|
Публикуем огромный материал об истории Laughing Hyenas, одной из самых недооцененных детройтских групп, которую Джон Брэннон из Negative Approach собрал в тот момент, когда хардкор-движение в США пошло на спад. Квартет пытался создать свой уникальный звук на основе гаражного рока и блюза. Среди тех, на кого повлияли Laughing Hyenas — Курт Кобейн, Джек Уайт, Буч Виг (Garbage, прости господи).  Текст: Дуг Кумбе (Metro Times) Перевод: Дьюмон Голмс Вокалист Laughing Hyenas Джон Брэннон рассказывает историю своей группы, сидя в офисе Third Man Records в Детройте. Сложно не заметить в этом своеобразную иронию. В 1984 году он жил прямо за углом, перед тем как сбежать в Анн-Арбор (родину The Stooges — прим.) вместе со своим еще не оперившимся коллективом. Музыкантам надоело, что в родном городе их оборудование постоянно крали. Район был слишком неспокоен. Сегодня это место не узнать. Third Man Records Cass Corridor, детройтское отделение лейбла Джека Уайта, включает в себя магазин с шикарной витриной, небольшой концертный зал, помещение для печати винила и студию. В одном углу здания — дорогущий бутик, в другом — крафтовый паб. Через дорогу — та же картина. Тем не менее, это идеальное место для того, чтобы Брэннон пустился в воспоминания. Все ключевые для него места находятся в шаговой доступности. Freezer Theatre, эпицентр зародившейся в городе хардкор-сцены 80-х, находился всего в паре кварталов отсюда. Брэннон часто выступал там в составе Negative Approach. После закрытия клуба в 1982 году хардкорщики переехали в соседнее заведение The Clubhouse. Negative Approach репетировали там вместе с L-Seven, первой группой Ларисы Столарчук, девушки Брэннона и будущей участницы Laughing Hyenas. Жили они на той же улице.  Ниже по Касс Авеню находится Little Ceasars Arena, где в апреле 2018 году Negative Approach триумфально отыграли на разогреве перед большим домашним выступлением Джека Уайта. Почти 20 лет назад, прямо возле места, где сейчас стоит стадион, Брэннона арестовали за хранение героина. Ныне закрытый полицейский участок №13, в камере которого он пережил четырехдневную ломку, располагался на углу Вудворд Авеню и Хэнкок Стрит. А в соседнем здании от Third Man находится ресторан Traffic Jam & Snug, в котором Брэннон работает последние 20 лет в перерывах между турами. Весьма символично, что именно Third Man переиздаёт весь каталог Laughing Hyenas на виниле: Брэннон, вероятно, главная музыкальная фигура, вышедшая из Касс Корридор, района, где расположен офис лейбла. Как того стоило ожидать от Third Man, переиздания проработаны до мелочей и включают ранее неизданные треки, а также новое оформление с редкими фотографиями и вкладышами. Над новым звучанием альбомов поработали басист Shellac и гуру мастеринга Боб Вестон. Несмотря на неурядицы, через которые Брэннон прошёл во времена Hyenas, его память остра, а тяга рассказывать истории неуёмна. Каждый рассказ он начинает с присказки «Зацени-ка», проговаривая эти слова как одно. В личном общении он весел, открыт и держится с тобой на равных — совсем не так, как когда в его руках оказывается микрофон. На сцене Брэннон превращается в зверя, который скачит по ней, грозно косясь на толпу. Вместо пения он издаёт сверхчеловеческий вой, звучащий как нечто запредельное. Ни одни связки по идее не должны выдерживать такого напора. Неподготовленному человеку может показаться, что Брэннон открыто атакует его своим голосом. Что он просто кричит. Но это не просто ор. В подаче Брэннона много нюансов. Он может придержать ярость своего голоса на куплете, чтобы обрушить её во время припева. В альбомы Hyenas затесалось по паре баллад, на которых Брэннон просто пел, как это делал его кумир Игги Поп (например, в песнях «We Will Fall» или «Dirt»). Что примечательно, Брэннон никогда не срывал голос, и это подлинное чудо. Он всё ещё поёт так же, как 30 лет назад. За одно это его можно назвать одним из величайших вокалистов в истории. Будучи сыном священника, своим пением он приглашает всех в свою собственную церковь. Laughing Hyenas родились из пепла двух лучших коллективов, игравших в Касс Корридор в начале 80-х. Брэннон был вокалистом влиятельной хардкор-команды Negative Approach, заложившей основы жанра вместе с такими группами, как Minor Threat, Black Flag, Misfits и своими товарищами по лейблу Touch and Go, группой Necros. Столарчук в это же время пела в постпанк-группе L-Seven. Хотя они записали всего лишь одну семерку с тремя песнями (которую тоже собирается переиздать Third Man Records), L-Seven сильно повлияли на сцену Детройта. Группа открывала концерты