|
Чтобы окончательно не погрязнуть в затхлом мире подвального краста, панка и хардкора, мы поговорили с человеком, который держит руку на пульсе актуальной отечественной музыки. Музыкант, продюсер, владелец питерской «Ионотеки» и лейбла Ionoff Music Александр Ионов рассказал Sadwave о причинах популярности «Пошлой Молли» и Гречки, жизни в США, проблемах русского менталитета и корнях новой русской волны.  Беседовал: Николай Арутюнов Земфира и Гречка – что ты думаешь об этом скандале? Александр Ионов: Я до сих пор не понимаю, как это вообще произошло и для чего. Надеюсь, это был пиар-ход со стороны Земфиры, потому что мысль о том, что взрослая самодостаточная женщина, известная на всю страну, использует в критике своих юных коллег словосочетание «очень не красивая» вводит меня в какой-то вымораживающий транс. Элементарно по-человечески больно за 18-летнюю девушку, у которой и так куча своих тараканов в голове, так её ещё на всю страну объявляют «некрасивой»; собственно, за что с ней так поступили? Если я был отцом Анастасии, я бы дал Земфире в морду, как мужику. И по фиг на то, что она женщина, некоторые вещи просто нельзя говорить, это как показывать половые органы несовершеннолетним, не рекомендовано. Почему популярна «Пошлая Молли»? «Пошлая Молли» на момент пика своей популярности – это просто идеальная комбинация всего, чем жили молодые люди в тот момент в эстетическом плане – дешевый пластиковый звук, отлично звучащий на динамике твоего телефона, припанкованный пострейв какой-то, тексты, пересыпанные слэнгом и матом, вся эта дикая атмосфера бесконечной вписки, а также имидж Кирилла Бледного как недоношенного Курта Кобейна, передознувшегося солями – всё это просто гениально уложилось в матрицу восприятия молодежи и выстрелило просто замечательно. До «Пошлой Молли» примерно так же выстрелил Фараон. Я помню, как в 2015 году на вписках впервые услышал это «Скр, Скр, Скр», именно с телефона и через месяц Фараон был уже везде, просто вирусная эпидемия. А вообще я обожаю наблюдать за музыкантами-хэйтерами «Пошлой Молли», как же им рвёт жопу от того, что популярно именно вот это, а не какая то заумь, которую эти псевдоинтеллектуалы высирают годами в мучениях.  Сегодняшний ребенок сильно отличается от детей прошлых поколений. Чем, помимо доступа к интернету? Слово «ребенок» все же ближе к кормящим матерям и детским садам, чем к музыкальному андеграунду, но я понимаю, о чём ты. В чем отличие поколений будущего? Да именно в другой шкале ценностей. Во всем мире старая христианская мораль уходит в прошлое, наступает цифровое будущее, где переживания уровня Ромео и Джульетты уже совершенно не актуальны. Нравоучения Толстого, например, уже через какие-то 50 лет окажутся на помойке, сейчас даже самый хилый семейный скандал уже давно переплевывает и «Крейцерову Сонату» и «Анну Каренину». А во второй половине XXI века в ход пойдет бартер генетическим материалом, юридически узаконенная секс-валюта, виртуальные ячейки общества онлайн и прочая «фантастика». Россия в силу своей натуральной консервативности будет последним оплотом «нравственности», пока не умрёт последний человек, родившийся в СССР. Когда началась новая русская музыка? Пресловутая новая русская волна? Новая русская волна началась с появлением доступного интернета почти у каждого. Возьми начало нулевых: группы Мультfильмы, «Сегодня ночью» и другие. Это типичное «доинтернетное» русское инди. Привезли ребятам кассету из Лондона, они послушали и придумали своё. А конец нулевых — это уже совершенно новое, скажем, такое Tumblr-инди. И Padla Bear, и «Лемондэй», и «Пёс и группа», и даже группа Ifwe – всё это уже вдохновлялось увиденным в интернете. И вот 2008 год, сидишь ты в инете и смотришь на голубые волосы девочек в Нью-Йорке и вкуриваешь фишку. И уже немножко слушаешь Ariel Pink, Джона Мауса, Молли Нильсен, группу Trust, вичхаус, наконец. Ну серьёзно, сравнивая с началом нулевых, и Padla Bear Outfit, и Red Samara Automobile Club из 2008-го и 2009-го — это же абсолютно новая волна. Всё копировалось с тамблера, весь этот хипстер-лоу-фай и прочая модная тогда фигня. Теперь всё перешло в Instagram. Ребята схватывают тренды гораздо быстрее, чем предыдущее поколение, потому что они сами — цифровое поколение. Теперь у каждого бомжа есть телефон, можно, сидя в Тамбове, включить трансляцию и увидеть, что творится в Лондоне, и начать это копировать. До этого всё происходило по-другому. Более замедленно и олдово. Сегодня всё цифровое и быстрое – и мне это больше