Джон Бейзли (Baroness): «Нельзя просто выйти на сцену и начать отрабатывать номер»

Еще один материал с минувшего фестиваля Roadburn — интервью с лидером американских метал-панков Baroness Джоном Бейзли, музыкантом и художником. Он рассказал нам о турах с Metallica и Deftones, электронике и необходимости ошибаться.

Беседовал: Алексей Ферапонтов

В интервью журналу Spin вы фактически признались, что теперь Baroness — это не метал. И в то же время вас номинировали на Grammy как лучшую метал-группу. Навешивать ярлыки — это отвратительно, но чуваки, признавайтесь, метал вы всё-таки или нет?

Джон Бейзли (вокалист и гитарист Baroness): Я не считаю Barorness метал-группой в чистом виде. Конечно, у нас в музыке есть много элементов метала, но лично мне иногда трудно вот так взять и сказать: «Да, мы играем метал». Потому что это может создать ложное впечатление о том, как мы на самом деле звучим. На нас влияют очень много разных разных жанров, мне сложно остановиться на одном.

В то же время будет ложью говорить, что мы совсем не метал. Довольно большую часть своей карьеры мы только и делали что играли с разными металистами. Но, например, года с 2003-го по 2006-2007-й мы делили сцену в основном с панк- и эмо-группами.

Для меня самый кайф музыки, и в частности Baroness, в том, что мы можем легко вписаться сразу в несколько сцен. Можем играть на инди-рок-фестивалях, на метал-фестах, на дум-фестах. Мы никуда не вписываемся на сто процентов, но и нигде не выглядим чужаками. Когда я говорю «метал», мне в голову приходят Judas Priest, Metallica или что-то подобное. Мы соответствуем некоей идее метала — наверное, это лучший вариант способ описать то, что мы делаем.

Есть вероятность, что Baroness вообще уйдут от гитарной музыки и станут играть, например, электронику?

Да, вполне. Даже сейчас у музыкантов группы есть сайд-проекты, и многое из того, чем мы занимаемся вне Baroness, сильно завязано на электронной и синтезаторной музыке. Мы и в наш саунд потихоньку внедряем эти элементы. Очень медленно и постепенно, иногда на это уходят целые годы. Но думаю, что и для меня, и для Baroness важно не ограничивать себя в использовании той же электроники или идей из других жанров. Круто, когда можно расширять свой диапазон за счет таких влияний, иначе можно с ума сойти от скуки.

У гитарной музыки есть свои четкие границы, и когда ты на них натыкаешься, необходимо начать мыслить шире, чем от тебя ожидают. Я думаю, это долг музыканта — развивать свой звук и давать аудитории что-то новое, неожиданное. Среди групп, которые на меня повлияли, есть куча примеров, когда они делали очень крутые штуки, особенно с электроникой. И при этом не теряли той мощи, присущей гитарной музыке.

Publicist — электронный сайд-проект Себастьяна Томсона, ударника Baroness и одного из основателей Trans Am

А что именно тебя сейчас вдохновляет? Ты известен как человек, который слушает просто уйму новой музыки.

Если ты современный музыкант и при этом не знаешь, что сейчас происходит в музыке, не знаешь молодых команд, то теряешь возможность вдохновляться. И я не думаю, что только потому, что нашей группе уже сколько там… много, в общем, лет (Baroness собрались в 2003 году — прим. Sadwave), мы не можем делать современную музыку. Я не хочу, чтобы через двадцать, да даже через пять лет мы стали ретро-группой. Важно понимать, что происходит здесь и сейчас. Вдохновляться, рисковать, делать ошибки. Это очень важная часть творчества.

За время вашей пятнадцатилетней карьеры в жизни Baroness чего только ни происходило — что ты считаешь наиболее важными моментами для группы, а что предпочел бы забыть?

Прямо так чтобы забыть — ничего. Даже ужасные вещи, которые происходили с группой, очень важны для меня. Они сформировали меня. Даже не как музыканта, а как человека. Что до хорошего, я думаю, самые сильные и важные воспоминания для нас связаны с моментами, которые заставляли по-настоящему понервничать по поводу того, что мы делаем. Например, туры с группами, которые не похожи на нас — а у нас такого было много. Лет семь-восемь назад, в середине пути, мы специально старались ездить с группами, с которыми нам будет трудно играть. Трудно из-за того, что есть риск, что аудитория не поймет, что это вообще за Baroness, и что они тут делают.

