|
В конце апреля выходит роман Владимира Козлова «Lithium» о московском и питерском андеграунде 1990-х. Sadwave поговорили с режиссером фильма «Следы на снегу» о музыкальных вкусах и амбициях, литературе, сибирском панке и отечественном подполье.
Текст и интервью: Иван Смех («Лукошко российского глубокомыслия») Роман «Lithium» посвящен андеграундной жизни середины 1990-х годов в Москве и Петербурге со множеством характерных для того времени явлений и персонажей. Перед читателем разворачивается настоящая энциклопедия бурлящей русской жизни конца тысячелетия с непременными леваками, скинхедами, нбп-шниками, радикальными анархистами, Горбушкой, клубом «Там-там», «Соломенными енотами» и криминальными разборками. Главные герои книги также довольно типичны – живущий своей странноватой поэзией гранж-музыкант, не желающий капитализироваться, и его девушка, которая в попытках заработать денег для раскрутки группы возлюбленного постепенно втягивается в процесс зарабатывания денег. Владимир Козлов всегда описывал характерные и отстоявшиеся приметы времени, но в предыдущих его работах охват был менее широким. В книге «Lithium» же проза оказывается настолько насыщенной, что энциклопедический подход выходит на первый план. «Lithium» — это подводящее итог произведение, подобные книги важны для любого исторического периода. Уже подросло поколение, незнакомое с прошлым, которое описывается в романа; для иностранцев оно также в значительной степени остается неочевидным. И даже память современников рано или поздно начнет сдавать. С большой вероятностью эпоха девяностых останется в памяти во многом благодаря подобным художественным артефактам.
«Lithium» ваша вторая книга о жизни андеграундной рок-группы (первая называлась «Попс» (2007) – прим.). Почему вы вернулись к этой теме? В чем отличие этих двух романов? Владимир Козлов: Между написанием этих книг прошло больше десяти лет, и это совсем разные тексты, все сходство – чисто формальное. «Попс» был основан во многом на своем собственном опыте участия в андеграундной панк-группе в Москве начала 2000-х. При этом главным героем-рассказчиком я сделал человека, мало на меня похожего – парня двадцати с небольшим лет, студента, родившегося и выросшего в Москве. Для меня роман «Попс» – с одной стороны, фотография Москвы первой половины нулевых, с другой – книга о том, что в той реальности панковско-протестная идеология была уже абсолютно мимо кассы. За «Lithium» я взялся, прочитав пару нон-фикшн-книг об андеграундной музыкальной сцене девяностых. Меня зацепила возможность, оттолкнувшись от каких-то реальных событий и персонажей – с которыми я тогда, в девяностые годы, никак не пересекался – полностью придумать историю о том времени, посмотреть на него из сегодняшнего дня. Материал оставлял много простора для фантазии, но при этом я, конечно, ничего передергивать не стал, отношение к тому времени, которое есть в книге – это мое отношение, а транслируется оно через двух главных героев, гораздо в большей степени моих альтер-эго, чем герой «Попса». Это было время огромных возможностей, огромной свободы – которая теперь кажется просто нереальной, – но и очень трагическое. Некоторые выведенные вами в романе персонажи узнаваемы и явно списаны с натуры. Кого из прототипов вы готовы открыть? И, кстати, рэпер-пиздолиз, насколько он является типичным для 1996 года? Кажется, тогда было очень мало коммерческих реп-проектов, их засилье началось значительно позже. Мне всегда интереснее придумывать персонажей, лишь отталкиваясь от реальных людей, либо делать собирательные образы. Во всей книге, пожалуй, два-три персонажа, которых я списывал с натуры, но тоже очень условно. Это, скорее, мое восприятие этих людей – или даже сложившейся вокруг них мифологии, игра с этой мифологией, с их «публичными образами». Поэтому не знаю, насколько они в итоге получились узнаваемыми. Могу открыть, например, что поэт Ковалевский – это Дмитрий Быков, Толик – андеграундный музыкант Боря Усов. Рэпер полностью придуман, но я слышал, что примерно в те годы прогремел Мистер Малой, и это был