Разговор с автором комиксов из Сербии Александром Зографом (Сашей Ракезичем). Его ценят не меньше Крамба, издают в США, а еще он панк

«Мой город подвергся бомбардировкам НАТО, но не беспокойтесь, я в порядке. Всё благодаря тому, что их бомбы вежливые. Они умные и интеллигентные!» — потешный человечек широко улыбается и делает пальцами «ok». Чёрно-белый паренёк — художник Александр Зограф (псевдоним Саши Ракезича, Saša Rakezić). И это один из его самых известных стрипов. На протяжении 1990-х Саша написал десятки комиксов и писем, в которых рассказывал друзьям и миру о жизни в Сербии под санкциями и грохотом войны. Без работ Зографа невозможно представить сербскую независимую сцену. Сегодня его имя пишут через запятую с Робертом Крамбом и Артом Шпигельманом. Чтобы встретиться с Сашей, мы, наконец, покинули Белград и отправились в родной город художника — Панчево. В середине нашего разговора звучит сирена: «Может это тест, — говорит Саша. — Или кино снимают. В Панчево постоянно снимают фильмы. А может, это конец света». 

Беседовал: Малибрат Српски

Примечание: Зограф — псевдоним, выбранный в честь одноимённого монастыря, его монахи-иконописцы присоединяли название к имени. Саша объясняет, что чувствует себя продолжателем традиции древнего искусства, в какой-то мере даже доисторического. Возможно поэтому, в последние годы Саша участвует в археологических раскопках.

— Насколько я знаю, вы уже школьником начали и рисовать, и играть в группе. Почему так рано решили заняться творчеством? 

Зограф: Лет с тринадцати я рос с идеей, что рок-культура особенно важна. А комиксы всего в одном шаге от рок-культуры. Так же я интересовался дадаизмом, сюрреализмом, и современным искусством. Подростком я играл в панк-группе, чтобы выразить себя. Но комиксы сначала рисовал только для себя, и только с 80-х для публики. 

В ранних девяностых я стал больше узнавать о комикс-сцене США и начал выпускать маленькие комикс-зины на английском, описывающие разваливающуюся Югославию. Они были действительно маленькие. У меня не было денег. И чтобы послать письмо в США, был ограничен 20 граммами — самой дешёвой категорией. Потому, что 21 грамм стоил гораздо дороже! Так что я печатал крохотные зины на одном листке А4 с двух сторон. Вместе с конвертом получалось даже легче 20 грамм. Так я началась моя публикация в США и Европе и удалось наладить контакт с независимой сценой. Интересное было время. 

Я публиковался в Югославии в 1980-х, но большинство моих комиксов были опубликованы в 1990-х и за рубежом. Так я оказался в странной ситуации — американский автор, живущий в Панчево. Но я родился здесь, и для меня важно быть частью местного сообщества, несмотря на международный успех.

— Какая сцена в Панчево?

Зограф: Группы из Панчево мало известны. Ведь многие ездят выступать в Белград и объединяются с музыкантами оттуда. С другой стороны, несколько панчевских исполнителей стали заметными участниками альтернативной сцены. Например, Iskaz i Svedoci — rapcore, по стилю очень такая группа из ранних нулевых (Iskaz псевдоним Зорана Стефанова, сейчас он выступает сольно или в коллаборациях, вот, например, его совместная работа с живыми классиками сербского панка Goblini — прим. автора). 

Iskaz — Sve za Nju (HQ)

Двое участников Jarboli из Панчево, но они переехали в Белград. 

JARBOLI hajde hajde 

Ljubičice — их название переводится, как «Фиалки».

Ljubičice — Da li roboti se plaše 

Buč Kesidi — наверное, самая известная группа из Панчево сегодня. Они начинали, как инди-музыканты, но сейчас известны по всей бывшей Югославии и собирают большие концерты.

Buč Kesidi — TIHO 

— В комиксе «Открытка из Панчево», нарисованном в 90-х, вы писали, что город не меняется. Даже сувенирные открытки здесь продают те же, что и в 1960-х. Город всё так же застыл во времени? 

Зограф: К сожалению, очень многое поменялось. Вы можете прогуляться по городу и увидите, что дома пришли в запустение. На месте старых кварталов появились новые здания. Когда я был ребёнком и подростком, центр города был застроен, в основном, зданиями XIX века. Сейчас их сменяет хаос. В XIX веке Панчево был важным культурным центром, который был оппозицией политическому мейнстриму. Здесь выходила очень левацкая газета «Панчевац», которая выступала против любого правительства. Против австровенгерского, югославского и, конечно, против Милошевича.