большинства панк- и постпанк-исполнителей, приезжавших в город в те годы. Несмотря на этот успех, Брэннон и Столарчук чувствовали, что зашли со своими группами в творческий тупик и хотели найти радикально иное направление. Единственным, что связывало Hyenas с их старыми группами, была мощная вокальная подача Брэннона. Hyenas сыграли со многими ключевыми группами той эпохи, каждая из которых называла себя их фанатами: Sonic Youth, Fugazi, Dinosaur Jr., Mudhoney, Minutemen и многими другими. Первые три альбома команды вдохновили Nirvana записать «Nevermind» с их продюсером Бутчем Вигом. Столарчук, никогда раньше не игравшая на гитаре, своим стилем заткнула за пояс многих гитаристов-мужчин на независимой сцене. Несмотря на всё это, Laughing Hyenas не добились массовой популярности. Группа развалилась в 1995 году, просуществовав всего десять лет. Комбинация сложного для восприятия звука и слухов о наркотической зависимости музыкантов помешала им завоевать большую аудиторию и не дала пробиться в СМИ. По случаю перевыпуска альбомов Laughing Hyenas на Third Man мы вышли на след всех ныне живущих участников и собрали из их интервью один всеобъемлющий взгляд на одну из величайших недооцененных групп Детройта. Как сформировалась группа? Джон Брэннон: Всё началось, когда мы жили в районе Касс Корридор. Поворотным моментом стало выступление L-Seven с The Birthday Party в клубе Traxx, и в этот момент мы все подумали: «Боже мой, это же будущее рок-н-ролла». Это было как раз тогда, когда вышел «Tied Down» (первый альбом Negative Approach). Я начал переосмысливать многие вещи, потому что действительно считал это будущим музыки. Мы с Ларисой кантовались в Clubhouse, наше оборудование постоянно воровали, обе наши группы распались, и мы хотели собрать новую. Мы тогда были с нашим первым ударником Майком Даннером. Однажды мы просто забрались в мой вэн и уехали в Анн Арбор. Нам негде было остановиться, так что пару недель мы жили в машине. Мы ходили в бальный зал Мичиган Юнион и падали там на диваны, потому что у них было кабельное ТВ и место, где мы могли поссать. Мы устраивали набеги на студенческие общаши, говорили, что знаем Джона, потому что в общагах всегда есть какой-нибудь Джон, и ели их еду. У нас не было денег, мы просто уехали в Анн Арбор с идеей сколотить группу. Какое-то время мы копошились на дне. Потом мы нашли работы и сняли дом. Нас было трое, а Майк знал Кевина Монро. Он стал нашим басистом и переехал к нам. Это стало началом Laughing Hyenas.  Майк Даннер (экс-барабанщик Laughing Hyenas): Когда к нам присоединился Кевин, Лариса играла на басу. Она играла на нём, когда мы с ней были в группе Eleventh Episode. Во время первых джемов она брала бас, но потом переключилась на гитару. И слава богу. Это было её призвание. Кевин Монро (бывший басист Laughing Hyenas): Я собирался играть на гитаре, но Джону и Лариссе было важно, чтобы звук не поменялся в случае чего. Они волновались, что если кто-то будет играть на гитаре, а Лариса на басу, то звук развалится. И тогда я сказал себе: «Хорошо, я стану незаменимым басистом. Мне надо написать несколько песен с таким сильным акцентом на бас, чтобы они не смогли от меня избавиться». Я серьёзно, осознанно разрабатывал басовые риффы. Вроде как я играю партию ритм-гитары на басу, а Лариса затем украшает ее своим гитарным стилем. Джон Брэннон: Лариса никогда до этого не держала в руках гитару, она научилась играть на ней по-своему. Её не испортили Эрик Клэптон и Led Zeppelin, она делала всё так, как чувствовала. Я хотел собрать коллектив, который не находился бы под влиянием всего этого рока. Хотелось делать что-то совершенно уникальное и стартовать с нуля. Мы только что вылезли из хардкор-сцены, которая выдохлась и скатилась в тупой самоповтор. В основе группы лежало то, что мы вместе снимали дом, тусили и джэмили в подвале каждую ночь. Мы не были офигенными музыкантами, но мы очень хотели делать что-то оригинальное и уникальное. Хотели взять тех, кого считали своими вдохновителями — Элиса Купера, The Birthday Party, The Gun Club — и строить на этом что-то своё. С этого началась группа. Наш первый концерт был в Joe’s Star Lounge в Анн Арбор. Мы выступали на разогреве у Destroy All Monsters. Майк Даннер: С Майком Дэвисом, бывшим басистом MC5. Джон Брэннон: С Майком Дэвисом мы были приятелями. Это было волнительно, потому что мы только что переехали в Энн Эрбор. Майк Даннер: Мы репетировали как поехавшие. Мы пытались найти наш звук, не хотели звучать как что-то производное от групп, на которые равнялись. Поначалу это было сложно. Казалось, пролетели