один из первых коммерческих рэп-проектов. О нем я практически ничего не знаю, но подумал, что если он существовал, то мог существовать и какой-нибудь другой рэпер. Каким он мог быть? У меня получился «пиздолиз». Какую роль музыка играла в вашей жизни? Я читал ваши отчеты о концертах нулевых, судя по ним, вы хорошо разбирались в отечественном рок-андеграунде тех лет. Я начал по-настоящему слушать музыку лет в 13, и потом она долгое время была со мной – в разных формах: был и слушателем, и исполнителем. В основном, конечно, слушателем. Играл я музыку в девяностых – начале двухтысячных достаточно недолго, и это было мимо контекста. В смысле, того контекста, в котором можно просто выйти на сцену и петь, и играть, насрав на то, что у тебя, может, нет никаких для этого способностей, но зато есть что-то такое, что ты хочешь сказать, – такого контекста на тот момент уже не было. А слушал музыку я всегда с удовольствием, искал что-то новое. Началось все с полузапрещенных в середине восьмидесятых «Машины времени» и «Динамика», потом – группы Ленинградского рок-клуба, затем– сибирский панк и прочий андеграунд. В середине девяностых, когда я уже жил в Минске, я познакомился с Юрой Романовым, редактором могилевского самиздат-журнала «Окорок», довольно известного на пространстве всего СССР. Он, в свою очередь, дал мне контакт Сергея Гурьева, одного из редакторов легендарной «Контркультуры», и я познакомился с ним, когда в 2000-м переехал в Москву. Благодаря этим контактам я мог более или менее следить за андеграундной сценой – интернет тогда еще не был настолько распространен, соцсетей не было. Отчеты, о которых вы говорите, это, очевидно, «Топ-5 московских концертов сезона 2001–2002», написанный для одной из поздних инкарнаций «Окорока». Там, среди прочих, упоминаются актюбинская «Адаптация», тюменский «Чернозем». Примерно в то время я косвенно поспособствовал первому концерту «Адаптации» у себя на родине, в Могилеве – свел могилевских организаторов концертов с лидером группы Ерменом Анти. В последние годы я уже меньше слежу за музыкальным андеграундом. Не потому, что он стал менее интересным, скорее, наоборот. Просто мне, наверное, хватает того, что я и так уже знаю и слушаю.  Отчет Владимира Козлова о концертах начала нулевых Вы сняли фильм о сибирском панке «Следы на снегу», в рамках которого опросили множество сибирских музыкантов. Общение с кем из них запомнилось больше всего? Поддерживаете ли вы с ними связь? Наверное, больше всего запомнилось интервью с Мирославом Немировым. Не только из-за того, что там конкретно было сказано, но и потому, что многого он не успел сказать. Я снимал его в Королеве, в парке у пруда, в середине октября 2013 года. Немиров с энтузиазмом и энергично рассказывал об истории создания тюменского рок-клуба и группы «Инструкция по выживанию». При этом уже тогда он был серьезно болен, и говорить ему было тяжело. В какой-то момент он начал напевать текст песни и резко вскочил с лавки – я еле успел поднять камеру, чтобы не выпустить его из кадра. А потом, рассказав, может, лишь половину того, о чем я расспрашивал, он вдруг сказал: «Всё, я устал. Пошли к нам слушать The B-52s». При этом материала и так было много, и я решил, что для фильма достаточно. И не стал просить о повторной встрече. А в феврале 2016-го, через год с небольшим после премьеры фильма, Немиров умер… Вспоминается еще интервью с Ником Рок-н-роллом – самое первое интервью, снятое для фильма. Ник – один из немногих героев фильма, с которыми я был уже знаком на тот момент, и поэтому выйти на него и договориться об интервью было сравнительно просто. Я предложил встретиться недалеко от метро Менделеевская – там живописное место, стены, покрытые постоянно обновляемыми граффити. На их фоне я снимал Ника, и он тоже не подвел, говорил увлеченно, хотя иногда и уходил на территории, далекие от сибирского панк-рока. После интервью с ним я подумал, что фильм должен получиться. А следующим я снимал Кузю Уо – воспользовался тем, что меня пригласили на фестиваль в Питер с первым фильмом, «Десяткой», и разыскал