. Но здание обветшало — гостиница закрылась. Однажды ночью шатун Энди забрался в пустой дом и остался в нём. Стал хозяйничать, пускать к себе шаромыг и ушлецов, близких ему по духу. Сделался их командиром.

Сейчас в доме ютилось человек двенадцать.

Мы познакомились с бородатым американцем по кличке Хемингуэй. Он давно уже странствовал по Европе: сперва по Скандинавии, потом по Средиземноморью. А теперь осел в Лондоне без копейки денег. Всё, что у него было, — вельветовые штаны и дырявый свитер. Плюс шахматная доска: Хемингуэй обожал эту игру и всегда в ней побеждал. А окружающий мир он не любил и боялся.

Была ещё крошечная девушка из Литвы по имени Мальвина. Она только и делала, что глотала пиво и читала комиксы Marvel. Вся в чёрном, в рваных чулках, с широкими бёдрами, с коготками грызуна и длинным носом, она напоминала суетливую крысу. Волосы Мальвина красила зелёной краской, а губы — синей. И носила траурную бархатку на шее.

Она зазвала нас к себе в комнату, загадочно улыбаясь.

Барбара Шурц и Александр Бренер

**

Там стояла большая кровать, покрытая алым покрывалом. С потолка свисали картонные звёзды. 

Мальвина присела на кровать и сказала:

— С пяти лет я тешила себя одной-единственной надеждой. А именно: превратиться в червя. Этого можно достичь, если ампутировать руки и ноги и удалить все волосы на голове и теле. К сожалению, я никогда не встретила персону, которой можно было бы доверить эти деликатные операции. Может быть, вы?

Мы переглянулись:

— Вряд ли.

После этого Мальвина нас невзлюбила.

**

Сюрпризом стало знакомство с двумя сибирскими панками — старожилами этого сквота. Один из них — большой мясистый парень по имени Вася — был родом из Омска. На голове у него красовался ирокез, на теле — кожаные штаны и косуха. На обеих руках — шипастые напульсники из меди, на шее — цепи, чуть ли не вериги. Вася хвастался, что он бывалый сквоттер: это уже пятый его дом в Лондоне. При этом он учился на дизайнера моды в Сент-Мартинс, престижном колледже. Поведение этого парня менялось от случая к случаю: то он оглушительно рыгал и демонстративно пукал, то становился угодливым и подобострастным. Сервильно вёл он себя с негласным хозяином дома — Энди.

Его подруга Зоя прибыла из Барнаула. Громадина с накрашенным лицом и кольцом в носу, она носила клетчатую шотландскую юбку, высокие армейские ботинки, ажурные чулки и чёрную пластиковую куртку. Когда она ела, то рассматривала каждый кусочек перед тем, как положить в рот, словно боялась отравиться. Не знаю почему, но мне Зоя была неприятна, как поэт Павел Арсеньев или Стюарт Хоум. Есть несовместимые тела, которым нельзя находиться в одном пространстве.

Сибиряки зарабатывали хорошие деньги на блошиных рынках Камдена. Там они выдавали себя за аутентических английских панков — и это им с рук сходило. Высунув языки и скорчив зверские рожи, Вася и Зоя позировали перед камерами японских туристов. По их словам, за каждый снимок они получали фунт стерлингов, а то и больше.

Эта пара ничем не напоминала Алёшу Карамазова и его взыскующих сестёр и братьев, зато на современных художников и интернет-активистов они были очень похожи. Зоя и Вася в лепёшку могли разбиться ради успешного выживания и не ведали беззаботного смеха и душевного бушевания.

**

Мы поселились в комнате рядом с Бобби. И опять на полу валялся тюфяк, а в окне маячило серое лондонское небо. Наступили холода, в доме было сыро. Нас спасал спальный мешок и кое-какие тряпки.

Как-то утром я спускался по лестнице и вдруг почувствовал, что кто-то обнял меня сзади. Низкий женский голос произнёс:

— В такой холод хочется прижаться к кому-нибудь и даже залезть ему в рот.

Я повернул голову: это была женщина с перевязанным глазом. Она тоже здесь жила, я её уже видел. Чёрная повязка пересекала её лицо, как асфальтовая дорога — снежное поле. От смущения я чуть не свалился со ступеньки.

Так мы и вышли на улицу: я — впереди, она — сзади, обнимая.

И опять тот же низкий голос:

— По мнению Черчилля, нет никаких причин бояться объятий.

— Черчилль действительно это сказал?

— И королева Елизавета тоже.

Я ждал, когда она выпустит меня из своих щупалец.

— Можно, я засуну палец тебе в попку? — спросила она.

— Вы знаете, у меня геморрой, — сказал я чистую правду.

А она:

— Я могу вылечить твой геморрой в два счёта.

Наконец женщина переместилась: пошла со мной рядом.

Роста она была небольшого, а одета в чёрную куртку и джинсы. Голова обрита.

— Только болваны верят королевам и премьер-министрам.

С этим я готов был согласиться, но она меня опередила:

— Премьер-министр — мент, а народ — импотент.

Это мне понравилось.

А она:

— А ты — декадент.