годы, а мы написали всего шесть песен или вроде того. Кевин Монро: Мы жили весьма бедно, это уж точно, и поэтому только и делали, что репетировали в подвале. Я думаю, как раз поэтому наша музыка вышла именно такой. Даже если кто-то выезжал, мы всё равно сохраняли то, что у нас сформировалось за этот период сожительства. Как фанаты Negative Approach отреагировали на вашу новую группу? Джон Брэннон: Люди всё ещё цеплялись за весь этот суперхардкор. Hyenas не очень прижились в панк-тусовке. Думаю, где-то в 86-ом у нас начали появляться хорошие песни — то, что потом попало на «Merry Go Round». Мы записали демо на какой-то студии на востоке Детройта. Оно было так себе, но это был черновик для Merry Go Round. Помню, как мы отдали демку на Touch and Go, но они ответили: «Вы ещё не совсем готовы, ребята». Кевин Монро: Парни со студии не особо просекли музыку, которую мы тогда играли. Она была плоской и совсем не такой интересной, как то, что потом с ней сделал Бутч Виг. Кори Раск, владелец Touch and Go, хотел выпустить альбом, но ему нужно было, чтобы мы его перезаписали. Кори Раск: Мы немного подождали, пока они разовьют свой звук, прежде чем их подписать. К 1985 году хардкор-движение, по большей части, уже закончилось, и многие музыканты этой сцены шли дальше. Джон совершал свой собственный переход к чему-то, что звучало иначе, интереснее. Разногласия в вопросах туров, записи и совместной жизни привели к уходу Майка Даннера из группы в 1986 году. Джон Брэннон: Основа для «Merry Go Round» была сформирована, и как раз в это время ушёл Майк. Тогда мы кинули клич, что нам нужен другой ударник, повесили рекламу в Schoolkids Records, виниловом магазине в Анн Арбор. Единственным, кто откликнулся на объявление, был Джим Кимболл. Мы заставили его разучить наши песни и затем подписали контракт с Touch and Go. Джим Кимболл: Мне повезло попасть в команду именно в этот момент. На стене в Schoolkid Records висел листок из блокнота, на котором было написано «Требуется блюз-панковый ударник», а внизу отрывные бумажки с номером телефона. Я вообще не знал никого из этих ребят. Кевин Монро: Джим ступил в безумный мир. Единственной проблемой с Джимом было то, что мы хотели, чтобы он играл жёстче. И, боже мой, как он тогда начал лупить. Как настоящий маньяк. Джим Кимболл: Да, мой стиль изменился. Я перешёл на палочки потолще и без наконечников. Джим Кимболл: У Джима была джазовая школа, а мы с Ларисой давили на него: «Джим, играй чуток пожёстче», и, кажется, в итоге создали монстра. Он стал одним из самых жёстких барабанщиков всех времён. С Майком у нас был первобытный звук, а Джим обладал абсолютно уникальной техникой с лёгкими постукиваниями. Мы хотели первобытности и учили его: «Джим, не постукивай, дубась».  Тем временем, Столарчук стала настолько же уникальной фигурой, как и Брэннон. Блондинка с голубыми глазами, одетая то в платья с блошиных рынков, то в андрогинные рубашки и брюки, она стояла на сцене со своим «Стратокастером» 72 года и обрушивала стену шума через свой Fender Twin Amp. Стиль её игры основывался на физической силе, но она не перебарщивала с ней — когда играешь так громко, одно лишнее движение может изменить весь звук. Бутч Виг: Всё это так странно накладывалось одно на другое. Её внешний вид и стена шума реально противоречили друг другу. Джон Брэннон: Не было никого, кто одевался бы как она или выглядел похоже. Она держалась жёстко и не велась ни на какую херню. Я ей восхищался. Она была очень сильной личностью и уникальным музыкантом. Лариса училась в Парсонской Школе Дизайна и была настоящим художником. Она подходила к вещам по-иному, научила меня рабочей этике и тому, как смотреть на вещи творчески. По большому счёту, Лариса была нашим менеджером, организовывала выступления, рисовала, водила вэн. Это она вывела нас в люди и вообще делала всё на свете. Она не была типичным гитаристом. Никто не играл так, как она. Я думаю, именно это выделяло нас. Но куча людей этого не понимали и продолжали ныть, мол, тёлка не может рубить рок. Тогда ещё много женщин играли исключительно на басу. Мы приходили в клуб, и они спрашивали: «О, ты басистка?». А я им: «Нет, она ёбаный гитарист». Нам всегда приходилось иметь дело с этой мачистской хернёй, когда парни принижали девчонок, игравших в группах. Я всегда отвечал: «Иди нахер, мужик. Попробуй сделать то же, что она. Не думаю, что у тебя выйдет». Кевин Монро: Лариса стала большим вдохновением для меня во многих вещах. Она всегда была вроде старшей сестры или матери. Её влияние было в основном в плане искусства. Она закончила Парсонс и всё время