Что это были за группы, например?

Первым совместным туром с «трудной» группой была поездка с Coheed and Cambria. У них много прогрессивных элементов в музыке, они очень цепляющие и мелодичные, но очень сильно отличаются от нас. И публика у них тоже отличается. Поэтому мы не могли каждый вечер выходить на сцену и просто отыгрывать номер. Приходилось выкладываться по полной, чтобы расположить к себе фанатов. Потом мы турили с Deftones, и опять же — это было не самое очевидное сочетание. Нам реально приходилось постараться, чтобы впечатлить публику. Мы турили с Clutch, которые вроде бы не так сильно отличаются от нас, но у них очень специфическая фан-база. Мы играли с Metallica, в конце концов — а они уже столько лет везде хэдлайнеры, им не всегда нужен какой-то разогрев.

Для меня это всегда было вызовом. Окей, я знаю, что 95 процентов этих людей в нас не верят. Они не думают, что мы сможем впечатлить их и как-то потягаться с группой, на которую они пришли, с хэдлайнером.  Иногда это действительно так, но в этом и суть. В таких обстоятельствах для нас вдвойне важно быть классной группой, делать то, что мы делаем, со всей страстью и энергией, что мы можем вложить. Особенно, это справедливо для тура с Metallica, потому что у них огромная аудитория, всегда какие-то причудливые сцены, на которых не так легко освоиться. Так вот, смысл в том, что ты играешь снова и снова — перед 50 тысячами зрителей или 75 тысячами, так же, как ты играешь перед 200 или 15 людьми.

Никогда нельзя терять энтузиазма и энергии, потому что в конце концов так уж вышло, что я зарабатываю на жизнь музыкой, и в этом плане считаю себя просто суперсчастливчиком. Люди не перестают нас слушать, я им за это очень благодарен и ценю своих фанатов. Мы играем музыку, и я не хочу никого разочаровывать, никого исключать — мы всех готовы принять. Даже интересно, насколько разной может быть наша аудитория.

Ты очень круто рисуешь. Задумывался когда-нибудь о том, чтобы сделать мультфильм, например, или графический роман?

Да, я вообще открыт для всего. Примерно так же, как я вижу музыку Baroness, я подхожу и к своей графической работе. В том смысле, что когда мне удаётся чего-то достичь, когда кажется, что я сделал что-то действительно крутое — надо двигаться дальше, делать что-то новое. Я думаю, очень сложно расти как художнику, если ты постоянно не испытываешь себя на прочность. Каждый раз, когда что-то становится для тебя простым, нужно остановиться и найти новое направление, новую цель, которая может даже казаться недостижимой, и просто начать двигаться к ней. Не факт, что в итоге всё получится, но нужно хотя бы пытаться, иначе ты черствеешь, бронзовеешь. Некоторые находят какую-то рабочую формулу, используют её снова и снова, становятся коммерческими художниками. Мне это не интересно.

Значит, мы можем ожидать от тебя какой-нибудь объемной графической работы?

Да.

О чем она могла бы быть? Какие темы тебе наиболее интересны?

Даже не знаю, у меня есть несколько идей по этому поводу, и все очень разные. Я присматриваюсь к возможности сделать настоящую книгу или просто опубликовать ретроспективу обложек альбомов, которые я рисовал. Может быть, так я смогу продвинуться в другую область визуального искусства. Сейчас я больше внимания уделяю этому, поэтому мне становится интереснее выставлять свои работы в галереях. До сих пор я не делал этого главным образом потому, что такая работа съедает очень много времени.

Не знаю, сгожусь ли я для графического романа, но если представится шанс, идея покажется интересной, и я решу, что справлюсь — да, с радостью. Что угодно, что соответствует моим идеалам и представлениям о жизни. Что как-то пересекалось бы с теми вещами, которые я пытаюсь выразить как художник. Это было бы отличным опытом.

Обложка альбома Skeletonwitch от Джона Бэйзли. А здесь целая галерея его работ .