нравится. Помнишь свое первое впечатление о лидере группы барабанщика Sonic Death? Я стараюсь жить так, чтобы у меня вообще не складывались впечатления о людях. Я люблю, когда люди меня удивляют. Арсений, мне кажется, достаточно сложная личность. Я бы не хотел оказаться с ним на необитаемом острове. Лучше бы я погиб. А ещё лучше взял бы его треки с собой на необитаемый остров. Мне нравится Sonic Death со слезливыми песнями периода «Ghotic Session», но с человеком, который это всё выслезил, мне может стать плохо и некомфортно. Я сам абсолютно ёбнутый человек, и мне нужна легкость, мне нужны люди, которые меня расслабляют. Заморачиваться ещё больше я не хочу. Вот выпить водки с Феликсом Бондаревым – это другое дело, это расслабляет. Хотя он иногда может вести себя, как редкостный ублюдок, но меня это не смущает. Слушай, а каким был Феликс Бондарев в самом начале? У него была куча разных проектов, но мне нравилась группа Amazing Electronic Cave. Не слыхал такое? Это шугейз. Через это дерьмо он и на The Brian Jonestown Massacre вышел, записывался вместе в Берлине. Феликс экспериментировал с огромным количеством разной музыки, с тем же вичхаусом у него был классный проект K1llRGVP. Прежде чем понять, что народ хавает попсу в стиле RSAC, он перепробовал кучу лоуфайных, нойзовых проектов и это было реально круто. Да и сейчас RSAC постоянно мутирует, пробует разные стили, в этом гений Феликса, он может писать и хип-хоп и какой-нибудь или индастриал с лютым шумом, и это всегда будет музыкой, сделанной вкусно.  Ты говоришь, что ты ёбнутый, а в чём именно заключается твоя ёбнутость? Я вырос в очень странной семье, где постоянно присутствовал какой-то культ смерти. Мать очень часто говорила: «Ну вот скоро твоя бабушка помрёт, и ты переедешь в её комнату, все игрушки разложишь комфортно, поиграешь в железную дорогу на полу спокойно», таким образом смерть становилась чем-то радостным и желанным. Все постоянно говорили о смерти. Они все пережили Блокаду и это сильно отразилось. Моя мать родилась мёртвой, её вернули к жизни врачи, а её бабушка, не выдержав того, что её дочь забеременела вне брака, умерла через несколько дней после рождения своей внучки. По отцу ещё хуже. Дед покончил с собой, а мужчина с которым моя овдовевшая бабушка была близка, постоянно говорил ей, чтобы после его смерти она ежегодно справляла малую нужду на его могиле. Это уже были какие-то дикие ритуалы, бесовщина чисто русская, языческая, в стиле раннего Сорокина, но только реальное, непридуманное. Мой дед по матери ещё при жизни заказал себе бронзовую погребальную маску, слепок его лица, я с этой маской всё детство играл. Моя мать внушала мне, что сладкий запах ладана у церкви на кладбище – это запах покойников. Большинство из моих родственников уже умерло. Но смерть по-прежнему тут, со мною. Моя мать заранее установила себе памятник из гранита, отец переживает, что заказанная им надгробная плита недостаточно прочная. В итоге я совсем недавно позволил зарыть себя в могилу в настоящем гробу на 4 часа. Это был такой эксперимент. Но круг замкнулся. А ещё я постоянно мечтаю освежевать лань или любое дикое животное и прикоснуться к настоящему сырому мясу, ещё теплому. Поедание плоти меня вообще зачаровывает и манит, это что-то такое первобытное, настоящее. Я почти не ем мясо, оно ведь мёртвое, а живое мясо в нашем обществе достать очень сложно. Вот такая у меня нормальность. Как повлияла на тебя жизнь в Америке? США немножко пропитаны такой двойной моралью, вежливостью и толерантностью. На самом деле это очень напоминает СССР, где все на словах строили коммунизм, а на деле ни во что не верили. В США система насаждает толерантность, но люди её не хотят, просто следуют по пути меньшего сопротивления, а потом уже начинают автоматом верить и по-другому уже не могут, они зомбированы. Я верю в то, что все люди очень разные. Национальности — разные, гендерные различия — существуют, но я не призываю к дискриминации. Я призываю к тому, чтобы люди озвучивали то, что они разные. Это очень пограничная область, где легко скатиться в фашизм. Характерный пример про «Ионотеку»: у нас есть расистски настроенный охранник, который считает, что азиаты не умеют пить. Якуты, например. Вот, приходит якут-студент, а охранник мне и говорит: «Александр Сергеевич, он сейчас выпьет одну рюмку и начнёт блевать на диван, зачем это вам?» Я, конечно, человек взращённый в США, и в моём толерантном сознании мысль запретить кому-то пить, потому что он якут, даже не возникает. В