Марк Маккой (Youth Attack!): «Можно не выступать и не записываться»

Некоторые боссы андеграунда предпочитают находиться в тени. Глава лейбла Youth Attack! и экс-вокалист разъяренных и новаторских хардкор-групп Charles Bronson, Das Oath, Failures и других Марк Маккой как раз из таких. Sadwave не постеснялись позвонить музыканту в Нью-Йорк и спросить, как у него дела.


Беседовали: Александр Red Head, Максим Подпольщик
Спасибо за помощь: Роману Совесть

Вероятно, не будет сильным допущением сказать, что 41-летний дизайнер и музыкант из Иллинойса Марк Маккой сделал для наиболее радикальных форм хардкор-панка не меньше, чем в начале 1980-х человек с созвучной ему фамилией из Вашингтона для всего жанра в целом. В середине 1990-х группа Charles Bronson, в которой пел Марк, укоротила принятый в хардкоре и без того лаконичный формат песен до 10-40 секунд, насытив каждую из них еще более скоростными барабанами с ухающей взахлеб бочкой, пердящими гитарами и истеричными криками.

Тощий студент, типичный злой ботаник, дорвавшийся до микрофона, Марк пел по большей части издевательские песни, в которых высмеивал царившие в хардкор-сцене правила, которые, кажется, не сильно изменились с 1980-х. Чего стоят хотя бы названия песен Charles Bronson: «I Can’t Be Friends With You Because You Like Epitaph» , «Let’s Start Another War So I Can Sing About Stopping It», «I Lied When I Said I Liked Your Zine» и так 90 (девяносто) раз – примерно столько песен содержит вышедшая в 1999 году дискография «Бронсонов», если не считать нескольких каверов и концертных треков. Впрочем, несмотря на шуточный характер творчества своей первой группы, сам Марк относился к своей музыке и всему, что с ней связано, крайне серьезно.

После распада Charles Bronson Маккой пел еще в добром десятке команд, каждая из которых была отчаяннее и злее предыдущей. В составе знаковой для рубежа тысячелетий группы Das Oath Марк объездил полмира, исколесив не только родные Штаты, но и Европу с Японией, а в начале нулевых начал петь в отмороженной нойз-рок-команде Holy Molar вместе с Джастином Пирсоном и другими участниками неподражаемых The Locust.

Последняя на сегодняшний день группа с участием Маккоя Failures играла совсем уж беспросветный шумовой хардкор с заездом чуть ли не в блэк-метал. Единственный и, похоже, заключительный альбом этого коллектива «Decline And Fall» вышел в 2014 году на собственном лейбле Марка Youth Attack!, который с момента основания Charles Bronson стал родным домом для наиболее смелых, агрессивных и по-своему уникальных хардкор-групп.

Пластинки Youth Attack! выходят небольшим тиражом и разлетаются за считанные часы после того, как на сайте лейбла появляется объявление о старте продаж. Сегодня привыкший вести кочевой образ жизни Марк Маккой осел в Нью-Йорке и, помимо записи и изданием музыки, профессионально занимается дизайном.

Марк был достаточно мил, чтобы снять трубку, когда мы ему позвонили.

Первое выступление Charles Bronson, 1994.

Как дела у Youth Attack? Ты нечасто публикуешь новости.

Марк: Вы правы. На самом деле, много всего на подходе, просто мы работаем не очень быстро. Я слежу за большим количеством групп, но многие из тех, что были активны пару лет назад, сейчас отмирают одна за другой. Обидно, что у них был в работе материал, но они забили на все прямо у финишной черты. Серьезно, у трех-четырех групп вот-вот должны были выйти полноценные альбомы, и вдруг они просто взяли и остановились. Все заняты, все стали взрослыми. Похоже, что ни у кого нет времени, вот у вас есть?

Как видишь, находим как-то. Так чего ждать от Youth Attack в ближайшее время?

Марк: Например, новая группа Slave House из Коламбуса записала альбом. Вообще, в этом году ожидается, как минимум, семь релизов, многое в работе (пока вышли только три — прим. Sadwave). Плюс я еще трудился над своими арт-проектами, на это тоже ушло много сил. Из-за этого мои собственные музыкальные эксперименты продвигаются достаточно медленно. Я бы назвал их именно так, проектами, а не группами, потому что все участники этих команд живут в разных местах, и мы почти никогда не репетируем – элементарно собраться всем вместе очень сложно.

А как дела у твоей последней группы Failures?