Ваш первый альбом называется «Red», и у King Crimson есть альбом «Red». Это просто совпадение, или были какие-то влияния, вдохновение?

Это действительно совпадение. Но, конечно, King Crimson охрененно повлияли на нас. Думаю, это отличный пример группы, которая делала действительно прогрессивную, необычную музыку, не всегда легкую для восприятия, но в которой был и есть очень сильный мелодизм. Так что это всё кажется извращенной, но почти поп-музыкой.

А такие сходства как-то влияют на вас? Например, если вы решите когда-нибудь записать «Черный» альбом, не будет давить сходство с Metallica?

Когда мы работаем над альбомами, я стараюсь не думать и не вспоминать о других записях. Потому что есть The Beatles, есть Metallica, есть, в конце концов, Weezer — у них были «красный», «синий» и «зеленый» альбомы. Это всё не делается как отсылка к ним или к другим группам. Просто это действительно самый простой способ, который мы придумали для именования альбомов, который не выдавал бы музыкальный материал слишком очевидно. Иногда уже по названию альбома у людей может заранее сложиться какое-то мнение, что это будет за запись. Мне нравятся более абстрактные названия. Чтобы люди удивлялись музыке, а потом может быть уже находили какие-то параллели. И потом, цвет — это очень хороший ориентир для визуального оформления. В общем, это почти то же самое, что сказать: это первый альбом, это второй, а это третий. Но я работаю визуально, поэтому для меня цвета — важная отправная точка.

Как ты думаешь, музыка сегодня — метал, панк, что угодно — может как-то влиять на политику, на общество, на то, что происходит в мире?

Да, думаю, может. Я не настолько упоротый, чтобы верить, что какая-то одна конкретная группа может действительно изменить мир, всю ту громадную систему, которая сложилась в той или иной стране. Но я верю, что так как мы в широком смысле слова художники, то просто обязаны представлять альтернативную позицию, собственное видение мира. Не для того, чтобы навязывать ее людям, а чтобы дать им пищу для размышлений или сказать людям, что они не одни.

У меня нет иллюзий по поводу того, чего лично мы бы например смогли достичь в этом плане. Но если вспомнить некоторые исторические периоды, например, восьмидесятые, когда панк был действительно важным явлением, в политике происходили очень сложные процессы, и все эти панк-группы пели об этом… Не то что бы каждая из них могла что-то изменить сама по себе, но сумма общих усилий точно отражалась на том поколении молодежи. Если ты часть какого-то коллектива или сообщества музыкантов, у которых схожие взгляды и которые эти взгляды открыто выражают, влияют этим на молодые умы — потом люди вырастают с этими идеалами в голове, с этими мыслями. А панк — это определенно культурный бэкграунд. Я могу найти общий язык с любым, кто вырос в этом сообществе. А с остальной частью мира я часто испытываю разногласия.

Поэтому я думаю, что иногда достаточно просто ощущать себя частью сообщества единомышленников, держать ум и глаза открытыми. Чтобы когда происходят эти массовые подъемы стремных идей, когда развиваются плохие политические системы, которые противоречат нашей этике и морали, всегда находилось какое-то ядро, группа людей, которые предложат альтернативу и смогут этому противостоять. Никто из нас не должен застревать в статусе-кво. Это и есть смысл панка — быть личностью. А когда существует сообщество личностей, выражение личного мнения отражается на всем сообществе, не проходит бесследно — это как круги на воде, расходящиеся от брошенного камня. Есть плотины, которые способны останавливать целые реки, но это под силу только обладателям власти и богатства — а у нас нет ни того, ни другого. Поэтому самое большее, что мы можем сделать — выразить свое мнение и быть услышанными.

Скоро будет 20 апреля (4/20), у вас в группе кто-нибудь отмечает эту дату? Как вообще относитесь к лигалайзу?

Мы не праздновали, нет. Да я вообще ничего не праздную — праздники для меня значат очень мало. Как религиозные, так и посвященные марихуане. Думаю, что надо просто радоваться каждому дню, и если хочется покурить — курить в любой день, а не привязывать это к каким-то особым числам.

Вконтакте Twitter