этом влияние Америки. Но, в принципе, есть научные исследования, которые доказывают, что некоторые народности не переносят алкоголь. Есть и заболевания, характерные исключительно для конкретных рас, но если начать орать, что все евреи умирают от диабета — это будет неполиткорректно. Моя мачеха часто говорит моему отцу: «Вот, Серёжа, заболеешь диабетом — поймём, грешила ли твоя мама с евреями или нет.» Хорошая шутка? И это достаточно лайтовая шутка, а в США за неё можно пойти под суд. Ты нередко позволяешь себе в соцсетях скандальные высказывания, которые вызывают огромный негативный фидбек. Это делается сознательно или, например, по пьяни? Нет ли страха, как минимум, фатально навредить своему имиджу такими вещами? Про пьянство — вопрос весьма актуальный, последний год я постепенно отказывался от алкоголя и сейчас практически ничего не употребляю. Здоровье уже не то, делаю это исключительно из-за малодушного страха смерти, был бы молод гулял бы как раньше. Многие мои знакомые сожалеют о моем здоровом образе жизни, ведь, приняв спиртное, я становлюсь гораздо спокойнее и доброжелательнее. Так что все мои неприятные высказывания как раз сделаны на трезвую голову. Ну сказал я, что расист имеет право на свои убеждения, было такое. Если бы я сказал что он имеет право на суд Линча и газовые камеры — это попало бы под статью УК РФ, а так это просто Оруэлловская полиции мысли, только наоборот, со знаком плюс. Что касается имиджа моей персоны — он уже давно создан обитателями России за меня и без моей помощи вполне чудовищный — «растлевающий подростков и пестующий крыс в подвальной «Ионотеке» старый мракобес, наркоман и алкоголик» — бла-бла-бла. И самая плохая музыка в России на Ionoff Music. Чувствую себя эдаким персонажем режиссера Джона Уотерза. Позавчера мне в личку написала мать одной из посетительниц моего клуба, студентки, я цитирую «Как вы видите себе картину мира, где одновременно возможен Бог и ваша деятельность?» Думаю этого достаточно. Как тебе в голову пришла идея открыть свое заведение? Это было логическое продолжение бизнес-линейки. Были фестивали, концерты, DJ-вечеринки, кинопоказы даже, всё это ассоциировалось с моим именем и собирало достаточное количество народа. Ночные вечеринки стали собирать по 300 человек и более. Фишка была в том, что там всегда был лютый мэшап. Я ставил Joy Division, а потом я ставил Мишу Круга, а потом я ставил Лемондэй или The Cure, потом Аллегрову, потом ещё что-то — абсолютная мешанина. То, чем я занялся, и я горжусь этим, сломал абсолютно все стереотипы и все рамки, и все каноны диджейства. Я начал ставить треки на заказ! Я начал с 10 рублей за песню.  Хочешь услышать это дерьмо – плати! Как в каком-то ресторане, где сидят воры в законе, только тут у меня были первокурсники под водкой. А сейчас это уже стоит 200 рублей! Мои вечеринки проходили в Summer Bar, «Литераторе», «Пианобаре Нико». Я создал стилистическую анархию. Диджейство в России и вообще в мире — это строго стилизованная штука. Пришёл диджей, а у него на пластинках только хаус или только транс. А я плюнул в лицо всему этому и вместо пластинок начал ставить музыку с айфона. Приносил два айфона и втыкал, и секрет в том, что звук от этого не особенно меняется. Что бы услышать ламповый звук пластинки, вы должны сидеть в кожаном кресле и слушать её через отличную ламповую систему, а не тусить в шумном клубе. А когда бочка ебашит на группе New Order, то какая нахер разница? Все сначала надо мной смеялись, что я как гопник с телефона диджею, но гопник с телефоном начал собирать народ и зарабатывать бабки. И чем больше трэша я ставил, тем больше людей приходило. Потом я решил, что хватит трэша, решил сделать шугейз- и постпанк-вечеринку «Общество пропавших». Начиналось хорошо, пришла молодёжь, которая истосковалась по подобной музыке. Но молодёжь начала выпивать, и говно полезло из них, полезло говнецо из нашего русского народа. Ко мне подошёл мальчик и говорит: «Поставь «Сентябрь горит» Stigmata». Я его посылал куда и как угодно, но потом я сдался. Это была шугейз-вечеринка, но я поставил этот трек, и зал взорвался. Опять поставил что-то неформатное, сломал рамки — народ ликует. А мне это нравится, я люблю, когда много народу, я люблю эту соборность, я люблю питаться энергией людей, которые сходят с ума. Потом этот парень начал клянчить Sonic Death «Home Punk» — тоже не особо-то шугейз, и понеслось. 