Марк: Думаю, уже никак. Мы сказали все, что хотели, о продолжении речи не заходило. Это нормально, в группах вроде Failures должна быть некоторая недосказанность и незавершенность, они должны просто тихо уходить.

Планируешь петь где-то еще?

Марк: Я собрал новую группу с моим приятелем Джеймсом из Денвера. Там будет другая музыка, не такая быстрая, как в Failures, что круто. Будет чем-то похоже на Suburbanite, но с таким денверским колоритом, так как все группы оттуда варятся в одном котле и влияют друг на друга. Я говорю о командах вроде Culture Shock, Civilized, City Hunter, Cadaver Dog, у многих из них в этом году вышли альбомы. Все они достаточно долго и тихо работали над своим материалом и не особо светились. Я думаю, что для подобных диких и антисоциальных групп такое поведение и пребывание в тени очень органичны. В соцсетях они тоже никак не представлены, и меня это полностью устраивает.

Но Youth Attack – это все-таки бизнес, почему ты практически не рекламируешь свою продукцию в Сети?

Марк: Я избегаю этого всеми силами. Я не хочу относиться к Youth Attack как к бизнесу. Скорее, я просто стремлюсь доводить до конца то, что начал, то есть выпускать записи групп. Я не успокоюсь, пока не посчитаю, что работа выполнена именно так, как мне нужно. Только после этого я буду готов опубликовать тот или иной альбом. Что с этим продуктом произойдет дальше, не так уж и важно. Если люди услышат группу, купят ее пластинки, вдохновят ее поехать в тур, что ж, отлично. Если нет, то команда так и будет торчать в своем городишке, ее альбом купят пара человек, а потом об этой группе все забудут. Судьба записи после ее выхода меня не заботит. Я считаю, что у музыки несколько иные задачи, чем просто вывести тех или иных исполнителей в люди.

Ты сказал, что многие твои друзья и коллеги по группам выросли, и у них уже нет времени на музыку. Как тебе удалось до сих пор не растерять энтузиазм?

Марк: Я осознанно принял это решение [серьезно заниматься музыкой] еще в молодости. Я понял, что не хочу работать на других людей; я пытался, получалось плохо. Я никогда не чувствовал себя по-настоящему обязанным даже тем, кто ценил мое время и достойно его оплачивал. Поэтому для меня работа на дядю — это впустую потраченное время. Жизнь коротка, на все времени не хватит, поэтому важно правильно распорядиться отпущенными часами. Кроме того, я работаю небыстро, так что лучше принести все в жертву, выполняя собственные задачи, чем тратить драгоценные минуты на то, к чему душа не лежит по-настоящему.

Тебе удается зарабатывать на продукции Youth Attack?

Марк: Да, но только если я выпускаю что-то новое. Когда это случается, большинство пластинок сразу разлетаются, а остальные, если остаются, расходятся по дистро. С продажи альбомов я получаю по чуть-чуть ежемесячно, так что вопроса выживания это не решает, приходится искать другие источники заработка. Я дизайнер-фрилансер, работаю из дома. Таким образом я расту профессионально и сотрудничаю с людьми из разных областей, с которыми иначе вряд ли бы познакомился. Такой выбор профессии отчасти также связан с тем, что мне важно во всем иметь решающее слово и самому распоряжаться своим временем.

На открытии выставки работ Марка из коллекции «Devouring Ghost», Дюссельдорф, 2015

Один наш приятель из Чикаго, знакомый группы Raw Nerve (команда с Youth Attack, играющая быстрый, грубый и грязный хардкор — прим. Sadwave), сказал, что в местной тусовке их ненавидят, потому что они якобы просто ребята из художественного вуза, а никакие не панки. Где для тебя проходит грань между панком и чистым искусством? И есть ли она вообще?

Марк: Этот вопрос меня никогда особо не занимал, хотя я понимаю, что хардкору свойственны некоторое невежество и грубость, по крайней мере, так было в сцене, где я начинал. Там, мягко говоря, не приветствовалась излишняя претенциозность, потому что считалось, что хардкор – это выражение сиюминутной злости, а не какая-то осмысленная штука, в которой есть место иронии, юмору или поэзии. Подобные вещи хардкорщики, как правило, не приемлют. Но у меня свой бэкграунд, который одним хардкором не ограничивается. Я всегда интересовался кино, литературой и искусством в целом и не парился о том, примут меня в тусовке или нет.

Расскажи о работе над оформлением последнего альбома Hoax.