рисовала, и ей это хорошо удавалось. Она влияла на нас в том, что касалось поведения на сцене и взаимодействия в группе. Поэтому Hyenas были чем-то больше, чем просто музыка. У нас был своего рода клуб. Лариса рассказывала о друзьях в Нью-Йорке, которые повлияли на неё. Эти ребята даже не разговаривали с другими людьми, если те не были людьми искусства. В основном они были заняты тем, что пытались расширить свой образ мышления и подход к той сфере, в которой творили. Это она и сделала, когда принялась за музыку. Она взяла гитару, ни разу не играя на ней до этого, и применила к этому инструменту всё, чему научилась в художественной школе и в жизни. Именно поэтому она звучала не так, как все. Важно понимать, что мы с Ларисой были новичками касательно наших инструментов. Это отличало нас от других. Мы разрабатывали звук под себя, не имея никакого опыта. Джим Кимболл: Я соглашусь. Её рисунки для афиш всегда были очень детально проработаны. В сентябре 1987 Hyenas отправляются в Smart Studios в городе Мэдисон, штат Висконсин, чтобы работать с Бучем Вигом (продюсером альбомов Nirvana, Sonic Youth, The Smashing Pumpkins). Группа запишет с ним три своих первых альбома. Как вы связались с Вигом? Я знаю, что он был основным продюсером на Touch and Go, но кажется большой удачей, что на тех альбомах вы работали именно с ним, потому что он понял ваш звук и сделал его глубже. Наверное, не все продюсеры смогли бы так с вами сойтись. Джон Брэннон: Он был очень добр к нам и в каком-то смысле дал продюсировать наши альбомы вместе с ним. Мы обрисовали ему наше видение того, как хотели записываться, и он пошёл по этому пути. Он был великолепен. Я как-то читал интервью с The Stooges, где Игги рассказывал, как они записывали «Fun House» — притащили концертную аудиосистему в студию и подключили к ней микрофон Игги напрямую. Подсознательно, я всегда хотел записываться именно так. Так что я принёс туда все свои колонки, а Бутч говорит: «Я такого никогда не делал». Я ему: «Ну, Stooges сделали, и мы сделаем». И он поставил микрофоны перед динамиками просто потому, что мы обожали The Stooges. «Fun House» был для нас величайшим альбомом всех времён, и мы хотели сделать всё так же, как делали они. Он согласился с нашим видением, и это нас реально зацепило. Бутч Виг: Кори Раск всё время повторял: «Ты должен поработать с этой группой, мужик. Они дичайшие». Он говорил, что они звучат по-первобытному. Он отправил мне демо и сказал: «Поверь, живьём они гораздо круче». И он был прав. У них был действительно уникальный звук. Каково было их записывать? Бутч Виг: Лариса выкручивала звук у себя на усилителе до 10. Я не шучу. А эти усилки Fender Twin охерительно громкие уже на двух с половиной или трёх. Перед динамиком невозможно было стоять. Было ощущение, будто у тебя сейчас пломбы вылетят из зубов. Это было настолько громко. Реально подняло всю затею на новый уровень то, что мы использовали их аудиосистему в студии. Мы поставили микрофоны перед колонками и разделили каналы. Звук из микрофонов шёл в пульт, где я снимал его на плёнку, и при этом он транслировался обратно в аудиосистему. Это придавало записи дополнительной, просто убойной мощи. Децибелы в комнате зашкаливали. Студия сама по себе была довольно звучной, а с этими динамиками, господи, нас просто сминало. И это слышно на записях. Убери мы этот трюк с аудиосистемой, мощь осталась бы, но всё звучало бы немного более студийно, плоско. С ними оказалось очень круто работать. Каждая пластинка была записана где-то дней за пять, потому что на столько хватало бюджета Touch and Go. Кори знал, что нам надо сделать альбом, поэтому дал нам три-четыре дня на запись и пару дней на сведение. Так тогда обстояли дела.  К слову о бюджете Touch and Go. Ты помнишь, сколько денег было потрачено на эти пластинки? Бутч Виг: Нет, но я бы сказал, что примерно три тысячи, потому что мы уложились меньше, чем в шесть дней. Примерно 500 баксов в день за студию. Мы тогда были очень продуктивными. Другого выхода у нас просто не было. EP «Come Down To The Merry Go Round» выходит в ноябре 1987 года. Монро и Столарчук используют фамилию Стриклэнд при оформлении конверта альбома. Laughing Hyenas выступают на разогреве у всех приезжих групп: Hüsker Dü, Redd Kross, Big Black и Butthole Surfers. На следующий год Sonic Youth берут их с собой в тур Daydream Nation. Перед тем, как отправиться в путь с Sonic Youth, Laughing Hyenas записывают альбом «You Can’t Pray a Lie», снова на Smart Studios вместе с Вигом. Кевин Монро: Мы начали развиваться как группа. Мне нравится куча песен с дебютника. Больше