2014-й и 2015-й годы прошли под марками этих уже заезженных песен. И в какой-то момент поступило предложение перенести всё это под крышу одного клуба, собственно и заточенного под мою деятельность. И меньше чем через год «Ионотека» уже стала культовым местом – о нас даже в Якутске рассказывают! Тебя не утомляет весь этот бесконечный трэш? Многие люди, которые не любят «Ионотеку», предпочитают достаточно строгие по стилистике вечеринки с дресс-кодом, с какой-то традицией, чтобы там играла определённая музыка в строгих рамках. Когда я выпускаю этого ионо-демона, людям кажется, что это быдло-тусовка. А я считаю, что можно пообедать в «Бургер Кинге», а можно и устриц покушать. В этом и есть разнообразие. К сожалению, если я открою ресторан с устрицами, то скорее всего, прогорю, потому что русский народ не особенно устриц знает и любит. Я не хочу быть человеком, который просвещает, мне комфортно быть наедине со своим бисером. Вот Степан Казарьян — просвещает. Наверное, одна из его задач подсознательно — научить русский народ кушать устрицы и любить их. А я заранее знаю, чем закончили декабристы, коммунисты и прочие романтики-идеалисты, которые пытались русский народ научить любить и устриц, и демократию, и шугейз, и постпанк, и группу «Глинтшейк» — всё скатывается неизбежно в «Поставьте Ленинград или Stigmata под водочку!». А через 20 лет опухшие пивные мужики будут просить поставить «Гречку», «Хаски», «Монеточку» и RSAC. Ну и что в этом такого? Создается пласт массовой культуры. Эклектикой очень сложно печи топить, а в России очень холодно.  Неужели для русского человека нет выхода из этой ситуации? Друзья, не надо рвать волосы от того, что 80% людей предпочитает музыку попроще. Отличный пример — Гречка. Почему русскому народу так понравилась Гречка? Потому что это человек с акустической гитарой. А человек с гитарой от Высоцкого до Шевчука в России весь какой-то свой, и все это хавают. А тут ещё и девчонка, которая нравится другим девчонкам, им импонирует, что она во многом такая же, как они. Тут формула даже не золотая, а платиновая, наверное. Она с гитарой, она поёт про актуальные вещи, она и на волне, и в сети, и в инстаграме, общается с фанатами, и так далее. Но её музыка разве сложная? Я бы никогда не сказал, что там интересно что-то музыкально. А там и не ставилось никогда такой задачи, это песни-открытки, посланные из её души людям вокруг. Это не хрустальные замки аранжировок, не какой-то дикий прог-рок. Это шансон, грубо говоря. Это простые русские песни, это русская душа. Я знаю цифры её недавних продаж, это работает феноменально. Ни Арсений Морозов, ни Shortparis никогда не достигнут этого уровня. Потому что то, что они делают — слишком сложно для народа! Точно так же, как не нужна демократия в России никому кроме 8-9% либерально настроенной интеллигенции. Так всегда было и будет. История нам это показывает. Но почему в Европе, которая не так уж далека от Санкт-Петербурга как минимум географически, все по-другому? То, что в Европе люди любят что-то утонченное — это не факт на самом деле. В Европе тоже есть свой процент обывателей. Возьмём Великобританию. Все думают, что там живут исключительно утончённые денди. Что за бред? Куча футбольных фанатов, которые пьют пиво, рыгают и слушают группу Oasis. Им повезло, Oasis поют немножко в стиле The Beatles, а The Beatles — это что-то повыше гоп-стопа. Тем не менее, пивная публика в Лондоне хочет «Wonderwall» петь хором, и нахуй им не сдался этот ваш утонченный ноу-вейв и постпанк. А у нас вместо «Wonderwall’а» — Михаил Круг. А тут врывается группа Shortparis или Арсений Креститель со сложной аранжировкой и текстом, в который нужно вслушиваться и понимать, что такое метафора, и что такое иносказание. А с другой стороны «Буерак» с песней «Медляк», и сразу ребята к ним потянулись, потому что попроще. И Гречка: «Мама, прости, я набухалась», и все сразу в Гречку ринулись, позабыв о «Буераке». Когда ты протягиваешь людям простой бутерброд с маслом, его с удовольствием съедят. А если им дать устрицы, то половина скривится. Меня, кстати, раздражают консервативные в еде люди. Так как я вырос в Калифорнии, я много кухонь попробовал, а русские люди привыкли, что им мама только макароны с сыром делала, и только их и едят всю жизнь. А когда в пасте что-то странное, они начинают кривиться. Это моё отношение и к жизни, я люблю пробовать разное, новое, а очень многие люди и в пище консервативные, и в жизни. У меня есть знакомый Кирилл, фанат группы Spaceman 3, я позвал его на концерт, а он говорит: «Я тут никого не знаю, не пойду». Вот он не пробовал устриц и не