Марк: Все, что я для него сделал – это отдал группе свою старую картинку, которую они напечатали на одном из постеров, прилагавшихся к альбому. Я разговаривал с вокалистом Hoax, и в результате какие-то решения были изменены, но не могу сказать, что много привнес в дизайн альбома, так как не взаимодействовал с музыкантами группы напрямую. Будь моя воля, я бы сделал все немного по-другому, но из-за того, что у них там большая тусовка, в оформлении и записи релиза участвовало много людей. Это сделало его современной классикой.

Ты не в курсе, кстати, как дела у Hoax? Что-то они пропали.

Марк: Двое из них уехали в Лос-Анджелес, так что одноименная песня с альбома стала в определенном смысле пророческой. Группа отправилась в бессрочный отпуск, вокалист с гитаристом перебрались в Калифорнию, чтобы начать там новую жизнь — до этого они обитали где-то в лесах Восточного побережья. Сейчас они жарятся на солнышке и не особо занимаются музыкой, но формально Hoax все еще живы и недавно даже ездили в тур по Японии.

Ничего себе!

Марк: Ага. Их барабанщик, насколько я знаю, тоже переехал в ЛА, так что кто знает, может, они скоро вновь объединятся. Тем временем, Джесси, вокалист, сейчас играет пауэр-электронику, а гитарист участвует в других лос-анджелесских группах.

Das Oath, 2002.

Возвращаясь к музыке, которую ты записал и выпустил. В середине 2000-х в DIY-панке было актуально такое явление, как мистириус-гай-хардкор. Ты считаешься одним из тех, кто его придумал…

Марк: Да ладно?

С нашей точки зрения, да. Что можешь об этой музыке и о своей роли в ее продвижении?

Марк: Ну, во-первых, я никогда этим термином не оперировал и всегда воспринимал группы типа Raw Nerve, Vile Gash или Failures просто как тех, кто хотели делать что-то не так, как все. Да, возможно, в их музыке ощущалось влияние нойза или блэк-метала. Плюс их закрытость и «загадочность» были достаточно ожидаемой реакцией на весь этот вонючий говнопромоушен в социальных сетях, которые некоторые начали использовать по полной, как только у них появилась такая возможность. Поэтому неудивительно, что первые прокричали остальным в лицо «Fuck you!» и полностью обезличили себя. С тем же рвением, с которым Генри Роллинз и Ян Маккей в свое время хотели стать голосами движения, эти люди закрывались в себе, сочиняя достаточно сложно доступную для понимания музыку, в которой был определенный элемент опасности. В любом случае, атмосферу звучания той эпохи ни с чем не спутаешь, я ее очень люблю.

Но мистириус-гай со временем сам превратился в клише. Сегодня подобных групп очень много, но они уже сливаются с пейзажем, их поведением сложно воспринимать, как вызов.

Марк: Как вы правильно заметили, символам и образам иногда свойственно утрачивать свое изначальное значение. Что-то уникальное хорошо только тогда, когда происходит впервые. Потом оно становится настолько популярным, что теряет всю свою прелесть. По-моему, это естественный процесс, мы не можем делать одно и то же вечно. Я стараюсь пристально следить за тем, что происходит здесь и сейчас; стараюсь искать новые формы и не повторяться. В противном случае, включается режим ностальгии, а мне это не особо интересно.

Что интересного пришло на смену «мистириус-гаю»? Ты же наверняка обращал внимание на современные тренды в панке вроде oi!-хардкора, постпанка, гот-рока и прочего. Тебя из этого что-нибудь нравится?

Марк: Я думаю, что группы, которые продолжают то, частью чего я был много лет назад и которые привносят что-то новое и неожиданное в музыку, необязательно играют в тех жанрах, которые вы перечислили. Мне всегда интересен момент неузнавания — «Ого, что это такое вообще? На что похоже?». Альбомы групп, которые выходят сейчас… я вообще не до конца понимаю, что это такое. Скажем, группа Cadaver Dog. Я слушаю их запись и, бесспорно, слышу влияние Negative Approach, но в то же время они гораздо более «негативные».

Еще может наступить такой момент, когда будет невозможно стать еще более шокирующими и «экстремальными», просто некуда уже будет. Одновременно с этим практически никто не решается преодолеть [традиционные для панка] ограничения — скажем, ты не можешь петь о расизме или педофилии. Но можешь — про убийства и секты. Не знаю, по-моему все это довольно скучно.