всего я люблю третий альбом, но и на этом мне многое нравится. Джим Кимболл: «You Can’t Pray a Lie» — мой любимый альбом. Кевин Монро: Я знал, что ты это скажешь. Джим Кимболл: Не так много времени прошло между моим приходом в группу и записью «Merry Go Round», но уже во время работы над «You Can’t Pray a Lie» всё начало срастаться само собой. Мой стиль игры улучшался. Кевин Монро: Это потому, что ты играл то, что написал сам, а не кто-то другой. Думаю, моя любимая песня Hyenas это «Lullaby and Goodnight», потому что мне очень нравится басовая партия. Джим Кимболл: Это и моя любимая песня тоже. В ней как будто всё наконец встало на свои места. Бутч сделал эту песню по-настоящему взрывной. Бутч, твоя группа тех лет, Fire Town, звучала совсем по-другому. Что заставило чувака из бодрой поп-группы проникнуться подачей Hyenas? Бутч Виг: Я барабанщик. Мне понравилось, как звучала их ритм-секция. У них был мощный грув. Часто мне приходилось много чего редактировать, особенно у групп с не очень хорошими ударниками. С ними я кучу раз всё перезаписывал. С Hyenas этого делать не приходилось. Мы делали два-три тейка. Мы выставляли звук, они разогревались, затем я всё перепроверял, и после этого мы записывали всё за один, два, максимум три подхода. Лариса была очень хороша, делала всё как надо. И это то, чего не хватает во многих группах, с которыми я работаю. Я трачу много студийного времени на то, чтобы заставить музыкантов сосредоточиться и играть плотнее. С Hyenas этого не нужно было. Они и так звучали охуенно плотно. Аранжировки тоже были отличными. У них были эти небольшие моменты, которые ощущались как дуновение свежего воздуха, но ты знал, что через мгновение тебя ещё разок хорошенько отметелят. Джон делал то же самое с вокалом. Он может петь в диапазоне от шёпота до отчаянного крика. Я думаю, что они как группа хорошо понимали, что такое разнообразие было важной частью живого выступления. Такая динамика для аудитории была как американские гонки. И они очень, очень хорошо научились ей пользоваться. Джон Брэннон: «Merry Go Round» звучал хорошо, но мне кажется, Джим привнёс на второй альбом свой собственный стиль, и Ларисе стало комфортнее играть на гитаре. Они с Кевином написали большинство риффов на том альбоме. Лариса говорила мне: «Просто сосредоточься на текстах», так что музыку я доверил им. Первый альбом однозначно был написан под влиянием других групп, но ко второму они точно нащупали что-то и придумали свой стиль. К началу работы над «Life of Crime» (третий альбом Hyenas) мы уже с этим окончательно разобрались. «You Can’t Pray a Lie» выходит на Touch and Go в марте 1989 года. Hyenas отправляются в тур для поддержки альбома. В музыкальном плане группа в самом расцвете сил. В то же время героиновая зависимость Брэннона и Столарчук становится всё более очевидной. В итоге это обстоятельство погубит группу. Как в вашей жизни появился героин? Джонн Брэннон: Кажется, примерно в самый момент зарождения Laughing Hyenas. Сначала мы баловались. Потом начали серьёзно ширяться. Это был порочный круг, через который нам всем предстояло пройти. Это был не лучший выбор. Я никому бы это не порекомендовал. Когда ты подсел, пытаться слезть уже невозможно. У нас определённо были и взлёты, и падения. Думаю, зависимость обрубила нам кучу возможностей, потому что люди боялись нас из-за этой наркотической ауры. Мы никогда не выставляли это напоказ, но это было очевидно. Hyenas отправляются на Smart Studios в июне 1990 года, чтобы записать свой третий и, возможно, лучший альбом, «Life of Crime». Эта пластинка станет их последней работой в оригинальном составе. Ранее неизданная песня «Save Me Tomorrow» из этой сессии попадёт на переиздание на Third Man Records. На оригинальной плёнке песня называется «Sexy Rocker». Бутч, мне кажется, те пластинки Hyenas повлияли на то, что Nirvana решила записать «Nevermind» именно с тобой. Бутч Виг: Так и есть. Джонатан Понмэн с Sub Pop дал те альбомы Курту и Крису из Nirvana. А ещё был Билли Корган. Он слушал альбомы Laughing Hyenas и Killdozer, которые выпускали Touch and Go. Благодаря тем записям я и поработал с Nirvana и Smashing Pumpkins. Звучит логично. И у Hyenas, и у Nirvana были одни из лучших ритм-секций того времени. Бутч Виг: Да, Nirvana это ещё одна группа, в которой мне ничего не приходилось менять. Люди думают, что они были теми ещё раздолбаями, но на самом деле всё ровно наоборот. Когда мы готовились к записи «Nevermind», они репетировали каждый день на протяжении шести месяцев. И у них тоже был охерительно плотный звук. Джон Брэннон: Впервые мы