— Вы поэт, — сказал я.

Она проворчала:

— Никто не понимает больше поэзию. Раньше поэты не развлекали, а подстрекали.

Я кивнул. 

А она, насмешливо:

— Да ты не бойся. Мне уже шестьдесят пять и секс меня не интересует. Я не терплю никакой наготы ниже пояса. У меня только один фетиш: свобода. Но где её пределы, я пока не решила. Я готова вылечить тебя от геморроя, но мне всё равно, что у тебя висит спереди.

Тут она показала мне язык и пошла прочь — своей дорогой.

**

В этом сквоте никто не готовил себе еду по одной простой причине: рядом находился магазин «Marks and Spencer». Там в пластиковых коробках продавались салаты, полуфабрикаты, куриные ножки, йогурты, нарезанные фрукты, десерты. Эту снедь покупали на обед клерки из соседних зданий. И каждый день просроченные продукты выбрасывались служащими магазина в помойные баки, стоявшие возле сквота. Так что жители «Амбассадора» могли объедаться этими вкусностями до отвала.

Хемингуэй был вегетарианцем, но обожал фруктовые йогурты. Я под его влиянием тоже к ним пристрастился.

Бобби любил полакомиться. Он выуживал из мусора прозрачные коробки, набитые профитролями и эклерами, и предавался бездумному чревоугодию.

Сибиряки-мясоеды запасались яствами: собирали их в рюкзак и уносили в свою комнату.

 Неряшливое отношение к еде было характерно для этого дома так же, как грязь и отбросы, скапливавшиеся в коридорах. Никто здесь понятия не имел об артистизме и аскетизме — двух составляющих жизни Кан-Куна. Виктор и Хавьера не объедались. И тарелки свои оставляли после трапезы чистыми — ни крошки не пропадало. А готовить вкусные вещи для них было так же важно, как не участвовать в ритуалах системы.

Как сказал Дэвид Герберт Лоуренс: «Подлинные едоки не переоценивают тело. Они стараются возвысить его до духа. В этом они едины с аскетами».

**

Мы прожили в бывшем отеле около месяца. А потом случилась очередная заваруха.

В доме была вечеринка. На всех этажах буйствовало сборище мелких бесов: нимфетки в бикини и кирзовых сапогах, скинхэды в подтяжках, забулдыги в шинелях, гарпии с бутылками джина в когтистых лапах, истуканы, накурившиеся марихуаны. Гремела музыка, всякий плясал по-своему: приседая и испуская хриплые вопли, припадая к партнёру, валяясь на полу и вздёргивая вверх пятки. Особо выделялся худой, лихо подстриженный молодой человек в купальном халате: он то и дело подпрыгивал и распахивал свой халат, так что обнаруживался его внушительный член, раскачивающийся из стороны в сторону и постепенно поднимающийся — искривлённый, как турецкая сабля.

Стояла глубокая ночь. Мы решили вернуться в свою комнату и попытаться заснуть, невзирая на музыку. Но каково же было наше смятение, когда обнаружилось, что кто-то побывал у нас и помочился на тюфяк! Тут уж было не до сна: в ярости выскочили мы из злосчастного сквота и бродили по улицам до рассвета.

Худшее случилось на следующий вечер, когда все отоспались и вылезли из своих нор. Сибиряки и Мальвина, Бобби и ещё пара сквоттеров сидели в загаженном холле и хмуро пялились.

Хемингуэй сам с собой играл в шахматы. А Энди, открыватель дома, вдруг вскочил и пошёл прямо на нас — двух чужеродных шибздиков. И объявил, что мы украли у него 500 фунтов стерлингов! Да-да: стибрили из его комнаты, когда он плясал на вечеринке.

Он смотрел на нас бешено, а руки у него прыгали, зелёное лицо вздрагивало. То ли от злости он трясся, то ли его ломка мучила? Он катил на нас страшную бочку, обвиняя в воровстве, а сам выглядел, как больная деморализованная блямба. 

— Что такое? — не поняли мы. — Деньги? Мы украли у тебя деньги?

Он угрюмо кивнул:

— Yes.

— Чушь. Мы у тебя ничего не брали.

Но он по-прежнему взирал свирепо и обличительно — как и Мальвина, как и сибирские панки. Они верили Энди, а не нам.

Разумеется, это был конец. Как сказал Монтень: «Бывают люди, которые поправляются от одного вида лекарства». Мы явно не принадлежали к числу этих счастливцев, но любовь к сквотам у нас в тот день пропала.

Хотя ведь Монтень сказал и другое: «Величие души не столько в том, чтобы без оглядки устремляться вперёд и всё выше в гору, сколько в том, чтобы уметь считаться с обстоятельствами и обойти препятствия».

Именно так поступали полубоги Кан-Куна.

В обойме издательства «Подснежник» книги Александр Бренера, Димы Гусева, Мирослава Немирова, Алексея Фишева, Ромы Сита. Книги можно приобрести в столичных магазинах «Фаланстер», «Ходасевич», «Циолковский», книжной лавке «Живёт и работает», в питерских «Все свободны», «Порядок слов», «Фаренгейт 451».

Добавить комментарий