Группы типа Slave House в этом смысле ходят по грани, но при этом делают нечто уникальное, что не могло существовать лет пять назад. Собрать в единое целое мозайку из, на первый взгляд, неподходящих друг другу кусочков, вот это я называю новизной, это интересно. Slave House — это не чистый блэк-метал, это не хардкор. У них есть что-то от БДСМ, определенное заигрывание с эстетикой садизма, но не как у Slayer, например.

Лично тебе важно кого-то шокировать и расширять границы дозволенного или основной интерес представляет все же непосредственно музыка?

Марк: Эти вещи одинаково важны. Чтобы довести уровень «экстрима» и мрака до критической точки, необязательно пихать трупы на обложки. Впрочем, это на совести каждой отдельной группы, каждый сам создает себе образ. Важно всё; каждая пластинка должна выглядеть так, чтобы я захотел ее купить и поставить на полку, при этом она должна звучать так, чтобы я, случайно услышав ее где-то, заинтересовался и приобрел.

Давай вернемся в прошлое. У группы Spazz есть про тебя песня, расскажи, как так получилось.

Марк: Ну, мы дружили много лет… Меня часто спрашивают об этой песне, но на самом деле, это же просто шутка. Spazz веселые чуваки с хорошим чувством юмора. В этой песне просто рассказывается о незаслуженно забытых хардкор-группах, которые на момент написания песни были гораздо менее известны, чем Charles Bronson.

Ты делал что-то для продвижения Charles Bronson?

Марк: Нет, вообще ничего. Более того, я думаю, никто особо нас не знал, пока мы не распались. На концерты приходили 20-30 человек, многие из которых были музыканты и друзья музыкантов. Так что мы, считай, много лет играли для себя и ближайших друзей.

Выступление Charles Bronson в Albany, NY, 1997.

Большинство твоих групп не просуществовали долго. Так было задумано специально? Ты хотел бы участвовать в команде типа Buzzcocks, которая играет уже целую вечность?

Марк: Ни в коем случае, это мой самый страшный кошмар. Все эти группы, которые турят до сих пор, играя песни, написанные 30 лет назад… Нашими героями были Deep Wound, Negative FX. Они выстрелили, дали старт определенной волне и тут же исчезли. Музыка, которую они играли, никогда не была про постоянство и оттачивание исполнительского мастерства, скорее, наоборот. Несмотря на то, что мы дружили с нашими коллегами по сцене и покупали их пластинки, нашим ориентиром все равно были группы с Dischord. Ну, по большей части.

Ты говоришь, что не хочешь быть как те хитовые группы, но сам в движухе уже много лет и сваливать не собираешься. Нет ли в этом противоречия?

Марк: Единственный нормальный путь, если ты собрался задержаться [в сцене] — это придумывать что-то новое. Плюс, важно, чтобы игра в группе приносила удовольствие, так было не во всех моих командах. Случалось так, что с какими-то составами я играл несколько лет, мы выпускали пару записей, но все это было, скорее, утомительно.

Вообще, у меня нет какого-то свода правил того, как вести себя в группе. Всякое бывает: люди женятся, теряют интерес к музыке, меняют работу… Обстоятельства есть обстоятельства, поэтому для меня каждая новая команда — это окно возможностей, которое начинает медленно закрываться вскоре после основания коллектива. Остальные участники этого не видят, поэтому оно всегда захлопывается внезапно, не успеешь глазом моргнуть. А ты почти ничего не можешь с этим сделать, это как заставить кого-то в тебя влюбиться. Так эти вещи не работают.

Поэтому надо брать от совместного творчества по максимуму, пока есть возможность. Что касается Charles Bronson, я в то время оканчивал университет и не собирался оставаться в городе, хотел уехать подальше от Иллинойса. В тот момент мне казалось, что мы сделали намного больше, чем планировали. Я даже подумать не мог, что кто-то будет слушать нас после распада группы.

Дрался ли ты когда-нибудь с публикой? В юности, может.

Марк: Не-е-е-е… Я что, похож на бойца?

Нет, но все твои группы были очень жестокими по музыке, поэтому интересно, пытался ли ты спроецировать эту агрессию на слушателей.