встретили Курта, когда играли с Mudhnoney и Sonic Youth в Ritz. Мы сидели за сценой, с нами была Лидия Ланч, Foetus, ДиДи Рамоун, короче, все сраные рок-звёзды, и тогда мы впервые встретили Курта Кобейна и Тэда Дойла из сабпоповской группы Tad. Помню, Тэд подошёл ко мне и сказал: «Привет, мужик, я подсадил этого чувака на Laughing Hyenas». Тэду очень нравился «Merry Go Round» и, кажется, «You Can’t Pray a Lie» уже вышел на тот момент. Это первый раз, когда я говорил с Куртом, и он полошел ко мне и сказал: «Мне очень нравится звук на ваших пластинках». А я ему: «Спасибо, мужик. По этому вопросу тебе надо пересечься с моим братишкой Бутчем Вигом». Так что я дал ему совет, типа: «Эй, зацени этого чувака». Дальнейшее уже история. Вышло забавно. Мы сидели на студии, работали над «Life of Crime», и Бутч только что записал «Smells Like Teen Spirit». Мы заносили наше барахло в помещение, и Бутч говорит: «Я только что записывал Nirvana, вы не против, если я пока посвожу? Я думаю, это потянет на сингл». Так что мы, вероятно, стали одними из первых, кто слышал эту песню, не считая самой группы. Мы подумали: «О, прикольная песня». Мы тогда не знали, что они превратятся в The Beatles. (смеётся) Это была одна из тех вещей, которые происходят в правильном месте в правильное время. «Life of Crime» выходит в сентябре 1990 года, группа усиленно даёт концерты в поддержку альбома. Но к 1991 году Кимболл и Монро устают от команды и уходят, чтобы основать собственный коллектив Mule с гитаристом и вокалистом Wig П.В. Лонгом. Брэннон и Столарчук перестают быть парой, но решают поддерживать группу на плаву, пригласив Тодда Суалла из Necros. Джим Кимболл: Нам казалось, что группа пришла к логическому завершению. Мы с Кевином захотели отпочковаться и попробовать что-то новое. Тодд Суалла: Кевин и Джим ушли из Hyenas, а моя группа распалась. Думаю, Джон тогда просто позвал меня, чтобы поджемить. Лариса была во Флориде. Negative Approach и Necros много играли вместе? Тодд Суалла: В начале, да. Negative Approach отыграли свой первый концерт в подвале моей матери. Потом, когда начались туры, мы уже не так часто пересекались. Трудно было подстроиться под звучание нового барабанщика? Тодд Суалла: Довольно стрёмно. Я думал, что Джим был гораздо лучше меня. Я говорил: «Я не могу это играть». Я научился играть эти треки по-своему, но почти год ушёл на то, чтобы я по-настоящему начал вписываться в песни, которые должен был исполнять. Спрос на услуги Вига возрос после релиза «Nevermind», и Laughing Hyenas перебираются на White Room Studios в Кэпитол Парке в Детройте. В 1992 году они записывают EP «Crawl» с продюсером Элом Саттоном, который позднее будет работать с такими звездами, как Kid Rock и Greta Van Fleet. Эл Саттон: Hyenas позвали меня, вероятно, потому что Бутч был слишком занят после своего успеха с Nirvana, чтобы заниматься ими. Мы сделали всё за четыре или пять дней во время выходных на День Независимости. Брэннон всё так же записывал вокал через динамики? Эл Саттон: Ну, тут забавная история. Джон пел в маленькой отгороженной комнате на White Room. Аудиосистема стояла в большой комнате и орала с утра до вечера, пока мы писали вокал, а окна, выходившие на парк к северу от нас, были открыты. White Room находиась на третьем этаже. Мужик, у которого был магазин внизу, отправил одного из своих парней посмотреть, что за хаос тут творится. Потому что всё, что они слышали целый день — сплошные вопли, разлетавшиеся по всему Кэпитол Парку. Этот чувак поднимается и говорит: «Мы думали, тут кого-то убивают». Потом он зашёл в операторскую, увидел там Джона, орущего в микрофон, и вообще не въехал, что происходит. Он просто прифигел. Говорит: «Он же охрипнет, если будет так делать». А потом просто ушёл. Уверен, люди в парке наверняка ломали голову, что за чертовщина тогда творилась. А Лариса продолжала записываться через усилитель, выкрученный на максимум? Эл Саттон: Да. Помню, она не надевала наушники до конца. Она думала, что будет лучше, если одно ухо будет наружу, но её усилитель был настолько громким, что она ничего не слышала в наушниках. Лариса всё время просила: «Подними звук в наушниках, подними звук в наушниках». Звук в них в итоге был до того громким, что они раскалились и обожгли ей ухо. Она даже не особо обратила на это внимание. А я смотрел на неё в изумлении. Типа, ты не чувствовала, что тебе горячо, пока не остался ожог? Кевин Риз играет на басу на этом EP, но затем исчезает из поля зрения. Что произошло с ним? Тодд Суалла: Джон взял Кевина, который жил в Кливленде. Он приехал записывать «Crawl». Потом