собирается! И ведь никогда не узнает, что они вкусные на самом деле. Это консерватизм, хотя есть теория, что этот консерватизм – и есть спасение России, и тут не поспоришь. Чем тебе интересна современная молодежь? Меня постоянно обвиняют в какой-то псевдопедофилии из-за того, что я с молодёжью общаюсь. У нас в стране после 25 лет люди как-то костенеют. Когда тебе 18, всё новое — это здорово и интересно. Это дико, что в России на концерты ходят люди грубо говоря до 25 лет, а после 25 они сидят дома, думают об ипотеке и пьют привезённый из Лондона виски. По-моему, это в моём возрасте, за 40, нужно сидеть дома и смаковать виски. Я пару лет назад ездил в США, пошёл там в бар. Смотрю, а где девчонки молодые? Какие-то деды моего возраста сидят, бородатые мужики глубоко за 30 и пьют пиво. А люди в 18-19 лет в колледже, сидят на кампусе всё время. Вот они выпустятся в 24 и пойдут тусить по клубам. То есть, когда у нас ложатся на диван, они там в США выходят в свет и начинают тусоваться. Абсолютно неадекватная такая разница. Это очень грустно, русские себя хоронят. Есть, конечно, исключения. Я считаю неправильной социальную модель, которая предлагает поскорее жениться и завести детей, потому что с точки зрения обывателя в России жизнь «заканчивается» с момента создания семьи. Это совершенно не так, хорошо было бы, если бы это когда-нибудь исправилось, и мы бы помолодели как нация. Ты этому способствуешь? Я открываю двери для всех людей. В «Ионотеку» ходят и вполне взрослые люди, их меньше, чем молодежи, и я замечаю их сразу. Мне интересны эти люди, что они тут нашли и почему не комплексуют. У некоторых есть семьи, и ничего страшного. Это такой маразм думать, что «я теперь семейный, и по клубам ходить – несолидно». Это комплексы махрового консервативного быдла. Это ужасно. Знаешь такой глагол «опростоволоситься»? Это когда у женщины упал платок, на Руси так было принято. Домострой нам что говорит? «Она же замужняя! Ах! Волосы показала, проститутка!» На самом деле обычай прятать волосы коррелирует с мусульманской паранджой немножко, тут мы по горло азиаты, за любой шаг влево камнями забросают. Только причем тут Россия в XXI веке? А женщины до сих пор ведут себя как 70 лет назад: «Мне 25, я не пойду в клуб, я замужняя!» О каком феминизме и равноправии может идти речь, если каждый второй человек у нас по уровню социального развития – крепостной холоп? Что это за история, когда группа «Щенки» подралась на «Ионосфере» с Shortparis? Это было в 2015 году на фестивале в клубе «Зал ожидания». Shortparis позже начали свой сет, долго настраивались, им это свойственно. Это не очень фестивальная группа, вернее, она фестивальная, если фестиваль европейских масштабов (смеется). Там, где чек за сутки до выступления и электронный пульт. «Ионосфера» – это подпольный инди-фестиваль, это не «Гластонбери». Shortparis изначально ставили планку, будто бы они на фестивале, где миллион человек, я их за это уважаю. В общем, они немножко затянули, в результате они играли дольше, и выход «Щенков» немного сдвинулся, они были выпивши, сказали грубые слова, но это нормально — люди злятся и говорят резкости, это обычное поведение. Ничего ужасного не произошло. Те же «Щенки» прекрасно отыграли. Сегодня об этом никто и не вспомнит. Ты больше не работаешь с Гречкой? У Гречки сейчас нет продюсера, она сама полностью контролируют все процессы. Второй студийный альбом Гречки был записан Анастасией самостоятельно при помощи нанятых инженеров. Мы в дружеских отношениях, я никак не влияю на её творчество, я занят работой с молодыми артистами. Нужно понимать следующее: когда я увидел, какая за Гречкой следует волна хайпа, я сразу понял, что не потяну это. Это же национальный феномен. Даже если бы я бросил «Ионотеку» и свой лейбл Ionoff Music, то я не смог бы быть тем продюсером, который удовлетворит её потребности. Это ведь нужно просто жить с ней. Ей нужен человек: вот она в 4 часа утра песню написала, а в 6 утра подъедет машина, которая отвезёт её на студию, где её будут ждать сессионные музыканты, которых я (гипотетически) уже пригласил. Такие требования, для которых я не лучший исполнитель. Я — не обслуга. Это, может, негативно звучащее слово, но обслуга реально нужна музыкантам. Есть менеджеры, которые помогают, волнуются, чтобы сыр с колбаской был нарезан, саундчек был проведён, это найти, то найти, ещё что-то. Постоянное служение артисту. Я не могу этим заниматься, я совершенно другой, я креативный человек. Я постоянно что-то придумываю, творю. С