Марк: Черт знает. У меня нет харизмы для того, чтобы заигрывать с публикой на концертах. Я не тот фронтмен, который орет: «Эй, как дела? Не вижу ваших рук». Мне не нравятся стоящие перед сценой слушатели, между нами всегда возникает какое-то странное напряжение. Не знаю, пели ли вы когда-нибудь в группе, но лично я не получал от этого никакого удовольствия. Это всегда было тяжело и выматывающе. Выступления всегда были для меня своего рода обязанностью, чем-то, что ты должен делать, если играешь в группе.

С возрастом я стал думать иначе, я не обязан не только выступать, но и записываться. Правда, процесс записи мне нравится, если вас с музыкантами от этого прет. Я получаю гораздо больше удовольствия от работы в студии, чем от концертов, когда ты приезжаешь в город на два часа, а потом сразу мчишь в другой. Хотя, черт знает, может, я когда-нибудь вновь отправлюсь в тур.

Выступление Das Oath на Ieper-Fest, 2005.

Расскажи про свой фото-блог на Tumblr. Почему именно такой формат, а не книга, например?

Марк: Да не было никакой истории. Просто у меня скопилась коробка фотографий, которые я никогда никому не показывал. Я подумал, что вместо того, чтобы пытаться на этом заработать, лучше просто со всеми поделиться. Я просто очень много всего собирал и хранить все в чулане нет смысла, поэтому иногда я показываю это людям. Если кому-то нравится – замечательно. Я думаю, это наибольшее, на что я способен в плане «общения с публикой».

Как ты узнаешь про новую музыку? Какие читаешь сайты? Журналы?

Марк: Да просто спрашиваю у друзей. Люди, которые играют со мной, тоже всегда в поисках чего-то новенького.

Зины читаешь? Maximum Rock’n’Roll тот же.

Марк: Нет, не люблю его.

Почему?

Марк: Мне кажется, что их политические взгляды слишком сильно влияют на содержание журнала. Для меня MRR чересчур самоуверенные, это видно невооруженным взглядом. Да и авторы журнала любят по большей части какой-то отстой. Не поголовно, конечно… Короче, я люблю сам находить что-то новое.

Назови любимые пластинки, выпущенные на Youth Attack.

Марк: Наверное, одна из моих любимых записей (она, кстати, изначально не была издана на Youth Attack) — это семерка Surf Nazis Must Die. По-моему, это идеальная хардкор-пластинка. Я был чуть ли не на последнем их концерте, это было просто потрясающе. В их выступлении было столько легкости, юмора, оригинальности… Я был поражен, особенно вокалистом. Он тогда еще в школе учился, ему было лет 15 или 16. Этот парень потом участвовал в нескольких группах, но для меня они даже близко не приблизились к Surf Nazis Must Die.

Что там еще… The Repos, Cult Ritual… Salvation были потрясающими. Понимаете, я никогда не составляю рейтингов, я люблю все группы [c Youth Attack]. Каждый раз, когда выходит новый релиз, меня так прет, словно я сам играют в этой группе. Мне всегда кажется, что я выпустил альбом лучшей команда в мире, и я хочу, чтобы все это прочувствовали. В каждый альбом, выходящий на моем лейбле, я вкладываю столько сил, эмоций и времени, что верю в каждую такую группу на все сто.

Что интересного происходит в нью-йоркской сцене? Например, некоторые участники Cult Ritual сейчас играют в Merchandise. Как они тебе?

Марк: Нормально, почему нет. Понятно, что такая музыка находится немного за пределами того, что я обычно слушаю, но со своей задачей они справляются отлично. Вообще, я редко хожу на концерты, так что не в курсе дел на местной сцене.

Забавно, ты любишь самостоятельно отыскивать новые группы, но на концерты не ходишь.

Марк: Именно так. У меня есть несколько близких людей, чьим вкусам я доверяю, они меня обычно не подводят. Каждый из них любит что-то свое, поэтому общения с ними хватает, чтобы всесторонне удовлетворить мои музыкальные потребности. Просто мне неинтересно следить за тем, чем занимается каждая группа и лейбл в отдельности, это утомляет и отвлекает от работы.

Весь тираж выставленных на продажу новых пластинок Youth Attack практически сразу разлетается через сайт лейбла. Записи неизбежно оседают у перекупщиков, которые вскоре начинают продавать их за большие деньги. Как ты к этому относишься?

Марк: Я ничего не могу с этим сделать. Я работаю так, как мне удобно, тут нет осознанной коммерческой подоплеки. Не могу сказать, что я вывел формулу успешного лейбла и всем советую вести дела так. В противном случае, почему все не повторяют за мной?

Марк передает всем привет.

Вконтакте Twitter