его. Мне говорили, что он бухает, и поэтому никакого интервью не даст. Но я позвонил, и он сразу согласился, был почти трезвый – лишь в процессе интервью слегка «подзаправлялся» пивом. Снимали интервью прямо на улице, на лавочке неподалеку от метро «Чернышевская». Мимо все время ходили люди, но нам не мешали. Кузя находился в очень благостном, каком-то, что ли, умиротворенном настроении. Вообще же, практически все, с кем я общался, оживлялись, вспоминая о восьмидесятых. Кто-то был более разговорчивым, кто-то менее, но вытаскивать слова ни из кого не приходилось. Правда, особо близких отношений ни с кем не возникло: я умышленно с самого начала занял несколько отстранtнную позицию, это было частью, что ли, замысла. Ваша проза стилистически довольно монолитна, но в романе «Lithium» появились первые ласточки чего-то принципиально иного – абстрактно-поэтические тексты героя группы, написанные вами. Будете продолжать эту линию? Эти тексты не были написаны специально для книги, это мои собственные тексты, написанные примерно в то же время, когда происходит действие книги – вернее, в несколько более широком временном отрезке, между 1993-м и 1998-м годами. Я нигде их не публиковал и не читал, и уже лет двадцать ничего подобного не пишу: в какой-то момент просто пропало желание, тем более, что тогда я уже много писал прозу. Но, придумывая своего героя, я решил, что он вполне мог бы писать что-то подобное, чуть подредактировал и включил в роман. Возвращаться к таким текстам не планирую, они для меня были частью конкретного времени, конкретной реальности и ее восприятия, которое давно уже сильно изменилось. Вы начинали с, по большому счету, автобиографических работ, после чего на первый план в вашей прозе вышла остросюжетность (как в детективе-нуар «1986»). Как я представляю себе, ваша нынешняя жизнь отличается от жизни описываемых героев – в основном это работа и творческие дела (съемки фильмов, написание и презентации книг). Располагает ли этот материал к тому, чтобы быть описанным в прозе? Я в принципе потерял интерес к автобиографическим текстам уже довольно давно. То есть, вспомнить свои детские и юношеские годы – как в «Гопниках» или «Школе», – посмотреть на то время с сегодняшних позиций, задокументировать ту реальность было интересно. А о себе нынешнем, о своей сегодняшней жизни я писать не хочу. С одной стороны, она действительно не настолько интересна с точки зрения литературы, с точки зрения историй, а ставить себя в центр текста, привлекать внимание к себе любимому я не умею и не люблю. С другой стороны, я в принципе достаточно давно отказался от идеи фотографирования реальности, мне больше нравится что-то придумывать: истории, героев, ситуации, играть с реальными событиями и людьми, с жанровыми приемами. Ваша проза вполне воспринимается в контексте современной литературы, вы периодически заходите на ее территорию (публикуетесь в толстом журнале, участвуете в премиях, литературных чтениях), но при этом по сути остаетесь полным одиночкой. И даже в одном издательстве долго не уживаетесь. Это сознательная политика отстранения, воля случая, или что-то еще? Быть одиночкой – совершенно нормальное, естественное для меня состояние. Я десять лет учился в школе с людьми, с которыми у меня не было ничего общего, потом, в институте, таких тоже было большинство. В литературе я начинал в «Ад Маргинем», издательстве, которое на тот момент более или менее открыто противопоставляло себя общему литературному мейнстриму, и меня это вполне устраивало, я не был частью какой-то тусовки, я оставался одиночкой. И позже, когда я публиковался в других издательствах, у меня было и есть мало общего с «актуальным» контекстом. Я о нем вообще не думаю, я делаю то, что интересно мне, то, что я хочу делать, считаю правильным. Возникают пересечения – прекрасно, нет – нет. Я не отстраняюсь специально, но тусоваться с людьми, на которых мне насрать, лизать кому-то жопу ради присутствия в одной из тусовок и вытекающих отсюда привилегий – это на хуй! Оформить предзаказ на «Lithium» можно здесь.  Вконтакте
 Twitter
|