он захотел взять свою девушку с нами в тур. Все в группе возмутились: «Мы не берём подружек в туры». Девушка Кевина заставила его уйти из группы. «Crawl» выходит в октябре 1992 года. Вскоре после этого басист Кевин Риз покидает команду. Через некоторое время он умирает от передозировки. После ухода Кевина Риса вы позвали Рона Саковски, бывшего басиста Necros? Тодд Суалла: Да, примерно так. Кажется, это была моя идея. Я говорю: «Ну, я могу позвонить Рону». А Лариса в ответ: «Правда?». И действительно, он получил это место на следующий день, пришёл и начал разучивать песни. Мы быстро сколотили сетлист и отправились в путь. Это был официальный тур Crawl. Стремительно промчались по стране. Следующая пластинка у нас намечалась только через пару лет. Рон Саковски: Помню, мне позвонил Тодд и спросил, не играю ли я сейчас в каких-нибудь группах. Джон, Лариса и он собирались реформировать Laughing Hyenas. Было что-то вроде того: «Занят чем-нибудь?» — «Нет. Окей, поеду с вами в тур». Так что Джон дал мне список песен и я по-быстрому в них разобрался. Кажется, у нас было две репетиции, и прямо после них мы сели и поехали. К тому моменту никто в группе уже не может справиться с постоянными турами. Брэннон, Столарчук и Суалла борются с зависимостью. В июне 1994 года новый состав отправляется на студию Easley McCain в Мемфисе (где в разное время записывались The Gories, The White Stripes и Pavement), чтобы записать альбом, которому суждено будет стать последней работой Laughing Hyenas. Хотя на «Hard Times» встречается фирменный рёв команды (на треках «Just Can’t Win» и «Slump»), на этой пластинке группа значительно сбавляет темп, ударяясь в блюз, что даёт больше пространства вокальным способностям Брэннона. Тодд Суалла: В основном за записью следил Дэвис МакКейн, ассистент Дуга Исли, хотя Дуг сыграл на слайд-гитаре на кавере на Джонни Кэша, «Home of the Blues». Джон Брэннон: Мы отдали это записи всё, что могли. Должен сказать, пока Third Man не решили ее переиздать, я долгие годы не мог слушать «Hard Times». Это был очень личный альбом. С точки зрения текстов, он был о том, через что я тогда проходил. Последняя песня на альбоме, «Each Dawn I Die» — это прощание с группой. Всё кончено. Это была наша лебединая песня. Последняя. Metro Times: И «Just Can’t Win». Джон Брэннон: Мы были полностью разбиты, чувак. Но время вроде как лечит некоторые раны. Я могу слушать эту пластинку сейчас, потому что я больше так не живу. Дэвис МакКейн: Помню, Джон побаивался в начале сессий, потому что они давненько ничего не записывали, но в конце концов он остался всем доволен. Лариса в основном сама знала, чего хотела, и мы просто помогали ей достичь желаемого результата. Во время тура в поддержку «Hard Times» история группы подходит к концу. Джон Брэннон: К этому моменту мы слишком глубоко погрязли в наркотиках, чтобы заниматься чем-то ещё. У нас был плотный гастрольный график. Получалось так, что да, я хочу слезть, но вот подходит тур, и это не получалось физически. Были времена, когда я хотел слезть, но остальные продолжали, или остальные слезали, а я продолжал. Это плохо сказалось на моей жизни. Разрушило кучу отношений. Уничтожило мои отношения с семьёй. Родственники отказались от меня. Я оказался на улице. Мы записали «Hard Times», и я сел в глубокую лужу. Я пережил тяжёлое расставание и из-за наркотиков стал эмоциональным настолько, что мне было на всё похуй. Я был на грани суицида, и в конце концов мне пришлось лечь в клинику. Мне очень помогла мать. Пару раз я передознулся, и меня ничего особо не волновало. Это был очень тяжёлый период в моей жизни. Мы только что записали «Hard Times», и я знал, что нам придётся турить после этого. Так что я понял, если не соскочу, то подохну. Помню, я был в клинике на 30-дневной программе реабилитации, но Лариса вытащила меня оттуда где-то на двадцать пятом дне, потому что нам нужно было отправляться в дорогу. Так что это был реально сложный тур. Я сторонился наркотиков большую его часть, но в больших городах было трудно. В Нью-Йорке было трудно. В Сан-Франциско было трудно. В Л.А. было трудно. А ещё, разумеется, был случай, когда я чуток передознулся в клубе Jabberjaw прямо перед выходом и наблевал на Дрю Бэрримор. Эту историю мне вспоминают до сих пор. Столарчук и Свалла употребляли во время этого тура? Джон Брэннон: Да, мы все это делали до самого конца. Рон Саковски: Я только покуривал травку и говорил: «Ребята, я не могу играть так медленно». Тодд Суалла: После тура я завязал. Я хотел убраться подальше от наркоты. Так что мне нужно было отстраниться от группы на время, чтобы собраться с силами. Я был первым, кто вроде как сбежал. На короткое время они раздобыли себе Дэймона Че из Don Caballero, который побарабанил буквально минуту и не смог справиться с их сумасшествием. Они наскоро записали с ним один трек («Shine», вышедший бонусом на переиздании «Hard Times»).  