— «Панчевац» все ещё выходит?

Зограф: Да, газета существует, но после приватизации превратилась в ничто. И, тем более, не высказывается о политике.

— Вы публиковались в «Панчеваце»? 

Зограф: Совсем немного. Но я веду к тому, что Панчево всегда был альтернативным центром. В девяностые, во времена Милошевича, здесь вещало радио «Панчево». Сейчас оно тоже приватизировано — ещё одна дерьмовая коммерческая радиостанция, которых миллион. А ведь, во времена Милошевича, когда им угрожали закрытием, работники забаррикадировались в студии и несколько недель поддерживали эфир. Да и для альтернативной сцены это было важное радио, игравшее много независимой музыки. И всё это ушло. Вот, главная перемена в Панчево, которую я наблюдаю. Меня она расстраивает. 

— Я слышал, про культурный центр, который вы организовали в Панчево. Что с ним?

Зограф: Лет шесть или семь мы проводили мероприятия для молодёжи в собственном клубе Elektrika. Его нам выделил совет по культуре. Здесь ты мог провести любое мероприятия, не спрашивая разрешения у властей. Каждый день проводились выставки комиксов, концерты, дискуссии, встречи с писателями и художниками, кинопоказы. Мы не брали денег с посетителей, но искали гранты и всё такое. На втором этаже у нас была квартира, в которой можно было остановиться, пока ты читаешь у нас лекции или работаешь над творческим или исследовательским проектом в Панчево. 

Увы, Elektrika закрыта: сейчас в Панчево многие дома возвращают владельцам, у которых они были национализированы при социализме. Это одно из условий для вступления в Европейский союз. Семья, которой принадлежит здание, даже не живёт в Панчево уже многие годы, а наш клуб стоит закрытым.

— Что было с Панчево в девяностых?

Зограф: Панчево индустриальный город, здесь много производств, например, нефтеперерабатывающие заводы. Самолеты НАТО их сильно бомбили в 1999 году. Многие мои друзья уехали из Панчево. Как минимум в Белград, до которого всего двадцать минут на автобусе. Но другие разъехались по миру. В этом город тоже сильно изменился. Вообще-то, Панчево самый уродливый город Воеводины, но  он, в большей степени, держится на уникальной комбинации людей, их инициатив и общении.

—  Вы играли в панк-группе «Паковни папир» (Обёрточная бумага) ещё школьником, в конце 1970-х. Что вас вдохновляло?

Зограф: Я слушал много музыки. В основном, панк и нью-вэйв. В Белграде вещало радио Studio B. Сегодня это очередная дерьмовая радиостанция, но в 70-х она была очень влиятельной. Они играли много новой музыки, которая выходила в США и Великобритании. У главного редактора, Слободана «Слобы» Коньевича, был друг, Борьян Костич, который работал в Лондоне и присылал ему все новые записи (Прим. — Борьян был первым техническим директором Studio B, здесь он немного рассказывает о работе). В 1976 году, когда я учился в седьмом классе, и услышал Ramones в городском автобусе в Вршаце — у водителя играло Studio B. Я спрашивал друзей в США, и мне сказали, что у них тогда Ramones не крутили по радио. Так что на Studio B ставили всё, что им нравится. Мне очень нравились Ramones, Television, Talking Heads… Затем в Лондоне случился панк-взрыв. Для меня панк стал самой прекрасной вещью, которую породила культура. Я слушал группы и начал выпускать фэнзин «Кретин». Мне было 16 лет (not too old to make a zine! — прим. автора). Сами понимаете, я был молод, хотелось бунтовать и обратить на себя внимание. «Кретин» стал одним из первых панк-зинов Югославии (подробнее про первые панк-зины Югославии можно прочесть тут — прим. автора). Много позже я понял, как нам повезло. Даже в таком городке, как Панчево, ты мог купить европейские музыкальные журналы просто в киоске у дороги. Пусть я жил в маленьком балканском городе, но мог перенестись в Нью-Йорк или Лондон. 

— Фэнзин был иллюстрированным?

Зограф: Да. Но без комиксов. Немного рисовал, делал коллажи, ничего особенно. Я, вот, что вспомнил! В то время я начал слушать что-то более экспериментальное и авангардное. Меня впечатлил образ группы The Residents, ещё до того, как услышал их музыку. Я переписывался с некоторыми людьми из Лондона, которые играли с Резидентами. И сделал с ними интервью для зина. Меня потрясло, как легко приблизиться к тому, что тебе интересно. Хотя с самими The Residents я встретился только в 2003 году. И, вот, что ещё вспомнил! Я переписывался с каким-то парнем из СССР, не могу вспомнить откуда, не из Москвы, не из Ленинграда… И написал статью о реакции на панк в СССР. Как же давно это было! (Зограф и сегодня активно берём интервью и статьи. На его сайте вы можете найти прочесть о рок-музыке Воеводины или интервью с Робертом Крамбом — прим. автора).