Гречкой было понятно изначально, что она вырастет, и это случилось немножко быстрее, чем я думал. Я искренне за неё рад. Я войду в историю навсегда как продюсер первого альбома Гречки, где есть «Мама, прости», «Подружки-наркоманки», «Скоростной марафон» и прочие вирусные хиты. Вполне возможно, что она превзойдёт этот успех, и ранние песни выйдут на совершенно другой уровень и будут казаться детскими. У Цоя же есть «Восьмиклассница» и «Бездельник», а есть золотые хиты «Группа крови» и «Пачка сигарет». Все песни по-своему хорошие, но я останусь чуваком, который записал «Восьмиклассницу». И я горжусь этим. Потому что всё получилось совершенно спонтанно, и это совершенно не продюсерский проект. Продюсерский проект — это когда ты что-то искусственное собираешь из кубиков. А тут в «Ионотеку» пришла девочка, зацепила меня. Я не могу сказать, что я фанат такой музыки, но почувствовал такую бешеную энергетику. Я понял, что это настоящее. Вот здесь я был служителем таланта этого дикого зверя. Я должен был принести этому зверю мяса и записать этот альбом. Я знал, что это должно остаться в истории, ибо вдруг она завтра влюбится, выйдет замуж, сгинет или умрёт. Я не думал: «О, эта девочка выстрелит, и мы поедем по фестивалям!» Я в тот момент думал, что я делаю хорошее дело и для истории записываю эту удивительную энергию её песен. Как записывался дебютный альбом Гречки? Изначально никакого баса не планировалось. Мы записали барабаны и гитару почти как White Stripes. Это совершенно не White Stripes, это такой бард-рок с барабанами. Я пригласил барабанщика Ивана, мы начали сочинять партии. Гречка приходила, играла свои песни. Мы абсолютно спонтанно выбрали песни, не было никакого мучительного отбора. Я прохладно относился к её лирическим песням, потому что я не люблю лирику, но она хотела их включить, я был не против. Настя всё выбрала, мы начали делать барабанные аранжировки. Я всё время говорил давайте помрачнее, где-то томов добавить, а где-то вообще играть Joy Division. Началось безумие. Девчонка под гитару про маму поёт, а мы Joy Division на барабанах играем. В South Park была серия, где свинья занимается сексом со слоном. И мы тоже занялись гибридизацией. Если внимательно послушать, это можно заметить. Потом я подумал, что чего-то не хватает. Позаимствовал бас-гитару Феликса Бондарева, который тогда расстался со своей бывшей девушкой. Она выставила все его вещи на улицу. Он позвонил мне и попросил забрать вещи. Ну, привез кучу всякого говна, в том числе и гитары в мою маленькую комнату. Я вытащил этот бас и Феликсу даже не сказал. Он потом сказал: «Спросить бы хоть мог?» Короче, я сел на кухне, позвонил Ване, он приехал и мы за сутки записали эти партии через маленькие лоу-файные колонки. Потом свели всё и выложили, а дальше известная история. Первая откликнулась «Афиша», и попёр такой хайп, что все охренели. Как ты попал на «Вечерний Ургант»? Я организовал первый сольник Гречки в клубе «Сады Бабилона» в Москве, на который пришёл продюсер музыкального сегмента «Вечернего Урганта». Я чуть всё не испортил. Он пришёл с дамой, такой джентльмен, не тинэйджер, слава богу. А в клубе уже 400 человек при вместимости 200, жара, нечеловеческая давка. Он пришёл со своей леди и говорит: «Что-то у вас тесно». А я ему нервно говорю «Что я могу поделать! Погуляйте!» Продюсеру Урганта нахамил! Погуляйте! Он вернулся, я смотрю – а он пританцовывает. Я уже всё понял. Он подошёл, сказал, что хочет сделать предложение. Я привёл его в гримёрку, Анастасии конечно было неимоверно приятно и волнительно. Она позвонила маме и сказала «Мама, мне сегодня сделали предложение на «Вечерний Ургант!» Очень волновалась на «Урганте». Мне пришлось разучить все эти партии, я же при записи их сыграл за сутки и все начисто забыл. Был план, что она с барабанщиком Иваном будет выступать одна, а бас будет под фанеру. Ничего страшного — они так играли первые концерты до серьезных предложений выступить, скажем, в Ледовом Дворце. Тогда-то я понял, что хочу играть в этой группе. Мы весь минувший год играли по фестивалям на огромных площадка. Уже летом я стоял на сцене Ледового Дворца и охуевал от этого безумия. Я разучил партии баса, мы порепетировали дважды и поехали на съемки на Первом канале. На «Вечернем Урганте» в тот вечер играл несыгранный проект, непрофессиональный, и я за это полностью отвечаю. Я считаю, что для того вечера всё было заебись, нормально мы сыграли. Барабанщик немножко загнал темп под конец, но это мелочевка. Про мою