Ещё у нас был целиком расписан европейский тур. Два месяца по всей Европе, сессия у Джона Пила, полный набор. Так что Кори хотел лично поговорить с каждым участником группы. Я оказался в Чикаго, экстренно оформлял паспорт. Я прихожу к нему, и он мне с порога: «Так что там с наркотой? Вы, ребята, собираетесь отложить это дерьмо, пока будете в Европе, или что?» Я ему: «Лично я собираюсь, да и не знаю ни одного барыги в Европе. Надеюсь, просто покурю травки и попью неплохого пива» (смеётся). Это его не сильно убедило, потому что в итоге лейбл не смог найти денег, а мы не могли сами купить билеты на самолёт. Выпускающая компания собиралась оплатить нам перелёт, но не наскребла на это. Это стало ещё одной причиной, по которой я ушёл. Я сказал: «Лейбл в нас не верит, так что зачем это всё? Мне всё равно надо отказываться от этого образа жизни». Джон Брэннон: Я всегда хотел сохранить группу, но тогда уже понимал, что всё подходит к концу. Но даже после того тура мы с Роном держались вместе и не разбегались. Ларисе надо было уехать во Флориду и приглядывать за родителями. У её матери был рак, и она носилась между Анн Арбором и Флоридой, заботясь о семье. Потом умер её отец. Так что она сказала: «Я больше не могу. Я остаюсь во Флориде». Так что никто на самом деле не уходил. Всё просто пшикнуло и исчезло. Не было никакого: «Ну вас нахуй, я сваливаю». Просто так больше не могло продолжаться В 1998 году Джон Брэннон и Рон Саковски соберут новую группу, Easy Action. В 2000 Брэннона арестуют за хранение героина во время облавы возле бара Comet в Детройте. Джон Брэннон: Ломка в тюрьме это не шутки. Хотя у меня есть забавная история на этот счёт. Когда меня повязали, копы вывернули мои карманы. В них была пара медиаторов, так что они спрашивают: «Парень, ты музыкант?», а я им: «Ага». А я стою там, хвост поджал, думаю: «Боже, я отправлюсь в тюрьму с сильной героиновой зависимостью. Мне будет просто суперхуёво». А они говорят: «О, хорошо, раз ты музыкант, мы посадим тебя в камеру, где сидел Дэвид Раффин из Temptations». На полном серьёзе это говорят. Я такой: «Что?». Они: «Да, знаешь, он у нас посиживал каждый месяц, потому что у него были проблемы с крэком». Они дали мне отдельную камеру, чувак. Это место было сраной дырой. И там меня накрыло ломкой. Но, знаешь, вот это их «Мы отдадим тебе камеру Дэвида Раффина». Мне это показалось смешным. Иногда нужно смотреть в прошлое и смеяться над какими-то вещами, понимаешь? Есть видео, где ты играешь в The Gold Dollar в составе Easy Action сразу после освобождения, не так ли? Джон Брэннон: Да, это был двойной выход. Я вышел из тюрьмы и сразу после этого выступил в The Gold Dollar на концерте по случаю выхода пластинки Easy Action. Ломка в тюрьме помогла Брэннону слезть. Суалла тоже справился с героином 19 лет назад. Столарчук повезло меньше. Она умерла 8 октября 2006 года, предположительно от передозировки наркотиками. В вышедшем вскоре после этого интервью Metro Times Брэннон сказал: «Я потерял настоящего друга, свою первую любовь, соучастника своих преступлений. Я всегда буду любить тебя, Лариса». Брэннон продолжил выступать с Easy Action и с 2006 года активно ездит в туры с Negative Approach . В прошлом году Брэннон и Суалла присоединились к Dinosaur Jr. на концерте в Сан-Франциско, чтобы исполнить песню Hyenas «Everything I Want». Но Брэннон утверждает, что фанатам не стоит рассчитывать на реюнион Laughing Hyenas в обозримом будущем. Джон Брэннон: Вновь собрать Hyenas было бы неуважением к группе. Лариса была большой частью команды, и никто не может играть так, как она. Это было бы ужасной вещью, мы не будем делать реюнион просто из уважения к Ларисе и к самой идее коллектива. И по отношению к фанатам, и по отношению к истории группы это было бы неправильно. Я в этом не заинтересован. Даже учитывая, что Джей Маскис или Ким Гордон заняли бы место Ларисы, не раздумывая ни минуты? Джон Брэннон: Можно притащить какого угодно гитарного героя, но, когда дело касается игры, никто не сравнится с Ларисой. Она самоучка, у неё был свой собственный стиль, и это не воспроизвести. Я бы никогда не сделал всё это без неё. У вас есть записи. Наслаждайтесь ими. Переиздания альбомов Laughing Hyenas уже доступны на сайте Third Man Records.  Вконтакте
 Twitter
|