—  Как вы распространяли свой фэнзин?

Зограф: В Белграде есть Студенческий Культурный Центр, при нём была галерея с альбомами по искусству. Можно было просто прийти и поглазеть, или купить. Я просто пришёл и попросил продавать мой зин. Это был 1979-1980 год. Мне было 17-18 лет. После я продавал зин по почте. В Загребе издавали журнал Polet, который много писал про панк и нью-вэйв. Я написал объявление в журнал и оставил домашний адрес. Мне пришло много писем со всей Югославии (перед интервью мы зашли на почту, Саша и сегодня практически каждый день получает много писем со всего света — прим. автора). 

— Во время войны вы активно переписывались с друзьями в Европе и США. Многие из этих писем, а затем, имейлов, объединяются вместе с вашими комиксами. Например, в Regards From Serbia издательства Top Shelf Productions. Почему вам было важно посылать сообщения в мир?

Зограф: Это началось спонтанно. До войны я рассказывал в комиксах очень личные истории: о снах, об исследовании самого себя. Я думаю, что мы загадки для самих себя в первую очередь. Но потом началась война. Слишком реальная. Моё внимание переключилось с внутреннего мира на внешний. И я начал писать комиксы, чтобы рассказать о нашей ситуации. Я думаю, для меня это было важным потому, что я видел дефицит информации о Сербии на Западе. В принципе, всё, как и сегодня. Если ты хочешь понять, что происходит в проблемной зоне, то читаешь всего несколько предложений в газете. Конечно, это не реальная картина. Проекция. А порой и манипуляция. Я хотел дать независимый взгляд на распад Югославии. Я не рассказывал много об армии или том, что творится на фронте. Мне было интереснее рассказывать, что происходит с людьми, которые обнаружили себя посреди мировой истории. Мои комиксы привлекли внимание независимых издательств в США. Тут уместно вспомнить, что независимые комиксы (то, что принято называть comix — прим. автора) появились в США в 1960-х, во время войны во Вьетнаме. Я оказался в похожей ситуации. И нашёл людей по ту сторону океана, которые понимали, о чём я хочу рассказать. 

— Вы боялись оказаться на войне?

Зограф: Да. Я относился к поколению тех, кого посылали на фронт. Я скрывался. Думаю, как и многие сегодня в России. Я переезжал с одного места на другое. Не знаю, как в России, но Милошевич не давил сильно на тех, кто хотел уехать от войны. Думаю, его логика была следующей: те, кто хотят сбежать от войны, вряд ли будут на нашей стороне, оказавшись на фронте. Хуже было, если ты работал. За тобой могли прийти на рабочее место и забрать в армию. К счастью, я не работал официально, был независимым журналистом и художником. Я был голодным и бедным художником, но свободным. Вовсе не плохо! При том, даже при Милошевиче у нас было много независимых галерей, которые проводили выставки. Много независимых радиостанций, которые высказывались оппозиционно. И журналисты, которые выступали против пропаганды, которую транслировали государственные медиа. То же радио «Панчево». 

— Вы боялись привлечь к себе внимание?

Зограф: Меня часто об этом спрашивают. Нет, не боялся. Милошевичу было наплевать на художников. Он был президентом и одновременно занимался контрабандой сигарет. У него была большая охрана. Вместе это выглядело пугающе: сразу и политик, и бандит. Но тогда они недооценили локальные инициативы и активистские организации. Даже в Панчево работали несколько пацифистских организаций. Милошевич, в итоге, начал бороться с независимыми медиа, некоторых журналистов и редакторов убили, закрыли радио B92 (например, убийство Славко Чурувии — прим. автора). Но волю людей этим не удалось сломить. Люди ненавидели Милошевича, и он терял популярность. Он подтасовывал выборы. Он постоянно разыгрывал националистическую карту, играя на том, что враги якобы атакуют нашу идентичность. Но об искусстве он не задумывался.

— Вы также нарисовали серию комиксов о телевидении TV Addicts (ТВ-зависимые). Вы воспринимаете их не как искусство, но как контр-пропаганду. Думаете, она сработала? 