партию говорили, что у меня какие-то неправильные ноты. Никакие они не неправильные. Нормальные музыканты понимают, что там сложная гармония просто, не в корневые ноты. Если неправильно свести саунд, не учитывая интонации гитары, то все подумают, что ты лажаешь. А потом была критика, хайп, приглашение на MTV, приглашение в журналы и прочее сразу же пошло-поехало. В паблик Гречки добавлялось по 10 000 человек в неделю, это было как во сне. И люди поверили — твоя мечта может воплотиться в жизнь. У Гречки получилось – от песен на задворках супермаркета – до первого канала. Моя мечта тоже в принципе сбылась — я всегда мечтал открыть свой клуб. Когда я жил в США, помню, написали бизнес-план под клуб — нужно было два миллионов долларов в 2005 году. А в России я в 2015 открыл клуб за 250 тысяч рублей. Мечты сбываются, у Гречки быстро, у меня чуть попозже. Если чего-то хотеть, то оно, конечно же, получится. Что из себя представляет Гречка вне сцены? Сложно говорить о ней, как о человеке, учитывая, что ей 18, и она ещё формируется, как личность. Есть вещи достаточно очевидные, которые нас сблизили, наверное. У неё было сложное детство. Родители её гнобили, что отразилось в песнях. Я знаю её маму — прекрасный человек. Не хочу сказать, что у Гречки было всё плохо, но детство было сложным. У многих людей отношения с родителями не самые гладкие. Когда человеку часто говорят, что он никто, в него никто не верит, и он ничего не добьётся — это накладывает отпечаток. У тебя переходный возраст, гормоны, тебе не нравится, как ты выглядишь, и в голове у тебя пиздец.  И вдруг потом тебе говорят, что ты «богиня» (это я утрирую), голос поколения (это я не утрирую), это диссонирует с тем, что у тебя было до этого. Крыша немножко начинает съезжать. У меня похоже, всё детство мне говорили, что я никчёмный и никогда ничего не добьюсь. Я бы очень хотел очутиться в головах моих родителей и посмотреть, что там происходит, когда им говорят, что их сын Саша опять засветился в Ленте.Ру. У моего отца был крестник, которого он очень любил, артистичный и утончённый мальчик, который в итоге ничего не добился, а просто сторчался. Вот это ирония судьбы, что «глупый и неинтересный» сын, в которого мой отец не верил, чего-то добился, а тот, на кого возлагали надежды, оказался просто ни о чём. У Гречки быстро закончилась фаза, когда родители в тебя не верят. Я думаю, сейчас её мама заслуженно гордится ею, и когда Настя вырастет, то она поймёт, что маме тоже было тяжело. Даже если она немножко не верила в дочь, это можно простить. Всем всё можно простить, я своих родителей тоже давным-давно простил за их снобизм и ограниченность. Но отпечаток накладывает. Настя сейчас живёт со всей этой популярностью, справляется замечательно. Слава богу, что она не Курт Кобейн. Как тебе Пасош? Что думаешь о недавней новости о завершении их деятельности? Группу «Пасош» я наблюдаю с их первых концертов в «Ионотеке». Я делал концерты ещё проекту «Прыгай Киска» в 2014. Когда я впервые увидел Петара, я был удивлён, что это за человек такой? На них пришла совершенно сумасшедшая толпа. Я почувствовал уважение — этот чувак знает, что он делает. Что-то он там просекает на подсознательном уровне. Сидел он у себя в кровати с ноутбуком, кнопочки нажимал. «Прыгай Киска» — очень примитивная музыка, танцы под миди-клавиатуру. 3 кнопки и рэпчик. Но он молодец. А потом «Пасош» подьехали со скейт-панком. Первые два альбома мне понравились, а третий либо перестал меня цеплять, либо я до него не дорос. Видимо, я слишком хорошо знал эту музыку и этих людей, замылилось восприятие. «Пасош» для меня превратился в успешное коммерческое предприятие, которое собирает полные залы. Петар понимает стиль и людей, знает, что делает и делает это хорошо. Интересно ли мне это музыкально? Наверное, уже нет. Хотя некоторые песни мне нравится напевать. Значит, песни хорошие. Думаю они скоро вернутся, нужно просто подождать. Почему Гречка оказалась успешнее «Пасош» или Shortparis? Гречка нащупала эту русскую фигню — группу Ленинград, на самом деле. А Пасош нащупали более узкую аудиторию, молодёжь, угар и слэм. Я всем желаю успеха, но станет ли эта музыка всенародной, как у Гречки? Ну, только если Петар напишет какой-нибудь гимн. Чтобы футбольные фанаты хором пели. Я пару лет назад ему предложил написать что-нибудь про НАТО, он же серб. ВВС США превратили его страну в руины. Но он говорит: «У меня гитарист очень либерально настроен. Если мы будем критиковать США, то он уйдёт из группы.» Может