Израильщина: раскаленные пески и солдаты

Лето вступило в свою завершающую стадию, однако мы не унываем — куда уж больше. Израиль — раскаленная страна, под завязку набитая хмурыми одинокими иностранцами и озлобленными военными. Конечно, вы это знали и без нас.

Текст: Мария Соколова

Примерно в три часа дня я приземлилась в аэропорте Тель-Авива. Ветер принёс из пустыни песок, который застыл в воздухе. Солнца почти не было видно, как в Москве в августе 2010-го.

Тель-Авив напомнил мне Каир: полуразрушенные здания, везде снуёт народ. Очень много солдат. Мне надо было сесть на поезд и доехать до автовокзала, чтобы оттуда на автобусе — в сторону моря.

Автобус ехал через пустыню, вокруг только песок и редкие деревья. Я старалась не заснуть, чтобы не пропустить свою остановку, но всё равно засыпала на несколько минут, пока автобус не встряхивало на очередном повороте.

Примерно через час водитель высадил меня посередине шоссе на пустынной остановке. Запах тут был совсем другим, не таким как в городе; в нескольких километрах уже виднелось море. Воздух застыл в песке, море тоже приобрело цвет белого песка и еле слышно пересыпалось.

Я села на обочину, закурила, и стала думать, как мне добраться до хостела, где я за 11 евро забронировала гамак. В голове был только песок.

***

Выглянуло солнце, и ссохшиеся кусты, которые в песчаном смоге казались такими мистическими, потеряли всю таинственность.

Но апокалиптическое чувство вскоре вернулось: длинная полоса пляжа была безлюдна на несколько километров, море казалось ещё диким после долгой зимы, и мне казалось, что волны вот-вот превратятся в цунами. Я легла на песок пластом ногами к воде и о каждой накатывавшей волне думала, что именно она обязательно погребёт меня под собой. Чтобы избавиться от гнетущего чувства тревоги, я достала «Медленное возвращение домой» Петера Хандке и погрузилась в чтение.

Солнце постепенно вошло в зенит и теперь нещадно палило. Было очень жарко, мне хотелось пойти купаться, но я боялась волн и глубины. Предчувствие катастрофы не отпускало.

Через несколько часов на горизонте показалась фигура человека. Я подумала, хорошо бы это был мираж. Я никогда их не видела. Но это оказался не мираж, а Барух, доктор наук по иудаистике. Он пригласил меня выпить, но я отказалась.

Пиздожадный взгляд Баруха оставил скользкий неприятный осадок. Запас воды в бутылке заканчивался, сильно хотелось пить. Я продолжила читать Хандке.

Вскоре из масляного воздуха появилось пятеро молодых израильтян. Они поглядывали в мою сторону и смеялись. Пройдя несколько метров мимо меня, все пятеро сняли штаны и оголили свою упругие задницы. Они уходили дальше за горизонт, и, хихикая, оглядывались, желая увидеть, какое впечатление на меня производит из выходка. Мальчики ещё долго шли со спущенными штанами. Я смотрела им вслед и чувствовала, как ощущение предстоящей катастрофы меня покидает. Когда мальчики скрылись из виду, я встала и пошла в воду, совсем не боясь волн.

Пэтэр из Дортмунда готовит мне ужин и обещает повезти в Иерусалим на своём мотоцикле. Я боюсь мотоциклов, но решила согласиться в целях экономии денег на проезд. К тому же, Пэтэр – очень хороший водитель; он, как-никак, проехал на мотоцикле весь Ближний Восток.

Вчера мы сидели с ним почти всю ночь и говорили о политике. Пэтэр сидел на диване, его глаза были красными от целого дня, проведённого на солнце, мне казалось, он, как большой надувной шар, весь наполнился грустью. Два года назад Пэтэр развёлся с женой и, судя по всему, это она его бросила. Теперь он путешествует один и не может найти ни пристанища, ни покоя.

Пэтэр крепко держал в руке бокал вина и смотрел вдаль. В том, как он сильно сжимал бокал, выражалось всё его внутреннее страдание. Он сказал: «Ты знаешь, я много думал о том, а вышел бы я на улицы, как те сирийцы? Смог бы я выйти на улицы, чтобы биться и умереть за свою страну?». Глядя на то, как напряглась его сжимавшая бокал ладонь, я поняла, что Пэтэр дал себе отрицательный ответ на этот вопрос.

Невозможно вообразить, как такой великан как Пэтэр, может чего-то бояться. Он бы разогнал всех сирийцев, если бы только появился на улице. Я представила себе, как люди видят Пэтэра, и в ужасе от его высокого роста разбегаются в разные сторон.

Пэтэр грустно сидел на диване. Опустив голову, он смотрел в пол. Рука с бокалом расслабилась, и казалось, что бокал сейчас выпадет, а вино расплещется по земле.

Ночью на пляже познакомилась с двумя израильскими солдатами. Это были двадцатилетние мальчики с наивным и глуповатыми глазами. Они спросили меня, ненавижу ли я арабов. Я ответила, что никого не ненавижу. Мальчики сказали, что они ненавидят арабов, потому что они убивают их, израильтян.

Один из мальчиков служит возле Газы, другой — недалеко от Тель-Авива. Первый не так сильно ненавидел арабов, как второй.

В Израиле холодно по ночам, поэтому на улице спать невозможно. Адам, владелец хостела, разрешил мне спать не в гамаке на улице, а в комнате, рассчитанной на трех человек. Правда потом, сказал он, надо будет переехать в комнату для 12 человек. За право жить под крышей, а не на улице, мне не пришлось доплачивать.

Сейчас я живу вместе с Пэтэром из Дортмунда и двухметровым норвежцем. Норвежец похож на моряка, у него светлые волосы, обветренное красноватое лицо, синие глаза и крупные белые зубы. Я представляю его в белой матросской шапочке с развевающимися ленточками, в перепачканном белом костюме и почему-то с большим гаечным ключом в руках.

На самом деле, норвежец не моряк, а адвокат. Он защищает права человека и специализируется на делах соотечественников, которые переехали на Кипр, и теперь им приходится платить налоги и Норвегии, и Кипру.

Когда норвежец уезжал из хостела, он меня крепко обнял и сказал, что я самая удивительная женщина, с которой ему приходилось общаться в последнее время. Он обязательно приедет в Москву, чтобы увидеть меня снова. Мы обменялись бумажками с электронными адресами, которые, конечно же, затерялись среди походного хлама и белого песка, которым был набит мой рюкзак по приезде в Москву.

Продолжение следует.

Первая часть хэйт-трипа Марии Соколовой: Италия.

Вконтакте Twitter