Зограф: Комикс публиковался в газете, поэтому у него было больше читателей, чем у моих обычных работ. Он не призывал покончить с Милошевичем, хотя я об этом думал. Но предлагал критически относиться к манипуляциям. Его опубликовали в разных странах и, надеюсь, читатели так же задумались об окружающей их пропаганде.

— Насколько личное ваше искусство?

Зограф: Я до сих пор экспериментирую с тем, чего хочу от комиксов. Я писал по чужим сценариям и придумывал художественные истории. Пишу комиксы о своих сновидениях. Или те, что полностью автобиографические. В 1980-х я много читал Алексея Ремизова. После Революции 1917-го года он переехал в Берлин, а затем в Париж, где умер в 1950-х. Я рисовал иллюстрации к его работам. Его творчество не было принято мейнстримом в Европе или России, но и сам Ремизов избегал художественных объединений. Был далёк ото всех. В какой-то мере, я чувствовал, что моё творчество созвучно его. 

— Тема снов одна их главных в вашем творчестве. Вы регулярно издаете зины Hypnagogic Review — зарисовки образов, пойманных в гипнагогическом состоянии, т.е. на границе сна и яви. Почему вас так интересует тема сна?   

Зограф: С одной стороны, с самого детства у меня очень насыщенные сны. И меня очень увлекает их зарисовывать. Я экспериментировал с разными состояниями сна, на протяжении десятилетий. С другой сторон, интерес к снам, ведь, тоже свойственен сюрреалистическому движению. Художники хотят добыть информацию из подсознания. Я всегда держу блокнот у подушки. 

— Вы практикуете осознанные сновидения?

Зограф: Да, я экспериментировал в этом направлении. Когда был ребёнком, то несколько раз осознавал себя во сне случайно. В обычном сне вещи с тобой просто случаются. В осознанном — можно подчинить сон своей воле. Я провёл много времени просто осматривая декорации сна. Гулял от здания к зданию, вглядывался в людей. В осознанном сновидении у меня предчувствие чего-то особенного. Можно сравнить с электрическим напряжением, разлитым в воздухе перед грозой. Но главное, что этот опыт остаётся с тобой и после пробуждения. Ты живешь с новым удивительным знанием. Я верю, что существуют много сновидческих состояний, и наша культура познала только часть из них. Сны и культура очень связаны. И нам ещё многое надо исследовать. 

— Вы практически моментально ответили на моё письмо. А часть вашей корреспонденции девяностых — это имейлы. Как вы относитесь к интернету?

Зограф: Большинство моих работы посвящены одному — как установить общение с единомышленниками? Не важно, где они. В Китае, России, США, Индонезии… Важно найти людей, которые думают так же. Интернет — великий инструмент, чтобы срезать дистанции. 

В девяностые у нас почти не было институциональной поддержки. Тогда я начал делать «Кухню»: художники собирались у меня дома. Даже если у тебя нет денег и ресурсов, ты всё равно можешь делать что-то прямо в своей квартире. Достаточно стола, чтобы объединить людей. 

Забавно, в то же время в западной Европе появились несколько аналогичных проектов. Причём, в Австрии и Германии, где ты можешь легко получить грант от правительства. Но комикс-собрания на кухнях позволяли людям общаться друг с другом напрямую в по-особенному реальном месте. Мы познакомились с организаторами из Линца (Австрия) и приглашали их в гости. 

После бомбардировок «Кухню» стало сложнее проводить: банально, на уничтоженном транспорте и по разбитым дорогами было сложно добраться даже из одной части города в другую. Не говоря уже о Белграде. Сейчас я выпускаю зин «Кухня», в котором публикуются молодые художники. С которыми я связался, в том числе, благодаря интернету.

Из книги Regards from Serbia

— Какие возможности есть сегодня у комиксистов в Сербии? 

Зограф: Ситуация очень странная. Сейчас не время для комиксов. Молодые люди, которые рисуют могут пойти в IT, в иллюстрацию, в разработку игр. И не обязательно в родном городе или Сербии. Они выходят на международную сцену. В Сербии за комиксы платят очень мало. Так что ты чувствуешь, что просто теряешь время. Когда распалась страна, пропали толстые еженедельные журналы комиксов, потому, что распался и большой рынок, а люди обеднели. Но, в тоже время, сегодня больше возможностей издать себя. Есть независимые издательства и есть комиксшопы. Как-то так и живём.

— Вы общаетесь с художниками из бывшей Югославии?