это шутка — я не знаю. Я скажу сейчас вещь, за которую меня, возможно, возненавидят. Есть такая песня «Небо славян», многие считают, что это отвратительная националистическая хуйня. Я ненавижу футбол, но этим летом я сидел в баре и смотрел все три матча с нашей сборной на чемпионате. Так вот, когда наши забивали, весь бар вставал и пел «Небо славян», прикинь? Это бар в центре Петербурга, цивилизация. Вот такой пиздец. Я даже не хочу думать, о чём думал Кинчев, когда это писал, но это факт, футбольные фанаты, видимо, ультраправые, поют эту песню, как гимн. Это и есть гимн. Так же как для британцев грёбаный «Wonderwall» Oasis. Суть в том, что чувак, просто напиши гимн, тогда и посмотрим на твой талант. Я уверен, что Петар вполне себе сможет написать такой гимн, который подхватят футбольные фанаты. Он сможет, а Коля из Shortparis – навряд ли. Я готов забиться на деньги и заплатить за свой пиздёж, ибо если Коля напишет такой трек, который будут петь футбольные фанаты, я признаю себя неправым и заплачу деньги и принесу извинения космических масштабов. Просто сейчас Shortparis — это музыка для экзальтированных девочек в депрессии. Вся эта изысканная биполярочка, когда своими неврозами и комплексам машут, как красным флагом под треки Xiu Xiu и Coil. Коля Shortparis может написать песню с интересным вычурным припевом, который станет цитатой. Но гимн для мужиков из бара, чтобы они вставали и пели хором? Гречка справится, Петар, может быть справится, Феликс Бондарев справится, а Shortparis – это другой вид животного. Их искусство насаждает идею фашиствующей эклектичности, мол, футбольные фанаты не понимают наше искусство, они быдло. Вот так взяли и закрыли русскому народу вход в музей, идите в «Макдоналдс» фигурки собирайте лучше. А искусство в идеале может быть для всех: от шахтера до балерины. «Мона Лиза» или песня «Yesterday» — это же понятные практически всем эталоны. Что думаешь о деятельности Степана Казарьяна, популяризатора новой русской волны? Я знаю, что многие Степана недолюбливают или критикуют – это нас сближает, ведь у меня тоже очень много хэйтеров. Но я толерантен ко всем сущностям. Со Стёпой очень приятно поговорить, он отличный знаток русской истории, эрудированный меломан. Он умеет работать с большими фестивальными бюджетами, я это уважаю. На необитаемом острове в его компании – ну не знаю. Наверное нет. Я бы лучше красивую девушку взял, без Казарьяна бы справился (смеется). Когда-то Стёпа меня раздражал, но потом я понял, что это всего лишь моё восприятие, и это моя обязанность контролировать своё восприятие в нужных мне ситуациях. Если я хочу работать с людьми, то я контролирую свою реакцию, иначе чего я добьюсь? Волк любит мясо, барашек любит траву, Александр Ионов любит безумие, Степан Казарьян любит масштабный продуманный менеджмент. Все мы разные, и все мы должны как-то уживаться. Не ради идеи, а ради самих себя, чтобы испытывать кайф и жить дальше.  Я уважаю Степана как профессионала. Но во многом я с ним не согласен. Недавно он затеял экспансию независимой русской музыки на запад, организовал масштабные турне, и я знаю, что он это делает себе в минус, и это просто непосильный труд. Я ему говорю — это американцы должны приезжать к нам послушать Shortparis, а русскому человеку стоять раком на сцене в Париже и просить «пожалуйста, ну послушайте нас, мы такие необычные из Новокузнецка к вам с цирком приехали» — это просто дно. Это унизительно для нации. Вот я только что работал с Гречкой, которая под наипростейшую акустическую гитару собирала огромные залы, и впоследствии будет расти до уровня и Высоцкого, и Пугачёвой, и Ленинграда. И я вижу, что всё это возможно. Возможен и грандиозный имперский масштаб на всю Евразию и новый современный звук круче любого дерьма всяких уже неактуальных Томов Йорков, Бьорк и прочей евро-отрыжки нулевых. Пускай мне кто-нибудь покажет, как это сделать со сложной музыкой типа Shortparis, чтобы на них вся Россия собралась. Давайте сделаем это всё у нас дома, зачем для этого ехать на запад? Да ещё и под лозунгом «У нас очень сложная музыка для русского быдла, давайте лучше в Амстердаме поиграем, там так одухотворенно!» Это очень унизительно для страны. Россия — отдельный мир, это не запад и не восток. Я за то, чтобы ребята, которые делают сложную музыку, не думали, что их могут ценить только на западе. Это некрасиво думать, что ты родился в стране, где тебя окружают сплошные дебилы, а вот там на западе — сплошные утонченные ценители.  Вконтакте
 Twitter
|