Отобрав на время перо у гитариста группы Jars Антона Образины, писать о последнем туре москвичей взялся водитель Газели Смерти Денис Алексеев, который на своих четырех возил команду по Европе. Взгляд на происходящее из недр спальника в промерзшем сквоте польского Белостока. Текст: Денис Алексеев «Kocham» — самая трогательная надпись, из сделанных на борту Панцерфауста когда-либо, была обнаружена мною на замёрзшем стекле по прибытию из «не чувствую ног»-тура. Просто оглушительный холод в Белостоке. Он обрушился внезапно: мы выгрузились из промерзшей газели и вдруг обнаружили, что если у нас в машине была хоть сколько-нибудь работающая печка, то в сквоте таковой нет, и температура внутри равняется температуре снаружи — минус 26. В воздухе пахнет печами и совершенно безбожным морозом. А я безнадёжно хочу спать, и согласен почти на любую горизонтальную поверхность, но, сука, не при -26. «У нас есть комната, в которой чуть теплее», — говорит чувак, организующий концерт. — «Но там придётся спать сидя». Окей, я согласен. Лезу в арктический спальник, ноги приходится ставить на бетон, холод подымается по ним вверх, но не очень быстро. «Успею уснуть», — думаю я. Хочу ссать, но туалета нет. Пофиг, на улицу я не пойду. В зале разжигают газовые турбины. Начинается концерт. За время своих «рок-каникул длиною в жизнь» я научился спать на концертах, но не со стадионным звуком. Бочка и бас долбят через стену в затылок в самом буквальном, физическом смысле. А впереди ещё один ночной переезд, граница — дорога в Минск. А потом ещё один — в Москву. Закончили, приходят: «Пора». Самое настоящее отчаяние — оно охватывает уже на улице, по дороге к промёрзшему до самой рамы Панцерфаусту, стоящему за углом в сугробе. Машину надо «прогреть» — двигатель, разумеется, а не салон. «Ночь зимой иногда кончается, холод же — бесконечен», — думаю я. Не чувствую ног. Говорят, где-то в Африке есть насекомые, которые откладывают яйца человеку под кожу, а потом события разворачиваются как в фильме Чужой. Не буду пересказывать сюжет, скажу лишь, что в итоге человек становится чужим самому себе и у него начинаются экзистенциальные проблемы, а перед этим с ним происходят всякие другие ужасы. Сидя в обледеневшей со всех сторон машине я чувствую себя покусанным африканскими насекомыми и думаю: «Зачем?». Я ужасно замёрз, ужасно устал, у меня болят руки — утром я взялся за металлическую кувалду и прилип к ней. Мне больно поворачивать руль — не самое жидкое гипоидное масло, залитое в редуктор, превратилось в смерзшийся твёрдый кусок неясно чего. Вдобавок, на газовой заправке от холода треснула уплотняющая резинка в пистолете, и руки обдало струёй сжиженного газа — слава богу, не ладони. Так вот вопрос: «Зачем?». Стук в заиндевевшее стекло. Открываю дверь. Красноволосая полячка выпаливает что-то на своём языке, который я понимаю даже не через слово. Девушка завершает тираду красноволосой же улыбкой и протягивает ладошку. «Marihuana jest dla ciebie!» (**), — в ладошке шматок травы. Ох… — Я не могу его принять: впереди граница, дорога в Минск. — Нет-нет-нет-нет, — слышу я сквозь польскую тарабарщину. Незнакомая доброжелательница пихает мне в руку траву. «Ты можешь отдать её музыкантам, чтобы они скурили сейчас, можешь выкинуть… но не можешь вернуть назад, marihuana jest dla CIEBIE!», — добавляет девушка. У нее изо рта идет густой-густой пар. Меня давно интересует сущность ангелов. Телесны они или полутелесны ? Или данные существа бестелесны вовсе ? Какова их роль в земном пространстве? И суть в небесном? Я даже иногда думаю о них с точки зрения подъёмной силы крыла, например, и других классных технических штук. Но в итоге я понял вот что: красноволосые бабы — они и есть ангелы. Они являются тебе (а некоторые прямо врываются) в состоянии убийственного отчаяния или сильнейшего алкогольного опьянения, когда в глазах уже не то чтоб двоится или троится, а показывается принципиально разное. Пихают в руку траву или здоровенные такие черничины, размером с грецкий орех, лопочут что-то на своём языке — близлежащих к России стран, в основном, но, может, и дальних, я не знаю. Конечно, холода, усталости или алкоголя в голове не становится меньше. Но на время перестаёшь об этом думать — о холоде и об усталости, а думаешь о вещах, скорее, противоположных. И на вопрос: «Зачем?» ангелы не отвечают — но и им перестаёшь задаваться, а задаешься чем-то тоже, наверное, противоположным. Ведь что такое холод и экзистенциальная проблема в сравнении с ними, ангелами, когда они легко и изящно отвечают на другой трудный жизненный вопрос: «Стоит ли?» (и что чего вообще стоит). Ведь посудите сами: надпись, сделанную пальцем на заиндевевшем стекле, не прочитать изнутри. Ночь зимой иногда кончается, да-да, холод вечен, а чтобы абракадабра, в которой едва угадывается слово «mahсok», обрела смысл, нужно взглянуть на машину при свете дня и снаружи, то есть, вернуться домой. А, ладно, скажу проще: если ангелы пишут на замерзшем стекле автомобиля «kocham», то ему, автомобилю, конечно, стоит ездить, и кому-то нужно им управлять несмотря ни на что, потому что иначе ангелам будет негде писать свои слова. А ещё говорят, что они приходят ночью, когда спишь, и поэтому нужно всегда подметать вечером пол — чтобы ангелам не пришлось ходить по грязному. А что, похоже на правду… Орудие прогрето, развёрнуто, подано и под завязку загружено кабинетами, усилителями, барабанной установкой и отчаянным расчётом из девяти человек. Последние объятия в оглушительно холодном Белостоке. «Very good and very fucking cold», — несколько раз повторяет чувак, организовавший концерт. Чтобы оценить интонацию, с которой он это произносит, я добавлю: незадолго до этого он упал лицом в снег. Кажется, несколько раз. А я думаю, что если у «не чувствую ног»-тура должен быть девиз, то вот он и произнесён. Чертовски пьяным, чертовски укуренным и чертовски замёрзшим чуваком чертовски правильный девиз: «Very good and very fucking cold». Kocham (*). (*) Marihuana jest dla ciebie — пол. «марихуана для тебя» Предыдущие части: первая, вторая, третья, четвертая, пятая. |
Отзывов (3)