Зограф: Да, конечно. Нас, деятелей независимого комикса, война не разъединила. Мы продолжили общение. У меня много знакомых и выставок в Словении, Хорватии, я часто выступаю там. Мы старались, чтобы государство не влияло на нас, не важно хорошо ли оно поступало, или плохо. Вы упомянали Энки Билала. С начала нулевых мы проводим Панчево небольшой фестиваль авторских комиксов. Французское правительство хотело наладить сотрудничество между Панчево и Ангулемом (Международный фестиваль комиксов в Ангулеме одно из главных комикс-событий в мире; во Франции комиксы пользуются особым статусом и называются «девятым искусством», и правительство Франции поддерживает комикс-инициативы во многих странах, в том числе и в России — прим. автора). И Билал много для этого сделал, ведь он рос ребёнком в Белграде и, пусть, он французский автор, но много помнит о детстве. Каждый год к нам приезжали художники-иностранцы, а сербские художники ездили на двухмесячную резиденцию в Ангулем. 

— Я не могу назвать вас мейнстримным художником. Но при этом вы очень много рисуете и активно издаётесь. Кто ваш читатель? 

Зограф: Ответ на этот вопрос менялся. Мои читатели читают независимую прессу и  альтернативные комиксы. В 2003 году журнал Vreme попросил меня рисовать по две страницы комиксов каждую неделю. И моя аудитория значительно расширилась. (Журнал Vreme создан в 1990, открыто оппонировал режиму Слободана Милошевича и пережил разрушительный Закон об информации 1998-го года. Больше о тех событиях вы можете узнать из нашего предыдущего интервью — прим. автора) Сегодня я не могу сказать, что меня знает только несколько человек. Можно сказать, я из панка продвинулся в нью-вэйв. 

— Панк-культура для вас все еще что-то значит? 

Зограф: Да, конечно, это моё поколение, я рос с ней. Но главное — принцип DIY. Думаю, он и есть самая главная составляющая. Ты не должен зависеть от больших компаний, чтобы показать миру своё творчество. Ты можешь быть музыкантом, даже если ты не маэстро. Тоже самое с комиксами. Не надо быть Леонардо, чтобы начать рисовать. Просто выражай себе с тем, что у тебя есть. Как Ramones. Они играли, но не уверен, что они когда-либо учились музыке. Они не виртуозы. Когда в панк пришли деньги и крупные лейблы, его превратили в моду, то многие группы закончились. Мне кажется, это важный урок, который был преподан моему поколению. Надо быть осторожным, ведь твоё искусство могут забрать. Ты должен выбрать ради чего его создаёшь: ради денег или души.

— Ваши письма и имейлы из девяностых часто подписаны «Саша и Гордана». Как вы познакомились с женой? 

Зограф: Мы были соседями, знали друг друга с восьмидесятых. Гордана уверенно стоит на земле, я — витаю в облаках.  Гордана работает торговым инспектором, отслеживает контрафакт. Если вы делаете поддельные адидасы, она придёт за вами. В Сербии много подделок из Турции и Италии, а она ищет, кто их распространяет. Её хобби — фотографировать бабочек и некоторые из фотографий помогли учёным уточнить пути миграции. Я счастлив, что мы есть друг у друга: люди из разных миров создали семью. Я беру что-то от неё, она от меня: она написала несколько сценариев для моих комиксов, а ещё помогает с обводкой. Мы много лет вместе, и делаем друг друга лучше. 

— В 2023 году вам исполнится 60 лет? 

Зограф: Да, в августе.

— У вас очень насыщенная жизнь. Как у художника, как у журналиста, вот, недавно стали археологом. Вы счастливый человек?

Зограф: Да. Моя жизнь наполнена событиями. В последние годы я увлёкся доисторической археологией. Сейчас пишу научную работу по чаше из бронзового века. Кажется, мне удалось сделать небольшое открытие для историографии восточной Сербии. После нашего разговора я уеду работать на раскопки в пещере. Я езжу по миру, встречаю интересных людей, узнаю их опыт. Если комиксы не принесли мне много денег, то они дали мне возможность путешествовать. Вроде, неплохая цена. Сейчас, когда мне шестьдесят я гораздо счастливее, чем в шестнадцать. 

— Что вы посоветуете начинающим художникам?

Зограф: Слушайте себя. Иногда художники думают, что стоит сделать рисунок приятнее для обычного зрителя. Тогда его удастся продать или получить много лайков. Но вы должны слушать свой внутренний голос, инстинкты. Но не для того, чтобы ото всех отгородиться. Когда люди поймут, что вы честны, они примут и ваше искусство. Если кто-то говорит, что нужно сделать, чтобы у вас стало больше зрителей, не слушайте такого советчика. 

Подпишись на Sadwave в социальных сетях:
ВКонтакте | Telegram

Вконтакте Twitter